Владелец кинотеатра уставился на него:
- В прошлом году полицейские убили в кино человека, и когда мертвеца вытащили, сеанс возобновился!
- А теперь будет по-иному, - сказал падре. - Алькальд стал другим.
- Подойдут новые выборы - опять начнутся убийства, - запальчиво возразил владелец кино. - Так уж повелось в этом городке с тех пор, как он существует.
- Увидим, - отозвался падре.
Владелец кинотеатра укоризненно посмотрел на священника, но, когда он, потряхивая рубашку, чтобы освежить грудь, заговорил снова, голос его звучал просительно:
- За год это третья картина, которую можно смотреть всем, - сказал он. - В воскресенье три части не удалось показать из-за дождя, и люди очень хотят узнать, какой конец.
- Колокол уже прозвонил, - сказал падре.
У владельца кинотеатра вырвался вздох отчаяния. Он замолчал, глядя в лицо священнику, уже не в состоянии думать ни о чем, кроме невыносимой духоты.
- Выходит, ничего нельзя сделать?
Падре Анхель едва заметно кивнул. Хлопнув ладонями по коленям, владелец кинотеатра встал.
- Что ж, - сказал он, - ничего не поделаешь.
Сложив платок, он вытер им потную шею и обвел комнату суровым и горьким взглядом.
- Прямо как в преисподней, - сказал он.
Падре проводил его до двери, закрыл ее на засов и сел заканчивать письмо. Перечитав его с самого начала, дописал незаконченный абзац и задумался. Музыка, доносившаяся из громкоговорителей, внезапно оборвалась.
- Доводится до сведения уважаемой публики, - зазвучал из динамика бесстрастный голос, - что сегодняшний вечерний сеанс отменяется, так как администрация
кинотеатра хочет вместе со всеми выразить свое соболезнование.
Узнав голос владельца кинотеатра, падре Анхель улыбнулся.
Становилось все жарче. Священник продолжал писать, отрываясь лишь затем, чтобы вытереть пот и перечитать написанное, и исписал целых два листа. Он уже подписывался, когда хлынул дождь. Комнату наполнили испарения влажной земли. Падре Анхель надписал конверт, закрыл чернильницу и хотел было сложить письмо вдвое, но остановился и перечитал последний абзац. После этого, снова открыв чернильницу, он добавил постскриптум: "Опять дождь. Такая зима и события, о которых я вам рассказывал выше, наводят на мысль, что впереди нас ожидают горькие дни".
II
В пятницу рассвет был сухой и теплый. Судья Аркадио, очень гордившийся тем, что, с тех пор как начал спать с женщинами, всегда любил по три раза за ночь, этим утром в лучший момент оборвал шнурки, на которых держалась москитная сетка, и они с женой, запутавшись в ней, свалились на пол.
- Оставь так, - пробормотала она, - потом поправлю.
Они вынырнули, голые, из клубящегося тумана прозрачной ткани. Судья Аркадио пошел к сундуку и достал чистые трусы. Когда он вернулся, жена, уже одетая, прилаживала москитную сетку. Не взглянув на нее, он прошел мимо и, все еще тяжело дыша, сел с другой стороны кровати обуться. Она подошла, прижалась к его плечу круглым тугим животом и слегка закусила зубами его ухо. Мягко отстранив ее, он сказал:
- Не трогай меня.
Она ответила жизнерадостным смехом и, последовав за ним, ткнула у самой двери указательными пальцами в спину:
- Н-но, ослик!
Подскочив, судья Аркадио оттолкнул ее руки. Она оставила его в покое и снова засмеялась, но внезапно, сделавшись серьезной, воскликнула:
- Боже!
- Что случилось?
- Дверь, оказывается, была настежь! Ой, какой стыд!
И она с хохотом пошла мыться.
Судья Аркадио не стал дожидаться кофе и, ощущая во рту мятную свежесть зубной пасты, вышел на улицу.
Солнце казалось медным. Сирийцы, сидя у дверей своих лавок, созерцали мирную реку. Проходя мимо приемной доктора Хиральдо, судья провел ногтем по металлической сетке двери и крикнул:
- Доктор, какое самое лучшее лекарство от головной боли?
Голос врача ответил:
- Не пить на ночь.
На набережной несколько женщин громко обсуждали содержание нового листка, появившегося этой ночью. Рассвет был ясный, без дождя, и женщины, направлявшиеся к пятичасовой мессе, увидели и прочитали листок, теперь уже о нем знали все. Судья Аркадио не остановился: у него было чувство, будто кто-то, как быка за кольцо в носу, тянет его к бильярдной. Там он попросил холодного пива и таблетку от головной боли. Только что пробило девять, но заведение было уже переполнено.
- У всего городка головная боль, - сказал судья Аркадио.
Взяв бутылку, он пошел к столику, за которым с растерянным видом сидели перед стаканами пива трое мужчин, и опустился на свободное место.
- Опять? - спросил он.
- Утром нашли еще четыре.
- Про Ракель Контрерас читали все, - сказал один из мужчин.
Судья Аркадио разжевал таблетку и глотнул прямо из бутылки. Первый глоток был неприятен, но потом желудок привык, и вскоре он почувствовал себя вновь родившимся.
- Что же там было написано?
- Гадости, - ответил мужчина. - Что уезжала она этом году не коронки на зубы ставить, а делать аборт.
- Стоило об этом сообщать! - фыркнул судья Аркадио. - Это и так все знают.
Когда он вышел из бильярдной, от обжигающего солнца заболели глаза, но утреннее недомогание прошло.
Он направился прямо в суд. Его секретарь, худощавый старик, занятый ощипыванием курицы, изумленно уставился на него поверх очков:
- Что сие означает?
- Надо предпринимать что-то с листками.
Шаркая домашними туфлями, секретарь вышел в патио и через забор передал наполовину ощипанную курицу гостиничной поварихе.
Через одиннадцать месяцев после вступления в должность судья Аркадио впервые сел за судейский стол. Деревянный барьер делил запущенную комнату на две части. В передней части, под картиной, изображавшей богиню правосудия с повязкой на глазах и весами в руке, стояла длинная скамья. Во второй половине комнаты стояли два старых письменных стола, один против другого, этажерка с запыленными книгами, и на маленьком столике - пишущая машинка. На стене, над креслом судьи, висело медное распятие, а на противоположной стене заключенная в рамку литография - толстый лысый улыбающийся человек с президентской лентой через плечо, и под ним надпись золотыми буквами: "Мир и Правосудие". Литография была единственным новым предметом в комнате.
Закрыв лицо чуть не до самых глаз носовым платком, секретарь принялся метелкой из перьев сметать пыль со столов.
- Если не закроете нос, будете чихать, - сказал он судье Аркадио.
Совет был оставлен без внимания. Судья Аркадио вытянул ноги и, откинувшись во вращающемся кресле, попробовал пружины сиденья.
- Не разваливается? - спросил он.
Секретарь отрицательно мотнул головой.
- Когда убивали судью Вителу, пружины выскочили, но теперь все отремонтировано.
И, дыша по-прежнему через платок, добавил:
- Алькальд сам велел его починить, когда правительство сменилось и повсюду начали разъезжать ревизоры.
- Алькальд хочет, чтобы суд работал, - отозвался судья.
Выдвинув средний ящик, он достал из него связку ключей и начал открывать один за другим остальные ящики стола. Они были набиты бумагами, и судья Аркадио, бегло листая их, убедился, что там нет ничего заслуживающего внимания. Потом, заперев ящики, он привел в порядок письменные принадлежности: стеклянный прибор с двумя чернильницами, для синих и красных чернил, и две ручки тех же цветов. Чернила давно высохли.
- Вы алькальду пришлись по душе, - сказал секретарь.
Раскачиваясь в кресле, судья угрюмо наблюдал, как он смахивает пыль с барьера. Секретарь посмотрел на него так, словно хотел навсегда запечатлеть в своей памяти именно таким, каким он видел его в этот миг, при этом освещении; а потом, показывая на него пальцем, сказал:
- Вот как вы сейчас, точь-в-точь, сидел судья Витела, когда его кокнули.
Судья потрогал жилки на висках. Головная боль возвращалась.
- Я сидел вон там, - кивнув на пишущую машинку, продолжал секретарь.
Не прерывая рассказа, он обошел барьер и облокотился на него с наружной стороны, нацелившись ручкой пером, как винтовкой, в судью Аркадио, словно бандит в сцене ограбления почты в каком-нибудь ковбойском фильме.
- Трое наших полицейских стали вот так, - показал он. - Судья Витела, как увидел их, сразу поднял руки и сказал очень медленно: "Не убивайте меня", но тут же кресло повалилось на одну сторону, а он на другую насквозь прошили свинцом.
Судья Аркадио сжал голову руками. Ему казалось, что его мозг пульсирует. Секретарь снял наконец с лица платок и повесил метелку за дверью.
- И все почему? Сказал в пьяной компании, что не допустит подтасовки на выборах, - добавил он и растерянно замолчал: судья Аркадио, прижав руки к животу, крючился над столом.
- Вам плохо?
Судья ответил утвердительно и, рассказав о прошедшей ночи, попросил секретаря принести из бильярдной болеутоляющее и две бутылки пива.
