- Я думал, она меня будет задерживать. И не верил, что сумею, поборов слабость, преодолеть ее сопротивление. И тогда моя слабость могла бы легко обернуться ненавистью. Этого я как раз и боялся. Да, я боялся того мгновения страха.
- Мгновения страха?
- Да, так это можно назвать.
- Вы имеете в виду мгновение, когда ваша жена спускалась по лестнице?
- Да, вероятно, это и было подобное мгновение. Во всяком случае, я очень испугался, очень, очень. Вел себя, как жалкий трус. Но это не относится к делу. Я говорю о себе только потому, что по этой причине я буду согласен с любым вашим приговором.
Каждый раз, когда подсудимый так или иначе касался будущего приговора, в зале наступало замешательство, нечто вроде тягостного молчания. И это дало возможность подсудимому вполголоса продолжать свою речь:
- Я уже спросил господина адвоката...
- Что спросили? - сказал председатель суда, по-видимому тоже напуганный.
- Я уже спрашивал господина адвоката, существует ли...
- Говорите, пожалуйста, немного громче!
- Он сказал, что такого закона нет, хотя, на мой взгляд, его следовало бы ввести.
- Какого закона?
- О том, что человек совершает подлость, если из-за своей слабости или из-за своих эгоистических колебаний доводит другого человека до того, что тот плачет или чувствует себя виноватым. И за эту подлость нужно наказывать. Возможно, вы установите, господа, что в этом пункте я все же сын своей матери, хотя я и внушал себе, будто сделал буквально все возможное, чтобы не стать таким, как она. Словом, если вы установите, то тогда... Но такого закона нет.
- Почему ваша жена должна была чувствовать себя виноватой? - спросил председатель суда.
- Не исключено, что это было всего лишь мимолетное настроение, - сказал подсудимый. - Откуда я знаю?
Но тут в допрос опять включился прокурор, которому председатель суда предоставил слово кивком головы.
- Скажите, вы считаете возможным, что жена обсуждала с кем-то посторонним ваш брак?
- С кем-то посторонним?
- Ну да, с приятелем или с приятельницей.
- У нас не было приятелей.
- У вашей жены тоже не было?
- Чтобы ответить на этот вопрос, разрешите мне, пожалуйста, уточнить его, так сказать, в вашем духе, господин прокурор. Вы хотели бы узнать от меня, не оставила ли жена мой дом ради другого мужчины? Не так ли? Почему, собственно, не называть вещи своими именами? Неужели вы считаете меня таким ханжой? Или таким оголтелым собственником? Кстати, и господин адвокат, которого мне дал суд, спрашивал меня то же самое. Более того, он недвусмысленно намекал на это. И все вы правы. Почему бы и нет? Жена моя еще молода, она интересная женщина.
- Подсудимый! - прервал подсудимого председатель суда.
- Извините! Но ведь я отвечаю на поставленный вопрос. К сожалению, мой ответ вас разочарует. Я утверждаю, что задача найти этого другого человека - задача суда, а вовсе не моя. И до тех пор, пока он не найден - пусть он будет даже ангелом, - до тех пор, пока он не найден, меня следует держать в качестве заложника.
Председатель суда снова призвал подсудимого к порядку, указав на недопустимость его издевательского тона.
Поскольку у прокурора больше не было вопросов, председатель продолжил судебное следствие сам.
- Давайте займемся сейчас теми минутами, когда ваша жена спускалась по лестнице.
Для прояснения обстоятельств дела следует восстановить картину во всех подробностях. Даже незначительные детали важны для следствия. Согласно показаниям подсудимого, он находился в тот момент на кухне и вытряхивал из пепельницы окурки. И тут он услышал какие-то непривычные шорохи.
- Что вы услышали?
- Скрип двери наверху или, быть может, скрип половицы на втором этаже.
- Вы сразу же поняли, что идет ваша жена?
- Кто же это мог быть еще?
- Ну, к примеру, прислуга.
- Прислуга? Нет, я сразу узнал, кто идет.
- Объясняете ли вы это тем, что подсознательно ожидали: ваша жена спустится вниз?
- Это могла быть только жена, и никто другой. Вот и все.
- Ну и как вы поступили?
- Стал прислушиваться.
- Вы уже вытряхнули пепельницу?
- Да, по-моему. Трудно теперь припомнить.
- Но ведь вы держали ее в руке?
- Вероятно. Что случилось с пепельницей?
- А дальше? Что вы сделали потом?
- Ничего. Ничего не в силах был сделать. У меня захватило дух. Я замер. Чувствовал, будто меня застали врасплох.
- Но почему, собственно? Вы ведь не совершили ничего предосудительного. Даже ничего из ряда вон выходящего.
- Моя ошибка состояла в том, что я совершенно отключился. Я забыл, что надо постоянно... Я так и не успел отреагировать.
- Ну хорошо, а потом?
- Я слышал, как она спускалась по лестнице. Очень медленно - во всяком случае, мне так показалось. Мне и сегодня так кажется, хотя, очевидно, спускалась она совсем недолго. Потом я ее увидел. Сперва туфли, ноги.
- Увидели из кухни?
- Да.
- От кухонного буфета лестницы не видно.
- Я, кажется, дошел до дверей кухни, ничего, впрочем, не соображая. Да, так оно и было. Мне пришлось прислониться к дверному косяку. Я не в силах был держаться на ногах. Подумал даже, что меня уже вовсе не видно...
- Как это? И почему вам пришла в голову такая странная мысль?
- Не знаю... Какой-то провал.
- Провал в памяти?
- Нет, не в памяти. Я имею в виду дверь кухни. Провал в пустоту.
- Ну ладно. Потом вы опять пришли в себя?
- Пришел в себя?
- Или, скорее, взяли себя в руки?
- Так всегда говорят задним числом. Пустое хвастовство.
- Что же вы подумали?
- Ровным счетом ничего, господин председатель суда. Поверьте, в такие минуты ни о чем не думаешь. Не имеет смысла, ты на это вовсе не способен. Человек просто действует.
- Ну и как вы действовали?
- Я сдался. Уступил.
- Кому, скажите на милость, вы уступили? Или что вы уступили?
- Кому? Что? - запинаясь повторил подсудимый.
- Вы уступили своей жене?
- Почему своей жене? Нет, не ей.
- Но вы ведь так сказали. Интересно, что вы при этом имели в виду?
- Я сдался, не стал сопротивляться. Да и сопротивление было бесполезно. Слишком поздно. Я просто распустился. Иначе...
- Иначе?
- Не знаю, что случилось бы иначе. Трудно себе представить.
- Стало быть, вы приняли что-то вроде решения.
- Но ведь я уже сказал вам, что совершенно оцепенел. Как можно в таком состоянии что-то решать? Я даже вынужден был прислониться к косяку.
- А жена?
- Жена? Что с ней?
- Заметила она ваше состояние?
- Как я могу это знать? Заметила, конечно. То есть я хочу сказать, наверно, она чувствовала то же, что и я.
- Ну хорошо. Давайте задержимся немного на этом ответе. Вы, значит, стоили в дверях кухни, прислонившись к косяку. К левому или к правому?
- К... к... Разве это существенно?
- Существенно или несущественно - предоставьте решать нам.
- Но я и впрямь не помню. Наверно, к левому, так мне по крайней мере сейчас кажется. Не исключено, впрочем, что я и вовсе не прислонялся. Только теперь мне это так представляется.
- Хорошо, остановимся на левом косяке. Конечно, если вы не возражаете. А где была пепельница?
- Пепельница?
- Да, вы ведь пошли на кухню, чтобы вытряхнуть из пепельницы окурки, и сказали, что уже сделали это. Стало быть, пепельница была где-то рядом.
- А теперь ее нельзя найти, что ли?
- Где пепельница, мы вас спрашиваем.
- Где-нибудь она должна отыскаться. Наверно, я поставил ее на кухонный буфет. Или на стол в кухне. Может быть, прислуга... Что случилось с этой пепельницей?
- Отлично, вы, значит, поставили ее куда-то. Скажем, для того, чтобы освободить руки. В какую пепельницу вы в тот вечер стряхивали пепел?
- В какую? В ту, что стояла в гостиной. Это была определенная пепельница.
- Опишите ее, пожалуйста.
- Большая пепельница. Моей жене она не нравилась. Жена говорила, чтобы я унес ее к себе в контору. Там она будет на месте. Жена не раз покупала пепельницы поменьше, но пепел часто просыпался мимо. Поэтому мы так и не расстались со старой пепельницей. Она была мраморная, зеленоватая. Такие пепельницы повсюду продаются.
- Стало быть, довольно тяжелый предмет?
- Да. Жена приклеила к внешней стороне дна кусочек войлока, чтобы пепельница не царапала стол.
- Пепельница у вас круглая?
- Нет, шестигранная или восьмигранная, стало быть, с углами.
- Ну а сколько она примерно весит?
- Сколько весит? Но кому придет в голову взвешивать пепельницу? Наверно, полкило или кило. Скорее, по-моему, кило.
- Ну хорошо. Как вы объясните тот факт, что эта пепельница была найдена на четвертой ступеньке и притом у самых перил?
- На четвертой?.. Хорошо, и что же вам еще нужно? Значит, она нашлась. Тогда все в порядке.
- Но вы ведь только что утверждали, будто оставили ее на кухне.
- Какое это вообще имеет значение? Выходит, я держал ее в руке и поставил на ступеньку, чтобы она мне не мешала. Вы ведь сами видите, что у меня не было времени обращать внимание на такие мелочи.
