Ознакомительная версия.
– От мечты – нет. А от купли-продажи – да.
Вот! Ещё одна причина, по которой меня не приняли в училище! Теперь их – три. Первая: предполагаемый дефект речи. Вторая: слишком хорошо подготовилась и со мной нечего делать. Третья: надо было заплатить кругленькую сумму. Какая из этих причин действительно имела место быть?…
(…Никогда потом я не рассказывала Брееву об этом визитёре. Но я была уверена, что Борис Александрович здесь – абсолютно ни при чём. Всё-таки я разбираюсь в людях, и белое от чёрного могу отличить. Да и зачем бы он возился со мной столько времени, если бы всё решалось только деньгами?!)
* * *
Иногда на наши занятия заглядывали артисты Москонцерта и Росконцерта, профессионально работающие на сцене. Кто-то из любопытства, кто-то спросить совета у Бойко, а кто-то искал себе партнёра.
Однажды пришёл тощий дядечка с чеховской бородкой. Илья Николаевич. Оказалось – артист оригинального жанра. Показывает на сцене фокусы, с элементами пантомимы. С ним работала партнёрша, но сейчас вышла замуж и ушла в номер к своему мужу, а Илья Николаевич остался без партнёрши. И вот, он искал срочно замену.
– Пойдёте ко мне в номер? – спросил он меня.
– Извините, нет.
– Почему?
Я не хотела его обижать, и поэтому не призналась ему, что не люблю фокусы, просто терпеть не могу. Сказала:
– Я не справлюсь.
– Справитесь! Там нет ничего сложного. Тросточкой покрутить, это я вас в два счёта научу, за полчаса. А остальное – выйти, подать платок. Вынести цилиндр, унести. Просто надо хорошо, пластично двигаться, а вы это умеете. Даже лучше моей бывшей партнёрши.
Пришлось сознаться:
– Я не могу. Я готовлю свою программу.
– А, вот оно что…
– Позовите кого-нибудь другого, у нас все девочки хорошие.
– Никто другой мне не нравится. Но я вас уговорю.
Живёт фокусник, как и я, на «Речном вокзале», домой едем вместе, и он всю дорогу меня уговаривал.
Бойко, узнав, что я отказалась, заорал:
– Иди! Непременно иди! Это такой шанс!
– Зачем, Анатолий Иванович?
– Тебе же надо зацепиться. Просто зацепиться!
– Да не хочу я ни за кого цепляться! Если бы мне надо было «просто зацепиться», я бы пошла в театр к Енгибарову. Но я даже к Енгибарову не пошла! Потому что не могу делать НЕ СВОЁ. Вы же знаете, у меня программа готова, я же вам показывала.
– Показывала. Но ты, видно, не отдаёшь себе отчёта, что пробиться очень трудно – вот так, с целой программой. Одной! Женщина-клоун – в нашей стране этого нет. Так что ты насчёт Игоря подумай ещё.
А чего тут думать? Это же так скучно: подавать шарики, тросточку, шляпу… Это ведь и дурак может! А Бойко твердит:
– Соглашайся! Непременно соглашайся!
– А как же мои клоунады?
– Потом.
– Когда ПОТОМ? Через СТО ЛЕТ?!
* * *
По утрам стала ездить репетировать в маленький клуб в Марьиной роще, где летом репетировал Мой Клоун. Клуб завода алюминиевых изделий.
…Я ездила туда осень и зиму, и ни разу не застала там никого, кроме вахтёрши, сидящей на входе в старом, продавленном кресле. Даже не знаю, происходило ли там ещё что-нибудь когда-нибудь. Может, показывали кино по воскресеньям, не знаю. Клуб был совершенно ветхий, в аварийном состоянии. Почему он был открыт все дни, и что там сторожила бабуля у входа, было непонятно. Может, она тут работала уже тысячу лет и дряхлела вместе с клубом, они оба были в аварийном состоянии, но уволить бабулю никто не решался, чтобы не лишить её смысла жизни, и сломать клуб тоже не решались, пока жива в старом кресле старенькая бабуля…
Я так уверенно и спокойно приходила, что она и не заподозрила, что я – самозванка, никому не плачу за аренду зала и за свет. Хотя свет я очень экономила, включала только одну рабочую лампочку на сцене… Надевала своё чёрное трико, «чешки», доставала зонтик в заплатах и скрипочку, купленную в Марьинском мосторге… Мне казалось, что из полутьмы зала на меня смотрит Енгибаров, как совсем недавно смотрела на него я. И только для него я показывала свои странные пантомимы – свои стихи без слов… Герой моих сценок был одинок, неприкаян, бездомен… он бродил по улицам, под дождём и ветром, он мёрз и нигде не мог найти для себя пристанища… он хватался за любую работу, расклеивал афиши, играл на скрипочке, мёл улицы… и никто не знал, что в душе он – не просто бродяга, а поэт…
Когда мне не хватало жестов, я начинала читать стихи – как когда-то на бульваре, когда мы шли с ним в первый день его гастролей, и он попросил меня: «Почитай свои стихи».
И я читала ему – надеясь, что он каким-то мистическим образом слышит меня…
Мне снится полумрак манежа,
Пустынность утренних кулис…
И Вы.
И властная небрежность,
С какой Вы по ковру прошлись…
Проснусь в предчувствии недобром
И буду слушать до утра,
Как волны галькою холодной
Звенят на краешке двора…
И купол серого брезента
Охлёстан ливнем затяжным…
Сентябрь…
Сочинское лето
С трудом, но помнить Вы должны…
Тогда ходила я за Вами,
шепча:
«Ах, упаси Вас Бог
от яда и трясины славы…»
* * *
Бойко придумал для нашей студии маленький спектакль «Стекло».
Двое рабочих выносят огромное стекло и устанавливают его поперёк сцены. Стекло, разумеется, воображаемое. Они его тщательно «протирают» и уходят. И тут начинают возникать персонажи – прохожие. Каждый из них идёт по своим делам и, не видя «стекла», натыкается на него. Персонажи – это все члены нашей студии.
Каждый придумывал свою роль сам. Каждый обыгрывал встречу со «стеклом», с этой невидимой преградой – как хотел: в силу своего характера. Кто-то его пытался разбить, кто-то – обойти, перелезть. А я – проходила СКВОЗЬ него…
Нашу студию приглашают иногда выступить. Зрители восторженно принимают мастер-класс: пантомима – всё ещё необычное, редкое зрелище. Смеются над «Стеклом» – это вещь и комическая, и психологическая, и философская одновременно. Зрелищный номер «Огонь, ветер, вода». Здесь можно показать, как телом можно изобразить всё, что угодно, даже любую стихию природы. Выступали в Бауманском училище, в военной академии, в клубе МГУ, ещё где-то… Ездили куда-то в область. Здорово, конечно. Какой-то опыт нарабатывается. Уже не так страшно выходить на сцену, как в первый раз. Но сцена – это всё-таки не манеж. И я никогда её не полюблю. Так, как манеж.
* * *
Бойко спросил:
– Хочешь дополнительно репетировать?
– Да!
– Приходи ко мне на ВДНХ. Я там репетирую с профессионалами. Но ты приходи. Что-нибудь придумаем и для тебя…
(А фокусник меня так и не уговорил!)
* * *
И я стала ездить по утрам на ВДНХ. Одно утро – в Марьину Рощу, другое – на ВДНХ.
…Зима была сумасшедшая. Морозы трещали почти сибирские. Утром на ВДНХ ни души. Бело, пусто, как будто вымерзший город. Кто-то в этих павильонах копошился, наверное, какая-то внутренняя, невидимая снаружи жизнь там, видимо, шла. Но посетителей, праздно гуляющих в десять утра при минус 25 – никого! Это – удивительное зрелище: захожу в Центральный вход, передо мной помпезные павильоны, застывшие фонтаны и – ни души! Никого. Как будто мёртвый античный город, раскопанный в снегах. Красиво и жутко.
…До шапито – довольно далеко, хорошо, если по дороге открытый трамвайчик попадётся, а так – беги, хрусти снегами, выдыхай пар изо рта, как паровоз…
…В репетиционном зале холодно. Нас человек восемь. И Бойко. Приходит Борис Амарантов. Олег Кирюшкин с Наташей, девочкой японской наружности. Бойко ставит им номер. С воздушным шариком. Он придумал его этой зимой. Предложил Олегу, он согласился. Стали искать партнёршу: чтобы и по росту и по пластике. Бойко предложил мне. Я, естественно, отказалась.
– Послушай, ты такая привередливая!
– Какая уж есть! Хотя… почему привередливая?
– Я тебе – номер, кстати – довольно цирковой, между прочим, когда придумывал, о тебе думал, я тебе – отличного партнёра, а ты – носом воротишь!
– Я хочу показывать СВОЁ, Анатолий Иванович!
Да, «Шарик» – милый номер, но – это не моё. Это просто милая штучка, а я хочу говорить о СМЫСЛЕ ЖИЗНИ! Как Мой Клоун.
…Идёт прогон «Шарика».
– Ну как, жалеешь, небось? – спрашивает меня Бойко.
– Нет.
Он посмотрел недоверчиво.
– А я их через две недели уже выпускаю на сцену. И ты могла бы…
Ознакомительная версия.
