ведь я не раз оступался из-за моего дурного, сатанинского нрава. Вот
этот человек... Андрокл (поспешно). Не хлопай меня по спине, брат. Она знает, что ты обо мне
говоришь. Ферровий. Как бы я хотел быть слабым, как этот наш брат! Быть может, я был
бы тогда таким же кротким и смиренным. И все же по соизволению божию
мои испытания не столь тяжки, как его. Я слышу рассказы о том, что
чернь насмехается над нашими братьями, осыпает их камнями и бранью, но
когда появляюсь я, этому всему наступает конец: я успокаиваю страсти
толпы; язычники слушают меня в молчании и нередко после задушевного
разговора с глазу на глаз обращаются в истинную веру. С каждым днем я
чувствую себя счастливей, увереннее в себе. С каждым днем легче
становится тяжкий груз великого страха. Лавиния. Великого страха? Что это?
Ферровий качает головой и не отвечает. Он садится на
землю слева от Лавинии и в мрачном раздумье закрывает
лицо руками.
Андрокл. Понимаешь, сестра, он себе не доверяет. А вдруг в последний момент
на арене один из гладиаторов, готовых с ним сразиться, скажет
что-нибудь ему не по вкусу, и он забудется и собьет его с ног? Лавиния. Это было бы великолепно. Ферровий (в ужасе вскакивая). Что? Андрокл. О, сестра... Ферровий. Великолепно предать Спасителя, как это сделал Петр! Великолепно
вести себя как последний негодяй в день испытания! Женщина, ты не
христианка. (Отходит от нее на середину площади, словно соседство с ней
может его осквернить.) Лавиния (смеясь). Да, Ферровий, я не всегда христианка. Я думаю, и остальные
так. Бывают мгновения, когда я забываю, что я христианка, и тогда у
меня сами собой вырываются такие вот слова. Спинто. Не все ли равно, что сказать? Если умрешь на арене, ты будешь
мучеником, а мученики попадают на небеса, как бы они ни вели себя на
земле. Правда ведь, Ферровий? Ферровий. Да, если мы до конца тверды в своей вере. Лавиния. А я не очень в этом убеждена. Спинто. Не говори так. Это богохульство. Не говори так, прошу тебя. Мы
спасемся, как бы мы ни вели себя здесь. Лавиния. Возможно, вы, мужчины, и вознесетесь на небеса на триумфальных
колесницах, гордо подняв головы, под приветственные звуки золотых труб.
Но мне разрешат протиснуться в щелочку райских врат, только если я как
следует попрошу. Я не всегда хорошая, я хорошая лишь временами. Спинто. Ты болтаешь глупости, женщина. Говорю тебе, мученичество все спишет. Андрокл. Будем надеяться на это, брат, ради тебя. Ты ведь хорошо
повеселился, когда разорял храмы? Боюсь, для человека с твоим
темпераментом на небесах будет скучновато.
Спинто угрожающе ворчит.
Не сердись, я просто хочу тебя утешить, если ты умрешь вдруг сегодня
ночью естественной смертью у себя в постели. В городе чума. Спинто (поднимается и, жалкий в своем страхе, начинает бегать по площади).
Об этом я и не подумал. О боже, пощади меня, дай мне принять
мученический венец! О, заронить такую мысль в голову своего брата! Дай
мне принять муки сегодня, сейчас. А то я умру ночью и попаду в ад. Ты
колдун, ты заронил в мою душу смерть. Будь ты проклят! Будь ты проклят!
(Пытается схватить Андрокла за горло.) Ферровий (беря его железной хваткой). Это что такое брат? Гнев? Насилие?
Поднять руку на брата-христианина! Спинто. Тебе легко. Ты сильный. Нервы у тебя в порядке. А я весь пронизан
заразой.
Ферровий инстинктивно отдергивает руку, на его лице
отвращение,
Я пропил свои нервы. Теперь меня всю ночь будут мучить кошмары. Андрокл (сочувственно). Не расстраивайся так, брат. Все мы грешны. Спинто (хнычущим голосом, стараясь найти в его словах утешение). Да, если бы
правда вышла на свет, верно, вы оказались бы не лучше меня. Лавиния (презрительно). Это тебя утешает? Ферровий (сурово). Молись, брат, молись. Спинто. Что толку молиться? Если мы примем муки, мы попадем на небеса, не
так ли? Неважно, молились мы или нет. Ферровий. Это еще что?! Не хочешь молиться?! (Снова хватая его.) Сейчас же
молись, собака, пес шелудивый слизкая змея, грязный козел, или... Спинто. На, бей меня, топчи меня. Я тебе прощаю, помни об этом. Ферровий (отталкивая его, с отвращением). Фу!
Спинто, покачнувшись, падает перед Ферровием.
Андрокл (протягивая руку и дергая Ферровия за полу туники). Любезный брат,
если тебе не трудно... ради меня. Ферровий. Ну? Андрокл. Не называй его именами животных. У нас на это нет права. У меня
были такие друзья среди псов! Домашняя змея - лучшая компания. Я
вскормлен козьим молоком. Разве справедливо по отношению к ним называть
такого... псом, змеей или козлом? Ферровий. Я имел в виду только то, что у них нет души. Андрокл (в сильном волнении, протестующе). О, поверь мне, есть. Как и у
тебя, и у меня. Право, я, наверно, не согласился бы жить в раю, если бы
знал, что там не будет животных. Подумай, как они страдают здесь, на
земле. Ферровий. Верно. Это справедливо. Они должны получить свою долю вечного
блаженства.
Спинто поднялся с земли и теперь крадется слева от
Ферровия; насмешливо фыркает.
(Гневно оборачивается к нему.) Что ты сказал? Спинто (съеживаясь от страха). Ничего. Ферровий (сжимая кулак). Животные попадут на небеса или нет? Спинто. Я же не говорил, что не попадут. Ферровий (неумолимо). Да или нет? Спинто. Да! Да! (Пробравшись наконец мимо Ферровия.) А, будь ты проклят! Так
меня напугал!
Слышен звук рожка.
Центурион (просыпаясь). Смирно! В колонну становись! Эй, пленные!
Поднимайтесь, пора двигаться.
Солдаты строятся; христиане встают с земли. Через
среднюю арку вбегает человек с воловьим стрекалом в
руке.
Погонщик волов. Эй, солдат, дорогу императору! Центурион. Императору! Где тут император? Может, это ты, а? Погонщик волов. Я обслуживаю зверинец. Моя воловья упряжка везет в Колизей
нового льва. Прочь с дороги! Центурион. Что? Идти сзади вас в пыли, среди кучи зевак, которые сбегутся со
всего города смотреть на льва? Держи карман шире. Мы пойдем первыми. Погонщик волов. Обслуживающий персонал зверинца входит в свиту императора.
Дорогу, говорю тебе. Центурион. Ты говоришь? Мне? Ну, так я тебе тоже кое-что скажу. Если
персонал, обслуживающий зверей, входит в императорскую свиту, то обед,
насыщающий их, также входит в нее. Это (указывая на христиан) - обед
твоего льва. Убирайся к своим волам подобру-поздорову и знай свое
место. Шагом марш!
Солдаты трогаются.
Эй вы, христиане, не отставать. Лавиния (отбивая шаг). Ну-ка, обед, за мной. Я буду оливки и анчоусы. Один из христиан (смеясь). Я буду суп. Другой. Я буду рыба. Третий. Ферровий будет жареный кабан. Ферровий (тяжеловесно). Неплохая шутка. Да, да. я буду жареный кабан. Ха,
ха! (Старательно смеется и уходит вместе со всеми.) Андрокл (следуя за ним). Я буду сладкий пирог.
Каждое заявление встречается все более громкими взрывами
смеха остальных христиан, которым шутка пришлась по
вкусу.
Центурион (возмущенно). Молчать! Подумайте о своем положении. Разве
мученикам пристало так себя вести? (Обращаясь к Спинто, который, дрожа
всем телом, плетется позади.) Я знаю, чем будешь ты на этом обеде
рвотным. (Грубо подталкивает его вперед.) Спинто. Это ужасно! Я не гожусь для смерти. Центурион. Больше, чем для жизни, грязная свинья.
Они уходят с площади в западном направлении. Под
центральной аркой появляется упряжка волов, тянущих
повозку, на которой стоит огромная деревянная клетка со
львом.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Место позади императорской ложи в Колизее, где
собираются перед выходом участники представления.
Посредине широкий проход на арену, идущий под
императорской ложей. С обеих сторон от него к входу в
ложу поднимаются лестницы, сходящиеся у площадки,
образующей над проходом мост. В начале прохода, с двух
сторон от него, бронзовые зеркала. На западной лестнице,
справа от выходящих из ложи и стоящих на площадке, сидят
мученики. Лавиния на средних ступеньках; она задумчива,
старается подготовить себя к тому, чтобы достойно
принять смерть. Слева от нее - Андрокл ласкает кошку,
ища себе утешения. Ферровий стоит позади них, глаза его
сверкают, тело напряжено; он полон решимости. У подножия
лестницы, в ужасе от приближающихся мук, скорчился,
обхватив голову руками, Спинто.
С другой стороны прохода спокойно стоят и сидят
гладиаторы, дожидаясь, как и христиане, своего выхода на
арену. Один из них (Ретиарий) почти обнажен. У него в
руке сеть и трезубец. Другой (Секутор) - в кольчуге, в
одной руке меч, в другой - шлем с опущенным забралом.
Немного в стороне от них на стуле сидит эдитор. В
проходе появляется мальчик, вызывающий актеров на сцену.
Мальчик. Шестой номер программы. Ретиарий против Секутора.
