Ознакомительная версия.
- Да, но, тетя Кэрстин, он ведь в ужасном состоянии! Я не могу этого видеть.
- Дорогая, Дирек очень впечатлителен; к тому же он был болен. В нашей семье у многих бывали видения. Это пройдет.
Недда горячо запротестовала.
- Я не верю, что это у него пройдет, если он останется здесь и будет надрывать свое сердце! А они еще хотят меня с ним разлучить! Я вижу, что хотят!
Кэрстин обернулась, ее глаза сверкнули.
- Они?.. А-а... Ну что ж! Тебе придется бороться, если ты хочешь стать женой бунтаря.
Недда растерянно поднесла руку ко лбу.
- Видишь ли, Недда, борьба никогда не прекращается. И бороться приходится не только с той или другой несправедливостью, бороться надо со всякой силой, со всяким богатством, которые пользуются тем, что они сила и богатство. Эта борьба никогда не кончается. Подумай хорошенько, прежде чем вступать в нее.
Недда отвернулась. Что тут думать, когда мысль о том, что она не хочет, не может с ним расстаться, заглушала все остальные! Она прижалась лбом к переплету окна, стараясь найти какие-то убедительные слова. Там, над садом, ярко голубело небо, вокруг было радостно и легко, и в воздухе кружили веселые бабочки. Слышно было, как где-то поблизости остановился автомобиль, его фырканье отчетливо раздавалось в тишине, нарушаемой только воркованием голубей и пением малиновки. Вдруг Недда услышала, как Кэрстин сказала:
- Ну вот, покажи, на что ты способна. Они здесь!
Недда обернулась. На пороге стояли дядя Джон и дядя Стенли; за ними шли отец и дядя Тод.
Что это значит? Зачем они приехали? Она очень встревожилась и поглядывала то на одного, то на другого. Стояли они как-то напряженно, словно не были уверены, как их примут, но в то же время в глазах у них светилась решимость и даже, пожалуй, угроза. Джон подошел к Кэрстин и протянул ей руку.
- Феликс и Недда, наверно, рассказали вам, что было вчера. Мы со Стенли решили, что нам лучше приехать.
Не отвечая ему, Кэрстин попросила:
- Тод, сходи, пожалуйста, к маме и скажи ей, кто здесь.
Потом все они замолчали, не зная, что сказать и куда девать глаза, пока, наконец, не вышла радостная, но немножко встревоженная Фрэнсис Фриленд. Когда она их всех расцеловала, они сели. Недда, примостившись у окна, крепко сжимала руки у себя на коленях.
- Мы приехали поговорить о Диреке... - сказал Джон.
- Да! - перебил его Стенли. - Ради всего святого, Кэрстин, прекратите это. Только подумайте, что могло бы произойти, если бы этот бедняга вовремя не отдал богу душу!
- Вовремя?
- Конечно. Вы же знаете, на что решился Дирек! Черт возьми! Вряд ли нам было бы приятно иметь в семье уголовника!
Фрэнсис Фриленд, которая только молча сплетала пальцы, вдруг поглядела на Кэрстин.
- Я не очень все это понимаю, дорогая, но Джон всегда говорит разумно и правильно. Не забывайте, что он старший и у него большой жизненный опыт.
Кэрстин наклонила голову. Если в этом и была ирония, Фрэнсис Фриленд ее не заметила.
- Милый Дирек, как и всякий джентльмен, не должен нарушать законы своей страны или принимать участие в каких-то противозаконных делах. Я все время молчала, но на душе у меня было очень тяжело. Ведь надо же признаться, что все это было не совсем прилично, правда?
Недда увидела, что отец ее вздрогнул. Но тут в разговор снова вмешался Стенли.
- Теперь вся эта история, слава богу, кончена, и прошу вас, дайте пожить всем спокойно!
В эту минуту лицо тети показалось Недде просто необыкновенным: оно было такое застывшее и в то же время в нем было столько огня!
- Спокойно? В мире нет и не может быть покоя! Есть смерть, а покоя нет! - И, подойдя к Тоду, она положила руку ему на плечо и, как показалось Недде, устремила взгляд куда-то далеко-далеко. Джон сказал:
- Речь ведь идет сейчас не об этом. Мы были бы очень рады, если бы вы нас заверили, что никаких беспорядков больше не будет. Вся эта история нас очень тревожила. А сейчас причина ее, по-видимому, отпала.
В его тоне была какая-то непререкаемость, и Недда увидела, как все повернули головы к Кэрстин, ожидая ее ответа.
- Когда все, кто кичится у нас в стране своей верой в свободу, перестанут отнимать у обездоленных последние крохи этой свободы, только тогда причина и в самом деле отпадет!
- Иными словами, этого не будет никогда? Услышав, что сказал Феликс, Фрэнсис Фриленд посмотрела на него, а потом с огорчением на Кэрстин.
- По-моему, дорогая Кэрстин, тебе не следовало этого говорить. Люди мало-мальски приличные не хотят никому зла. Но мы все порою бываем невнимательны. Я знаю это по себе: ведь и я часто забываю, что надо думать не только о себе, но и о других. Меня это ужасно огорчает.
- Мама, не надо защищать произвол!
- Я уверена, дорогая, что люди его допускают из самых лучших побуждений!
- Но и восстают они тоже из самых лучших побуждений!
- Ну, в этом я не разбираюсь, дорогая. Но я, как и наш дорогой Джон, сожалею обо всем, что произошло. Диреку будет очень тяжко, если ему придется в старости раскаиваться в том, что он сделал. Куда лучше смотреть на все с улыбкой, стараться только видеть светлые стороны жизни и не ворчать по всякому поводу!
Когда Фрэнсис Фрилеид кончила свою речь, наступило молчание, и, как показалось Недде, длилось оно бесконечно долго. Наконец Кэрстин, прислонясь к плечу Тода, сказала:
- Вы хотите, чтобы я удержала Дирека? Я повторю вам всем то, что уже говорила Недде. Я и не пытаюсь им управлять, - мне это вообще не свойственно. Когда я встречаюсь с чем-нибудь для меня отвратительным - я восстаю против этого и совладать с собой не могу. Тут уж я ничего не могу поделать. Понимаю, как вам всем это неприятно, как это тягостно вам, мама. Но пока в нашей стране царит произвол, пока здесь измываются над батраками, животными и всеми, кто слаб и беспомощен, - до тех пор люди будут восставать и вы не ждите покоя!
Недда снова заметила, что ее отец вздрогнул. Но Фрэнсис Фриленд вдруг нагнулась вперед и стала пристально вглядываться в шею Кэрстин, словно заметила там что-то куда более тревожное, чем весь этот спор о насилии и произволе!
Джон сурово сказал:
- Вы, я вижу, считаете, что все мы оправдываем насилие над слабыми.
- Нет, я знаю, что вы этого не оправдываете.
- Но умываем руки, - вдруг вставил Феликс с такой горечью, какой Недда у него не слышала. - Как и положено людям, стоящим у власти, владеющим капиталом или культурой, и, особенно, философам. Мы осуждаем произвол, но не хотим пошевелить и пальцем. Мы боимся, что, поборов произвол, мы накличем беду на себя. Да, да, это так, братья мои, и так оно будет всегда, до скончания века. Вы совершенно правы, Кэрстин!
- Нет. В мире все меняется, Феликс. Он уже не тот, что прежде!
Но Недда ее не слушала. В дверях стоял Дирек.
ГЛАВА XXXVIII
Эту ночь Дирек спал как убитый: две предыдущие он не сомкнул глаз; проснувшись, он сразу вспомнил, как в темноте над ним стояла Недда и как она положила голову к нему на подушку... Но тут он внезапно опять увидел то, что неотступно его преследовало. Почему оно опять появилось? Что ему надо? Юноша торопливо написал Недде записку, поспешил на станцию и как раз успел на отходивший поезд. Он хотел поскорее поговорить с батраками, сделать что-нибудь, все равно что, лишь бы убедиться, что его трагический спутник это только призрак. Сперва он отправился к Гонту. Дверь ему открыла Уилмет, хорошенькая и пышущая здоровьем как всегда; на ней было полотняное платье с засученными рукавами; заметив его удивление, она широко улыбнулась:
- Не беспокойтесь, мистер Дирек, я не насовсем - только на воскресенье: надо ж у них прибрать. В Лондоне мне вовсе не плохо. Ни за что сюда не вернусь, ни за что, ни за какие коврижки...
И она надула красные губки.
- А где ваш отец, Уилмет?
- Он в роще, рубит жерди. Говорят, вы хворали, мистер Дирек? Вы чего-то бледный. Плохо вам было? - Глаза у нее удивленно раскрылись, словно даже мысль о болезни не вмещалась в ее голове. - А в Лондоне я видела вашу невесту. Она у вас красивая. Желаю вам счастья, мистер Дирек... Дедушка, здесь мистер Дирек.
Из-за ее плеча высунулось морщинистое, желтое лицо старого Гонта. Он стоял молча и даже не поздоровался с гостем. Неловко, скрывая огорчение, юноша сказал:
- Я пойду его поищу. До свидания, Уилмет.
- До свидания, мистер Дирек. Здесь сейчас довольно спокойно, не так, как прежде.
Ее плутовское лицо снова засветилось улыбкой, и, повернув голову, она почесала подбородок о свое полное плечо, как резвая телка, а из-за спины у нее выглядывал старый Гонт, скривив губы в легкой, саркастической усмешке.
По дороге в рощу Дирек издали заметил где-то за изгородью высокого темноволосого батрака Телли, который был его правой рукой во время схватки со штрейкбрехерами. Дирек окликнул его, - но услышал тот или не услышал - он не отозвался и молча перемахнул через перелаз. Луг круто обрывался к речке, и возле брода Дирек натолкнулся на маленького хромоногого пастуха, который на его приветствие сухо ответил: "Добрый день" - и тут же занялся починкой плетня. У Дирека снова защемило сердце, и он поспешил дальше. Он шел на стук топора. На самой опушке рощи Том Гонт рубил молодую поросль. Увидав Дирека, он перестал работать, и его подвижное лицо как будто застыло, маленькие, злые глаза настороженно уставились на юношу.
Ознакомительная версия.
