"Впервые в жизни, - подумал Барбер, медленно шагая по запруженной улице, - я собираюсь преступить закон". Его удивило, что он думает об этом так спокойно. "Почему это? Может, из-за газет и фильмов? Преступления становятся обыденным явлением, приемлемым и для тебя. Ты не думаешь о нем, но вдруг когда оно входит в твою жизнь, понимаешь, что подсознательно воспринимал мысль о преступлении как почти нормальное явление, сопутствующее повседневной жизни. Полицейские должны знать, что все люди однажды смотрят на вещи с другой стороны - противозаконной. Они должны вглядываться во все замкнутые лица прохожих, чтобы распознать, кто собирается совершить кражу, убийство или уклониться от явки в суд. От такой работы можно рехнуться, и у них, наверное, появляется желание арестовывать всех подряд".
Когда Барбер наблюдал, как лошади на дрожащих ногах переступали по разминочной площадке перед началом шестого заезда, он почувствовал, что его кто-то шлепнул по плечу.
- Берти-бой, - не оборачиваясь, сказал он.
- Извините за опоздание, - сказал Смит, пристраиваясь рядом с Барбером у барьера. - Вы боялись, что я не приду?
- Что говорит жокей? - спросил Барбер вместо ответа.
Смит опасливо огляделся. Потом улыбнулся.
Он совершенно уверен и ставит сам.
- На какой номер?
- На пятый.
Барбер посмотрел на номер пять. Это была гнедая с породистой благородной головой и тонкой костью. Грива и хвост заплетены, шкура блестела. Она ступала напряженно, но не слишком нервно, изящно. Ее жокей человек лет сорока с удлиненным французским носом - был уродлив, а когда открывал рот, обнаруживалось, что у него почти нет передних зубов. На нем была каштановая жокейка, закрывавшая уши, и белая шелковая блуза с каштановыми звездами.
Глядя на него, Барбер пожалел, что такие уродливые люди скачут на таких красивых животных.
- О'кей, Берти, - сказал он, - пошли к окошку.
Барбер поставил десять тысяч франков на одну лошадь. Ставки были приличные - семь к одному. Смит поставил двадцать пять тысяч франков. Они пошли рядом и вместе поднялись на трибуну, пока лошадей выводили на дорожку. Зрителей было немного, и так высоко оказалось всего еще несколько человек.
- Ну что, Ллойд, - спросил Смит, - ты смотрел карты?
- Да, смотрел.
- И как?
- Это замечательные карты.
Смит посмотрел на него с раздражением.
- Издеваешься, что ли? - сказал он. - Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Ты согласен?
- Я... - начал Барбер, наблюдая, как внизу лошади перешли на легкий галоп. Он сделал глубокий вздох, - скажу тебе после заезда.
- Ллойд! - послышался голос откуда-то снизу, правее, и Барбер обернулся в этом направлении. По ступенькам тяжело взбирался Джимми Ричардсон. Он всегда был полноватым и по-детски пухлым, а парижская еда никак не способствовала его похуданию. Поэтому, устремляясь к Барберу, он запыхался, пальто у него расстегнулось и открывало клетчатую жилетку.
- Как поживаешь? - задыхаясь, спросил он, поднявшись на тот ряд, где сидели Смит и Барбер, и похлопал его по спине. - Я увидел тебя и подумал, может, ты что-нибудь знаешь про этот заезд. Я в этом деле ничегошеньки не смыслю и промаялся тут весь день. Мне на скачках жутко не везет.
- Привет, Джимми! - поздоровался Барбер. - Мистер Ричардсон, мистер Смит, - представил он.
- Рад познакомиться, - сказал Ричардсон. - Как пишется ваша фамилия? пошутил он и рассмеялся сам. - Нет, правда, Ллойд, ты что-нибудь знаешь? Морин просто убьет меня, если я вернусь домой и скажу, что потратил полдня впустую.
Барбер покосился на Смита, который доброжелательно наблюдал за Ричардсоном.
- Вот Берти, кажется, удалось что-то разузнать.
- Ну, пожалуйста, Берти! - взмолился Ричардсон.
Смит растянул рот в улыбке.
- Номер пять, похоже, в хорошей форме. Но вам следует поторопиться. Они вот-вот должны стартовать.
- Номер пять, - повторил Ричардсон. - Вас понял. Я мигом туда и обратно.
Он побежал вниз, перепрыгивая через ступеньки так, что полы его пальто развевались позади него.
- Он - доверчивая душа? - спросил Смит.
- Джимми был единственным ребенком в семье. Таким и остался.
Смит вежливо улыбнулся.
- Откуда вы его знаете?
- Он из моей эскадрильи.
- Из вашей эскадрильи, - кивнул Смит, задумчиво глядя вслед Ричардсону, фигура которого уменьшалась по мере того, как он устремлялся к кассе. - Он пилот?
- Ага.
- И хороший?
Барбер пожал плечами.
- Лучших пилотов убили, а худших наградили всеми возможными медалями.
- Чем он занимается в Париже?
- Служит в фармацевтической компании.
Тут по звону колокола лошади устремились к первому препятствию.
- Боюсь, что ваш друг опоздал, - сказал Смит, приставляя бинокль к глазам.
- Да-а, - ответил Барбер, наблюдая за всеми лошадьми сразу.
Номер пять упал на четвертом препятствии. Лошадь перемахнула через препятствие вместе с двумя другими и вдруг упала и перекатилась на другой бок. Все остальные пронеслись дальше. Четвертое препятствие находилось далеко от трибун, и было трудно разглядеть, что, собственно, произошло, пока, минуту спустя, кобыла не поднялась на ноги и не побежала легким галопом вслед за другими, волоча оборванные поводья. Тут Барбер увидел, что жокей лежит неподвижно, лицом вниз, чуть ли не под мышкой.
- Плакали наши денежки, - спокойно произнес Смит. Он отнял бинокль от глаз, достал билеты, разорвал и выбросил.
- Разрешите, пожалуйста. - Барбер протянул руку за биноклем. Смит перекинул ремешок через голову, и Барбер направил бинокль на отдаленное препятствие, у которого лежал жокей. Двое служителей уже подбежали к пострадавшему и перевернули его на спину.
Барбер навел на резкость, и расплывчатые фигуры двух людей, суетившихся у неподвижного тела в блузе с каштановыми звездами, стали четкими. Даже сквозь линзы их движения казались до ужаса торопливыми и безнадежными. Подняв жокея с земли, они неуклюже отбежали с ним в сторону.
- Черт побери! - Это был Ричардсон, который снова поднялся к ним. Окошко закрылось у меня перед самым носом...
- Не жалуйтесь, мистер Ричардсон, - сказал Смит, - мы упали на четвертом препятствии.
Ричардсон заулыбался.
- Это мое первое везение за целый день.
Внизу перед трибунами скакала кобыла без наездника, стараясь не попасться в руки конюху, который ловил ее поводья.
Барбер не спускал бинокля с двух служителей, несших жокея. Внезапно они опустили его на траву и один приложил ухо к белой шелковой блузе. Потом выпрямился, и они понесли тело дальше, но теперь шли медленно, как если бы спешить уже не имело смысла.
Барбер вернул бинокль Смиту.
- Я пошел домой. На сегодня с меня хватит спорта.
Смит взглянул на него. Потом приложил бинокль к глазам и навел на двух служителей, которые несли жокея. Затем положил бинокль в футляр и повесил на ремне через плечо.
- У них разбивается по меньшей мере один жокей в год, - тихо сказал он. - Ничего удивительного для подобного спорта. Я подвезу вас домой.
- Скажите, а этот парень мертв? - спросил Ричардсон.
- Он состарился и слишком долго занимался этим делом, - ответил ему Смит.
- Бог ты мой! - глядя вниз на дорожку, сказал Ричардсон. - А я-то расстроился из-за того, что не успел на него поставить. Вот это была бы ставка, - сказал он с детской миной на лице, - ставка на мертвого жокея!
Барбер начал спускаться к выходу.
- Я с вами, - сказал Ричардсон. - Сегодня у меня такой невезучий день.
Все трое спускались с трибуны молча. Внизу люди собирались кучками, и вокруг слышался странный шум, который становился все громче по мере того, как новость передавали из уст в уста.
Когда они подошли к машине, Барбер сел на заднее сиденье, позволив Ричардсону сесть рядом со Смитом впереди. Ему хотелось хоть чуточку побыть одному.
Смит ехал медленно и молчал. Даже Ричардсон нарушил молчание только раз.
- Что за нелепая смерть, - сказал он, - в каком-то паршивом заявочном заезде.
Барбер забился в угол, наполовину прикрыв глаза и не глядя вокруг. Он продолжал вспоминать, как служители подняли жокея во второй раз. Поставить на эту лошадь предложил Смит, подумал он и, плотно закрыв глаза, увидел карты, разложенные на кровати в его номере. Средиземное море. Морские просторы. Ему вспомнился запах гари. Худший из всех. Запах вашей мечты в войну. Запах раскаленного металла и тлеющей резины. Ставка Смита.
- Приехали, - объявил Смит.
Барбер открыл глаза. Они остановились на углу тупика, где находился вход в отель. Барбер вышел из машины.
- Подожди, Берти, - сказал он, - я хочу тебе кое-что отдать.
Смит посмотрел на него вопросительно.
- Разве это к спеху, Ллойд? - спросил он.
- Да. Я мигом вернусь.
Барбер поднялся к себе в номер. Все карты были сложены стопкой на комоде, кроме одной, которая лежала раскрытая рядом. Подходы к Мальте. Он быстро ее сложил, сунул все карты в плотный конверт и спустился к машине. Смит стоял у машины и курил, нервно придерживая шляпу рукой, потому что поднялся ветер, который гнал опавшие листья по мостовой.
