рядом с ним виконта д’Обтэра. – Он отрицает это, он не любит, когда об этом говорят, но я сам видел этот договор, он спрятал его в рукав.
– Одно только было у меня приключение, – стал рассказывать Неустрашимый. – На полпути из Марья в Суассон меня узнали сторожевые отряды губернатора и три часа осаждали в гостинице под вывеской Лисицы. Поплатиться за это пришлось хозяину. Я поджег кровлю дома и воспользовался возникшим замешательством для своего бегства. Обо всем остальном не стоит рассказывать. Под конец, не больше получаса тому назад, шесть негодяев напали на меня на берегу реки, на расстоянии ружейного выстрела от этого дома.
– Только шесть? – воскликнул господин де ла Рош-Пишемэр. – С вами бы и шестнадцать не справились, Неустрашимый.
– Было их шесть, пятеро сбежали. Одного я уложил, пусть господин кардинал выбирает более ловких слуг.
– Господа, – предложил герцог де Лаван, – дождь утих, не пойти ли нам взглянуть на дичь, которую подстрелил на берегу реки Неустрашимый?
– Вы найдете ее, – сказал Неустрашимый, – в том месте, где тропинка отходит от берегового откоса. Я стоял, прислонившись к стволу тополя. Под тополем труп лежит, должно быть, до сих пор.
– Я пойду охотно, – заявил господин де ла Рош-Пишемэр.
– Я тоже! – воскликнули одновременно де Парсильяк и господин де Бертовиль.
Тюрлюпэн пропустил мимо ушей всю эту беседу.
– Я устал, – сказал он. – Я с самого утра на ногах.
– Мы пройдемся только до берега реки, – заметил господин де Бражелон.
– Ах, в таком случае я готов, – воскликнул, обрадовавшись, Тюрлюпэн, и усталость его сразу исчезла. Это ведь было то место, где он надеялся увидеть своего приятеля писца.
Глава XVIII
Впереди шел господин де ла Рош-Пишемэр, с обнаженной шпагой в руке, в сопровождении конюшего дворца Лаванов, который нес горящий факел. Четыре дворянина и Тюрлюпэн шли на некотором отдалении от них, опасаясь засады. Два лакея, вооруженные мушкетами, замыкали шествие.
Небо было совершенно беззвездно. Ледяной ветер проносился над широкой площадью, поросшей травой. Со стороны реки тянулись белые клубы тумана, голые ветви прибрежных деревьев покрыты были изморозью. И на повороте дороги освеженные окна дворца сразу исчезли, словно ветер внезапно задул все свечи в комнатах и залах.
В то время как они шли по береговому откосу, господин де Бертовиль стал вполголоса рассказывать о злоключении одного дворянина, который в такую же непроницаемую, темную ночь вышел из лагеря. Это было во время последней войны с Испанией.
– Этот славный человек, – рассказывал он, – шел по мосту и оказался окруженным стадом телят, которых гнали в Мирнуа. В темноте он принял их за неприятельский аванпост и сильно испугался. Упав на колени, он поднял руки к небу и возопил: «Сжальтесь, рыцари! Пощадите мою жизнь! Я сдаюсь!»
Шум реки заглушал его слова. Никто его не слушал. Герцог де Лаван остановился и глядел по сторонам.
– Нас только четверо, – сказал он. – Господин де Жослэн! Куда девался, черт побери, господин де Жослэн?
Тюрлюпэн скрылся, воспользовавшись тьмой. Он хотел утаить от своих знатных приятелей, что ему нужно посоветоваться с писцом.
– Только что он шел со мной рядом, – сказал господин де Бертовиль. – У меня башмаки промокли, я мерзну… Он скоро к нам присоединится.
Он стал ругаться по поводу того, что дождь, не прекращавшийся последние дни, сделал тропинку совершенно непроходимой. Вдруг послышался голос, не похожий на голоса господина де ла Рош-Пишемэра и конюшего:
– Стой! Ни с места! Ни шагу дальше!
– Вперед! Они с кем-то сшиблись, – крикнул герцог де Лаван, – скорее на выручку!
Четыре дворянина выхватили шпаги и побежали туда, где виднелся красноватый свет факела; оба лакея последовали за ними.
Из мрака выступили фигуры двух мужчин, пики которых направлены были в грудь господину де ла Рош-Пишемэру. На их лицах выразилось ошеломление, когда они вдруг увидели перед собой такое превосходство сил. Перед ними на траве лежал раненый. Со стороны реки доносился тихий плеск. Там можно было различить темные очертания лодки, которая покачивалась на волнах.
Господин де ла Рош-Пишемэр, небрежным движением руки и не удостаивая взгляда своих противников, отодвинул в сторону их пики. Потом сказал:
– Конюший, освети ему лицо.
Свет факела упал на искаженное болью, бескровное лицо лежавшего на земле человека. Двое мужчин все еще стояли с пиками наперевес, готовые принять бой с неприятелем, несмотря на его численное преобладание. Но никто не обращал на них внимания.
– Это Круазо! Клянусь честью, это Круазо! – воскликнул господин де ла Рош-Пишемэр. – Круазо, которого они называют «вьючной лошадью». Худший из всех злодеев, услугами которых пользуется кардинал.
– В самом деле? Это Круазо? – сказал герцог де Лаван. – Какое возмездие! Ведь это он возвел на эшафот господина де Ту.
– Круазо! – крикнул господин де ла Рош-Пишемэр, злобно рассмеявшись. Как же ты шлепнулся в грязь? На крючок какого мясника напоролся ты впотьмах?
– Бедный Круазо! – сказал принц де Марсильяк. – Ты весь в крови. Кто задал тебе такую баню? Один из двух мужчин опустил пику к земле.
– Господа, – сказал он, – для нас, бедных людей, один только выбор есть в жизни: умри от голода или стань подлецом. Человек, лежащий перед вами, нередко не имел краюхи хлеба для своих детей. Но вас, возвеличенных богатством, – что заставляет вас делаться предателями и мятежниками?
– Друг мой, – сказал принц де Марсильяк, – на это тебе никто не может ответить. Несмотря на научные открытия, много есть в душе человеческой необследованных областей.
– Ах, принц де Марсильяк! – воскликнул второй пиконосец. – Только сейчас узнал я вашу светлость. Вы, стало быть, изволили покинуть Ангулемский замок, где король приказал вам пребывать.
– Беги к господину кардиналу и передай ему эту весть. Она стоит верных десяти пистолей, – сказал герцог де Лаван.
Раненый издал слабый стон и открыл глаза.
– Нет ли священника среди вас? – спросил он.
– Священника мы не привели с собой, – ответил господин де ла Рош-Пишемэр. – Тебе следовало заранее помолиться Варваре, чтобы она не дала тебе умереть без причастия. Теперь поздно, брат. Пришел тебе конец. Попроси святого Петра открыть тебе двери рая.
Раненый поднял голову и окинул господина де ла Рош-Пишемэра полным ненависти взглядом.
– Молитесь же вы все святой Варваре, – крикнул он хрипло. – Время ваше на исходе. Занимается день – вы знаете какой? Это день святого Мартина. Не пройдет и двенадцати часов, как Франция изменит свой лик, изменит его к лучшему.
Он простонал и прижал руку к груди.
– Что хочет он этим сказать? – озабоченно спросил господин де Бертовиль.
Герцог де Лаван запрокинул голову, беспечно расхохотавшись.
– Шарлатаны, сочинители памфлетов, стихоплеты, уличные музыканты, сказал он, – все парижские бездельники и ничтожные людишки назначили друг другу свидание на этот день. Они называют его «большой игрой в волан», никто не знает почему, не знают этого они сами. Честные граждане