Этого я, разумеется, не знал и даже не подозревал, потому что к тому времени в намерениях Латимера еще не разобрался.
– Вы полагаете, что «Галац» ему в чай подсыпали?
– Да, но неизвестно откуда. Тот, кто поменял коробки в столе, аккуратно протер их, так что на них ни единого отпечатка. Получается, что в чай ядовитые кристаллы попали либо из вашего стола, либо из той коробки, но раньше. На вашей коробке отпечатков так много, что не разберешься. Ясно лишь одно – смерть настигла мистера Спенсера после того, как он отведал отравленного чая. Насколько я понял, он любил пить чай остывшим и это было известно всем. Значит, яд ему могли подсыпать в то время, когда он находился в кабинете мистера Латимера.
– Или раньше, – заметил я.
– Или раньше, – согласился инспектор. – И сделать это мог любой работник вашей фирмы. Например, мисс Уиндэм или Томас, перед тем как подать чай. У вас тоже была такая возможность, пока чай остывал в его кабинете. Одно лишь несомненно – мистера Спенсера убил яд, добавленный в чай.
Значит, инспектор Хупингтон наконец-то догадался, что это произошло не случайно. Уже прогресс.
– Инспектор, позвольте мне кое-что уточнить, – произнес я. – Подсыпать в чай яд заранее было неразумно. Потому что мисс Уиндэм могла подать с подноса любую чашку мне или Латимеру.
– А разве вам чашку подавали?
– По-разному. Но вы правы, чаще всего я сам ее снимал с подноса мисс Уиндэм. Причем ту, что стояла ближе.
– Вот видите.
– Но все же, – настаивал я, – лучше предположить, что яд в чашку Спенсера был добавлен позже. Тут важно одно обстоятельство, о котором вам, возможно, не известно. Когда мисс Уиндэм принесла Латимеру чай, ему вдруг срочно понадобилась какая-то бумага, и он отправил ее за ней. То есть Латимер некоторое время оставался наедине с чашкой, несомненно, предназначавшейся для Спенсера, и ничто не мешало ему насыпать туда кристаллы. Вы не считаете, что на это стоит обратить внимание?
Инспектор надолго задумался, видимо, пытаясь сообразить, что я имею в виду. А ведь моя версия была совершенно очевидна. Латимер, заранее спланировав убийство Спенсера, специально попросил мисс Уиндэм принести график публикаций нашей рекламы в «Дейли мейл», хотя он был ему совершенно не нужен, и в ее отсутствие насыпал в чай Спенсера яду. Надо учитывать, что я предлагал Латимеру взять немного «Галаца» для проверки, но он категорически отказался. Скорее всего, манипуляцию с коробками в ящике стола Спенсера провел он, чтобы потом все выглядело, как будто тот отравился по ошибке. Но Спенсер нанес удар первым и только потом пал жертвой замысла Латимера.
Я все это подробно растолковал инспектору, но этому тупице моя версия показалась не очень убедительной.
– Извините, сэр, – наконец произнес он, – но вашу версию в качестве главной я принять не могу. Все выглядит достаточно правдоподобно, но, к сожалению, не подкреплено доказательствами. К тому же у меня есть свои версии, не менее основательные.
Меня не удивило, что инспектор не пожелал признать свое поражение. Обидно, конечно, когда за тебя сделали твою работу, но можно было проявить благородство, однако инспектор Хупингтон не из таких. Он теперь потратит много времени на проверку своих никчемных версий, чтобы в конце концов остановиться на моей. Но тогда это будет уже его версия. Вот в чем дело.
Ему вдруг потребовалось выяснить, кто вытирает пыль в офисе, чтобы определить того, кто стер отпечатки с коробок в ящике стола Спенсера. Чушь несусветная. У нас есть уборщица, но она в столы не лазит. Мисс Уиндэм тоже. А протереть коробки можно носовым платком, который есть у каждого.
Когда я сказал об этом инспектору, он нахмурился и попросил повторить подробности происходящего в кабинете Латимера, когда туда вошел Спенсер. Я повторил то, что мне удалось услышать, а он все не унимался и продолжал задавать вопросы. Его даже заинтересовало мое отношение к замужеству мисс Уиндэм, если такое случится.
– Если она выйдет замуж, вы ее уволите? – спросил он меня в конце разговора.
Я уже порядочно устал, поэтому ответил с легким раздражением, что для меня сейчас неважно, замужем она или нет. Важно, чтобы хорошо работала, поскольку непрофессионализма я не потерплю.
– Понимаете, ошибки машинистки нам дорого обходятся. Такая у нас работа.
Выслушав меня, инспектор разговор закончил и поспешно удалился, не сказав больше ни слова. Оставшись один, я продолжал думать. Мне не давали покоя его слова о версиях гибели (вернее, убийства) моих коллег, которые он считал «основательными». В конце концов я пришел к выводу, что версия у него может быть всего одна, и та очень слабая. Он заподозрил Томаса и мисс Уиндэм, не обращая внимания на отсутствие мотива. Впрочем, позднее выяснилось, что мотив у них все-таки был, но несерьезный, притянутый за уши.
Между тем инспектор, не желая прислушаться к моим доводам, начал разрабатывать версию причастности к преступлению Томаса и мисс Уиндэм, потратив на это уйму времени.
Вот что мне удалось узнать позднее.
В тот самый вечер, когда погибли мои коллеги, инспектор Хупингтон, отпустив всех по домам, нанес довольно странный визит. Наскоро поужинав, он отправился домой к мисс Уиндэм по адресу, который она ему продиктовала.
Открывшая дверь пожилая женщина на вопрос о мисс Уиндэм, в свою очередь, осведомилась:
– Наверное, вы имеете какое-то отношение к фирме, где она работает?
– Да, но почему вы так решили?
– Потому что только там мою дочь знают как мисс Уиндэм.
Инспектор, вероятно, смутился (могу представить, как это выглядело) и, в свою очередь, осведомился, как же следует ее называть.
– Миссис Томас, – ответила любезная женщина и затем добавила удивленному инспектору, что ее дочь живет с мужем по такому-то адресу.
Чуть помедлив, инспектор заметил, что в офисе никто о замужестве ее дочери не знает, потому что там она числится под девичьей фамилией.
– Это все из-за Спенсера, ее босса, – охотно пояснила старушка. – Вернее, одного из троих. Он не терпит замужних женщин.
Хупингтону не пришлось прикладывать много усилий, чтобы разговорить миссис Уиндэм. Она оказалась весьма словоохотливой.
Выяснилось, что мистер Спенсер уже не раз и не два прозрачно намекал ее дочери: стоит ей только выйти замуж, она тут же окажется на улице.
– Если бы моя дочь была там одна, – продолжила миссис Уиндэм, – я бы не позволила ей оставаться в этой фирме на таком унизительном положении. Но настоял Перси – мистер Томас. Он сказал, что не даст ее в обиду. Им сейчас действительно нужны деньги на обустройство дома. Так что пусть пока поработают, что бы там эти боссы ни говорили.
– Вы сказали, там трое боссов, – подал голос инспектор.
– Трое, но главных два. Барраклаф не в счет. (Вот, значит, какое у них обо мне мнение.) – Латимер еще хуже, чем Спенсер. Он самый противный. Вечно недоволен и не устает делать выговоры Мод – мою дочку зовут Мод – и ее мужу Перси. По любому поводу. Представляете, не так давно Перси – у него тогда не было никакого задания, такое у них часто случается, – взялся писать портрет Мод. Надо сказать, он прирожденный портретист и со временем станет известным. Вот увидите. – Миссис Уиндэм посмотрела на инспектора. – Понимаете, Мод получилась у него ну просто замечательно, но Латимера это вывело из себя: «Если нам понадобится украсить коробки шоколадных конфет красивыми картинками, мы поищем художника на стороне и модель найдем получше, чем мисс Уиндэм». Ну как можно говорить такое! Моя Мод, может быть, не такая уж красавица, но явно не дурнушка. Перси считает ее привлекательной, и не он один. Бедняжка плакала, когда рассказывала.
Я подозревал инспектора в наивности, но не думал, что он поверит пустой болтовне этой женщины. А она, найдя в нем благодарного слушателя, разошлась не на шутку. Принялась тараторить без остановки. Очень скоро Спенсер превратился у нее не только в злобного посягателя на права женщин, но и коварного соблазнителя, притязания которого отвергла ее добродетельная Мод. Не лучше был и Латимер, грубый и циничный.
Думаю, инспектор при всей его наивности смог бы разобраться, что к чему, но тут появилась сама Мод со словами:
– Господи, мама, что ты такое рассказываешь инспектору!
– Вы инспектор? – воскликнула потрясенная миссис Уиндэм. – Из полиции? А я думала, что разговариваю с джентльменом.
– Да что ты, мама, – поспешила успокоить ее дочка. – Мистер Хупингтон настоящий джентльмен, ведь он из Скотленд-Ярда.
Но миссис Уиндэм была сильно расстроена. Мысль о том, что люди, недостатки которых она только что обсуждала, умерли несколько часов назад, причем явно насильственной смертью, повергла ее в глубокую печаль. Ведь одной из ее жизненных установок было говорить о покойных только хорошее. А тут…
В общем, утешив ее насколько возможно, Мод Томас в сопровождении инспектора отправилась к себе домой, где он допросил новоиспеченную семейную пару, обоих. Что ему там удалось выяснить – неизвестно. Думаю, ничего.
