— Это и есть лодка? — сказал Джек.
— Отличный корабль! — вскричал Ван Белл.
— Если будете брать книги — возвращайте на место, — сказал Библиотекарь. — И не кормите рыб. В общем, счастливого пути.
— Спасибо, — Джек шагнул к кораблику.
— Ты ведь Джек? — окликнул Библиотекарь.
Прищурившись, он внимательно изучал его лицо. Джек кивнул.
— Я читал, что с тобой случится, — сказал Библиотекарь. — Сочувствую.
Солнце, сквозь занавески, окрашивает комнату голубым и зеленым. Цветные пятна скользят по стенам, перебираются на шкафы и смятую постель. Выхватывают разбросанные по полу вещи и книги. В этом свете комната похожа на аквариум. Не хватает только рыб — разноцветных гуппи, парящих над скомканными простынями или пучеглазых золотых рыбок под люстрой. комната Без них кажется слишком пустой, заброшенной и необитаемой.
Но это не так. Единственная обитательница этого аквариума сидит на неудобном стуле перед туалетным столиком. Напряженная, как перетянутая струна. Ее зовут Фиона. Мы уже встречались, пришло время ее представить.
Девушка смотрит на отражение в высоком зеркале — худое лицо с острыми скулами, круги под глазами, волосы падают на лоб липкими прядками. Фиона до сих пор чувствует, как по ним текут тяжелые капли ночного дождя.
Дождь — единственное, что Фиона отчетливо помнит с прошедшей ночи. Ночи, когда Джек спас ей жизнь. Остальное — факты. Их можно прочитать в любой газете или в десятках полицейских отчетов. А факты, если повторять их слишком часто, перестают быть таковыми. Превращаются в нечто иное, что совсем не обязательно помнить.
Фиона попыталась вспомнить лицо человека, который ее спас. Ничего не вышло. Она знала, что видела человека-устрицу, но это было просто знание, увы, ничем не подкрепленное. Если бы Фиона встретила его снова, никогда бы не узнала. Словно то, что она видела, было пустым местом, не живым человеком, а тенью. Но все знают, Джек может прикинуться кем угодно, ему это ничего не стоит…
Ее мысли прервал настойчивый звонок в дверь. Пронзительная и нервная птичья трель. Девушка дернулась, в который раз запоздало напоминая себе сменить мелодию звонка. Босиком и на цыпочках Фиона подошла к двери и выглянула в глазок. Если опять газетчики, она не откроет. С нее хватит. Фиона слишком устала отвечать на вопросы о Джеке.
На пороге топтались два констебля королевской полиции.
Фиона сняла цепочку и открыла дверь. Старший полисмен, тощий и с седыми усами, шагнул вперед.
— Добрый день, мисс, — констебль отдал честь. Его напарник, заметно моложе, весело подмигнул девушке.
— Я уже давала показания, — устало сказала Фиона. — Королевской полиции, секретной службе, потом газетчикам. Я все рассказала. Когда меня оставят в покое?
Старший констебль откашлялся в кулак.
— Прошу прощения, мисс, — сказал он. — Но мы не собираемся докучать вам расспросами. Нас просто направили…
— Вас прислал Джек?
Полисмены переглянулись.
— Ну… Он дал соответствующие указания, и нас направили сюда.
— Зачем? — спросила Фиона.
— Охранять вас. Чтобы ничего не случилось.
— Охранять? От кого?
Хотя Фиона и задала вопрос, ответ она знала заранее.
— От Плотника, — сказал старший констебль.
— Но… — Фиона сжалась. — Джек… Он убил моржа. Я видела, как увозили останки.
— Моржа, — кивнул старший полисмен. — Но Плотник не бросает дело на полпути.
— Что значит «не бросает»? — Фиона попятилась в квартиру. В глубине души она и сама не верила, что все закончится ночной встречей. Надеялась, но не верила.
— Поверьте, мисс, вам не захочется знать.
— Не волнуйтесь, — младший констебль поправил шлем. — Пока мы здесь, с вами ничего не случится.
В поисках поддержки он посмотрел на напарника.
— Точно, — буркнул тот, не поднимая головы.
— Вы пройдете? — сказала Фиона.
— Благодарю, мисс.
— Вы живете одна? — спросил старший констебль, входя в дом.
Фиона кивнула.
— Да. Сейчас — да. И у меня беспорядок, — сказала Фиона, будто это имело значение. — Чаю?
— Не стоит беспокойства, мисс, — старший констебль пригладил усы. — Мы на задании… Просто не обращайте на нас внимания.
Подняв с пола потертый томик стихов, он перелистнул пару страниц и хмыкнул.
— А я бы не отказался от чашечки, — его напарник опять подмигнул Фионе. — Или перекусить чего. Когда еще нас сменят…
В дверь позвонили через час. Птичья трель, от которой задрожали оконные стекла. Полисмены переглянулись. Младший щелкнул застежкой на кобуре.
— Вы ждете кого-нибудь, мисс? — его напарник тоже потянулся к оружию.
— Нет, — ответила Фиона.
— Точно? — переспросил старший констебль. — Может, вы заказали пиццу и забыли? Знаете, люди часто забывают о подобных мелочах…
— Я не люблю пиццу, — сказала Фиона.
Звонок повторился, настойчивый и требовательный.
— Наверное, кто-то из соседей, — предположила Фиона. — Или опять газетчики.
— Оставайтесь здесь, — приказал старший констебль. Вытащив пистолет, он вышел в прихожую. Его напарник шагнул было следом, но остановился.
Фиона услышала, как полисмен подошел к двери, как он, шумно дыша, топчется перед глазком. Наконец щелкнул отпираемый замок.
— Отбой тревоги, — донесся голос констебля. — Это…
В то же мгновение раздался глухой удар и следом — тонкий визг. Он тянулся и тянулся, безо всякой передышки. Фиона зажала уши ладонями. Человек не может так кричать… Визг оборвался на самой высокой ноте.
Младший констебль попятился, поднимая пистолет. Фиона не видела, что происходит в прихожей, но ей с лихвой хватило выражения лица полисмена.
Дальнейшее произошло слишком быстро, чтобы Фиона успела что-то разглядеть. Мелькнула смазанная тень, вдоль стены и навстречу полисмену. Сверкнула яркая, как солнечный блик, металлическая вспышка… Констебль выстрелил, но почему-то в сторону туалетного столика. Брызнули осколки разбитого зеркала. А потом все замерло, и Фиона увидела Плотника.
Он был высок, выше любого человека, худой и бледный. Лицо походило на восковую маску. На тонких губах застыла легкая полуулыбка — пустая и ничего не значащая. Пустыми были и глаза. По клеенчатому переднику текла свежая кровь.
— Какая жалость, — Плотник поднял скальпель, смотря, как на лезвии собирается тяжелая темно-красная капля. Полисмен у его ног хрипел и корчился. Кровь за считанные секунды залила пол.
— Не бойся, — сказал Плотник. — Я не желаю тебе зла… Будет больно, но это пройдет.
Он перешагнул через тело констебля. Ботинки скрипнули. Комната закружилась. Фиона почти чувствовала на шее холодные пальцы.
— Так будет лучше для всех, — сказал Плотник.
В тот же момент констебль вцепился ему в ногу. Плотник споткнулся. По бледному лицу скользнуло брезгливое раздражение. Он дернул ногой, освобождаясь от хватки.
Фиону словно ударило током. Наваждение спало, и она закричала что было мочи. Не думая, что делает, Фиона бросилась к окну и прыгнула.
Удар был сильный. Защелка не выдержала, громко хлопнула рама. Фиона вылетела на улицу и, перекувырнувшись в воздухе, упала на сырую траву газона. Пошатываясь, Фиона поднялась на ноги. Боли она не чувствовала. Только дикий ужас и жжение в горле.
В окне молчаливой статуей застыла фигура Плотника. Он не пытался ее догнать, просто стоял и смотрел. Плотник улыбнулся и отсалютовал ей скальпелем. Багряно-красным в лучах солнца.
Девушка бросилась прочь. В ушах стоял звон, Фиона задыхалась и ждала, что за спиной раздастся громкий скрип ботинок. Но все, что она могла, — это бежать. Фиона знала лишь одного человека, который мог ее защитить. Во что бы ни стало она должна была найти Джека.
Скрестив ноги, Человек-Устрица сидит на полу в пустой комнате. В данном случае, «пустая» означает, что в ней ничего нет — ни мебели, ни других вещей. Голые бетонные стены, темно-серые от влаги, и голый бетонный пол. Однако говорить об абсолютной пустоте будет некорректно. Стены, пол… У абсолютной пустоты нет границ. Абсолютная пустота — это как раз то, о чем думает Человек-Устрица.
Человек-Устрица не помнит, сколько он так сидит — несколько дней или пару секунд. Время давно потеряло значение, и Человек-Устрица не видит смысла за ним следить. Абсолютная пустота тем и примечательна, что в ней нет ничего. Даже времени.
В руках Человек-Устрица держит лист белой бумаги. В какой-то момент он его замечает, берет за края и складывает пополам.
Пальцы движутся быстро — складка горой, складка долиной, двойной перегиб… Бумага пропитывается влагой. Если не поспешить, скоро она размокнет и будет ни на что не годна. У Человека-Устрицы нет права на ошибку — одно неверное движение, и все потеряно. Поэтому он и не делает ошибок. Каждый шаг, каждое движение, каждый ход партии — все рассчитано и выверено.
