мать, истомившись, в поту замерла.
Мукам покорная, вся распаленная
плоть свою детям на труд предала.
Солнечность, солнечность вешняя,
семя во мне напои!
В мире живая и в мире вся здешняя,
солнцу я раны раскрыла свои.
III[130] Ярость упала. Солнце устало,
реки подернулись белым туманом.
Тень от востока широко сбежала,
пала на землю к зияющим ранам.
Встали, подвиглись над ними прохлады,
силы ярёмные снова растут,
снова готовятся таинства страды,
деется древний, таинственный труд.
Сладостно семени в плоти приимчивой.
Силе молитесь родящего чрева!
В неге вечерней, в неге разымчивой
мать возрастит вам родные посевы.
1904
“СВЯЩЕННЫЕ КОНИ НЕСУТСЯ...”[131]
Священные кони несутся...
Разнуздан их бешеный бег.
Их гривы как голуби вьются,
их пена белеет как снег.
Вот гнутся макушками елки,
и пыль поднялась на полях.
Над лесом косматые челки,
подковы сверкают в лучах.
Как моря взволнованный ропот,
несется их ржанье с полей.
Все ближе, все ближе их топот
и фырканье гордых ноздрей!
Спасайся, кто может и хочет!
Но свят, кто в пути устоит:
он алою кровью омочит
священную пыль от копыт!
СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВОШЕДШИЕ В “СОБРАНИЕ СТИХОТВОРЕНИЙ”
“МНЕ СНИЛОСЬ: С ТОБОЮ ПО САДУ ВДВОЕМ...”[132]
Мне снилось: с тобою по саду вдвоем
Мы темною ночью бродили.
Таинственно, тихо, все спало кругом,
Лишь ярко нам звезды светили.
Мне снилось: в густой и высокой траве
Нам путь светляки освещали,
И страшные сказки друг другу во тьме
Угрюмо деревья шептали.
Мне снилось: со мною ты под руку шла,
И что-то мне тихо сказала,
И словно огонь ты в груди мне зажгла,
И страшно, и жутко мне стало.
Мне снилось: с тобою по саду вдвоем
Мы темною ночью гуляли,
Таинственно, тихо все было кругом,
Лишь ярко нам звезды сияли.
ОТВЕРГНУТЫЙ АНГЕЛ[133]
(Средневековая легенда)
Смятенье в замке Эйзенрека,
Настал Конрада смертный час
И за монахом человека
Шлет гордый рыцарь в первый раз.
С невольным страхом поп смиренный
К одру болящего спешит
И тот с улыбкою надменной
К себе ввести его велит.
И начал Эйзенрек в волненье:
“Ты знаешь, поп, я не любил
Твоих обеден песнопенье,
Дым фимиама, чад кадил;
Как перед кесарем, пред Богом
Я не сгибал спины своей
И не согласен я во многом
С твоим ученьем, иерей;
Но было мне одно виденье...
Оно изгрызло грудь мою:
Ей страшно смерти приближенье,
Мне с детства милое в бою!
Однажды враг в разгаре битвы
Мне выбил меч из сильных рук
И ждал я смерти без молитвы
И без раскаяния мук.
Вдруг мимолетно ангел нежный
Меня крылами осенил...
Но я в надменности мятежной
Его защиту отклонил —
И, светом рая осиянный,
Он улетел с слезой в очах,
Исполнен грусти несказанной,
С упрёком кротким на устах...
Удар врага был верен страшный,
Но панцирь мне не изменил,
Сломился меч — и в рукопашной
В тот день врага я победил, —
Я задушил его руками!
Но, без проклятий и угроз,
Он цепеневшими устами
Христово имя произнес...
И я кляну тот день несчастный:
С тех пор, с мучительной тоской,
Я вижу к жизни безучастный
Посланца неба пред собой.
Мне страшен взор его открытый,
Его слеза мне грудь сожгла
И влагой скорбно-ядовитой
Былую силу отняла.
Отец, мне больно бесконечно,
