его от опасностей. Это – азбука. Я приписал свои свойства вам, – конечно, это глупо. Но я плохо соображаю последнее время, – вы должны меня понять. Помимо дневника, у меня есть свои счеты с Пиррисоном. Я сведу их сегодня же.
Батурин замолчал.
– Ну, дальше.
– Дальше ничего.
– Вы опять говорите об убийстве?
Батурин пожал плечами.
– Я считаю, что наш разговор бесцелен.
– Ну, идите, – сказала Нелидова вяло, не подымая глаз. – Вы – неистовый человек. Вы неистово ненавидите и неистово любите. Его смерть – ваша смерть. Мне все равно. Делайте как знаете. Пусть не ждут меня там, в Сололаках. Вечером я приду за вещами.
Батурин медленно вышел из сада. Снова, как в Москве, в голову лезли дурацкие мысли.
– Жарок день тифлисский, жарок день тифлисский, – повторял он, спускаясь по каменным лестницам в город.
День, бледный и серый – с гор нагнало густые облака, – был неуютен и вызывал апатию.
Дома Батурин сказал капитану:
– Я ошибся. Она отказалась. Я беру все на себя. Сигнал только будет другой, – если вы понадобитесь, я погашу свет не у себя, а в комнате Пиррисона.
– А что с ней?
– Не выдержала. Уезжает.
Он ждал сердитых вопросов и ругани, но капитан был спокоен:
– Куда ей, – совсем девчонка. Конечно, страшно.
Берга история с Пиррисоном, видимо, мало интересовала. Глан погрыз ногти и пробормотал:
– Да, жаль, жаль… Ну что ж, в конце концов это не наше дело.
К вечеру Батурин пришел в гостиницу. В номере стояла духота, сдобренная запахом застоявшегося табачного дыма. Батурин открыл окно и выглянул: в садике уже сидели, покуривая, капитан и Заремба.
Батурин осторожно отодвинул комод, прислушался, – Пиррисона еще не было.
Он лег на кровать, закурил. В садах рыдали певцы – ашуги. Над Курой загорались звезды, – их пламя было как бы новым, ослепительным. Кура несла обрывки этого пламени в мутной воде. Батурин лежал и думал, что вот через час-два случится неизбежное; отступать теперь поздно.
– Слава богу, конец, – прошептал он. Жизнь в Пушкине, Миссури, желтое солнце на снегу казались замысловатым детством.
«Если бы он убил меня», – подумал Батурин.
Душно, противно дуло из окон. Валя умерла, прошлые дни шумели штормом, давили тоской по всему, что, конечно, никогда не вернется.
Сегодняшний разговор с Нелидовой показал Батурину, как плохо он вдумывался в жизнь, как мертвы его мысли. Как плоско он отвечал ей, – совсем не то, что нужно. Он понял, что, как и все, он боится говорить о главном. Невысказанность мучила его. В ней, в этой невысказанности, в трусливости перед самим собой – главное несчастье его жизни.
– Пустой болтун, – сказал он громко и покраснел. – Ну, все равно. Сегодня все решится.
От волнения, от множества тугих и запутанных мыслей он задремал. Проснулся он внезапно, как от яркого света, и похолодел: за окном густо синела ночь. Он поднес к глазам часы, – была половина одиннадцатого. Он проспал больше двух часов.
За дверью были слышны голоса. Батурин сел на кровати и прислушался. Судорога дергала его лицо.
Сердце его стучало гулко, на всю гостиницу, – бой его несся по пустым коридорам.
За стеной была Нелидова и «он». Пиррисона Батурин в мыслях теперь называл «он».
Батурин осторожно встал с кровати, подошел к двери, нащупал в кармане револьвер, – сталь была теплая. Он прислушался.
– Редкая случайность, – говорил мужской голос с легким смешком. Голос был ровный, без интонаций, – так говорят люди, глубоко уверенные в себе. – Я очень рад, что это случайность.
Нелидова отвечала тихо. Батурин придвинулся к самой двери. Говорила она запинаясь, казалось, что она ждет, прислушивается.
– Об этом нечего говорить. Совершенно случайно я узнала, что вы здесь, в Тифлисе. Я не искала вас… Я знаю вас слишком хорошо, чтобы делать такие глупости. Я еще не сошла с ума…
– Вот как! Но зачем же вы все-таки пришли сюда? От кого вы узнали, что я живу здесь?
Нелидова молчала. Послышались шаги, потом в двери щелкнул замок.
– Говорите, не бойтесь. Это меня интересует больше всего.
Голос Нелидовой прозвучал глухо и страстно:
– Это неважно. Я нашла вас. Я пришла задать вам несколько вопросов.
– Пожалуйста.
Мужчина остановился и насвистывал. Очевидно, он засунул руки в карманы брюк и насмешливо глядел на Нелидову.
– Вы жили в Ростове с проституткой? Ее зовут Валя.
Свист за дверью стал громче.
– Ну и что же?
– Что с ней?
– Она умерла.
В комнате что-то упало.
– Сядьте, – сказал приглушенно мужской голос, – сядьте и слушайте. Вы – моя жена. До сих пор мы формально не развелись. Вы, я вижу, знаете многое. Я сопоставляю два факта, – вы знаете о смерти этой уличной девки и о том, что я в Тифлисе. Вы разыскали меня здесь. Говорите дальше, – что вы еще хотите?
– При чем тут жена?
– Сначала спрашивайте, я отвечу сразу на все вопросы.
– У вас тетради моего брата?
В комнате было тихо.
– Где Ли-Ван?
Батурин услышал как бы новый мужской голос, – он хрипло сказал:
– Достаточно! Тетради вашего брата здесь, в портфеле. Это интереснейший документ. Насколько я помню, вы его не читали. Теперь, оказывается, вы им сильно заинтересованы. Ваше любопытство подозрительно. Слушайте. Но… спокойно. Да, я жил с проституткой, и ее убил Ли-Ван. Ли-Ван здесь. Надеюсь, что для вас этого довольно. Вы – моя жена. За каждый мой шаг вы ответите вместе со мной. Я играю ва-банк. Ваше появление говорит, что игра моя может сорваться. Я не знаю, кто вас подослал, я догадываюсь. Вы пришли как враг. Было бы глупо выпустить вас, не получив никаких гарантий, что вы будете молчать. Какие же вы можете дать мне гарантии? Я жду.
– Отдайте мне тетради и выпустите меня. Я не сделаю вам зла.
Мужчина засмеялся и опять начал насвистывать. Батурин вынул револьвер и перевел кнопку на «огонь».
– Я жду…
После молчания Батурин услышал звенящую и ясную фразу:
– Вы – подлец, Пиррисон! Вы убили эту девушку!
– Не кричите. Всегда убирают тех, кто слишком догадлив. Бросьте глупости. Девушка много знала.
Пиррисон говорил теперь горячо и неосторожно.
– Боюсь, что вы тоже слишком догадливы. Я – солдат, я каждый день рискую головой. Это чудовищное сплетение обстоятельств, не больше, что вам удалось узнать так много. Я согласен отдать вам часть тетради. Вам нужна память о вашем брате, – он был храбрый и умный человек. Вот, берите (на стол что-то упало). Уходите сейчас же. Завтра вас не должно быть в Тифлисе. Каждый ваш шаг я прослежу и в случае… – Пиррисон остановился, – но вы понимаете сами. Я
