Пасынки отца народов. Квадрология
Книга первая. Сказка будет жить долго
Валида Будакиду
© Валида Будакиду, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Вступление
К моему читателю. Попытка исповеди
Террор – это не только устрашающие террористические акты, он может носить форму обыденного насилия в нашей повседневной жизни. Это драки и издевательства в школе, ограбление на улице, рукоприкладство в семье, или жестокое отношение к более слабому и беззащитному. Самой уродливой и страшной формой террора является каждодневное, методичное издевательство над ребёнком, завуалированное термином «строгость воспитания», приводящее к полнейшему разложению его личности и тотальной неспособности адаптироваться в обществе. Чаще всего, это приводит к ужасным, совершенно непредсказуемым последствиям, от превращения, казалось бы, обычного тихого ребёнка в убийцу-маньяка до тяжёлых психических отклонений, таких как включение программы «на самоуничтожение». Одинаково часто эти проблемные дети вырастают и в «неблагополучных семьях», где родители могут быть психически нестабильными: наркоманами, алкоголиками и так далее, и во внешне благополучных. Тем не менее – «неблагополучные» семьи менее опасны для общества, потому как их жизненный уклад, личностное разложение, открыто агрессивное поведение настораживает и предупреждает окружающих об опасности. Когда же ребёнок воспитывается в с виду практически «образцовой» семье, где родители имеют не одно высшее образование, обладают интеллектом, ни у кого не возникнет мысли, что такая семья может вырастить монстра или наоборот – затравленного параноика с самооценкой равной абсолютному нулю по Кельвину. Но такие «чистые» условия, исключительно «семья-ребёнок» в природе встречаются крайне редко. Часто разложению личности способствуют ещё внешние факторы, либо тяжелейшие психические отклонения, известные в психиатрии как раздвоение личности. Иногда эти факторы накладываются, и тогда судьба ребёнка окончательно решена.
«ПАСЫНКИ ОТЦА НАРОДОВ» вполне можно назвать документом эпохи, когда было совершенно неясно, почему слово «диктатура» (в переводе с греческого – «насилие») в отношении всех исторических фактов, при которых эта «диктатура» имела место быть, – «очень плохо», а словосочетание «диктатура пролетариата» – это очень хорошо! Но, каким страшным преступлением перед миллионами простых граждан было насильственное внедрение высочайшей русской культуры в новоиспечённые республики СССР! Кто взял на себя ответственность за «скрытых» жертв, «обогащая» и «гармонично вплетая» в культуры «отсталых» государств совершенно чуждые им понятия? Такие, как «освобождение» и «раскрепощение» женщин Востока?! В общеобразовательные школы в срочном порядке были введены уроки русского языка и литературы, началась массовая «русификация». К чему на самом деле приводила «русификация» – вопрос закрытый, мало кого интересующий, потому что история вершится руками «сильной половины человечества». Женские чаяния и сейчас, в двадцать первом веке учитываются не намного больше, чем при основоположнике полового расизма – Аристотеле. Мне хочется сказать о женщинах, поверивших призывам Коммунистической партии, снявших с себя паранджу и в тот же день жестоко зарезанных кинжалами своих же отцов, старших братьев и т. д.; «позор с семьи» был смыт кровью. Моя повесть о мирном времени, пришедшем на смену войнам и революциям. О времени, когда в Москве готовились к Олимпиаде, а в республиках СССР безнаказанно «крали» невест в возрасте 13 лет! Повесть о времени полного «вживления» русской культуры, с целью облагораживания тёмных душ, необразованных и диких племён.
Долгие, долгие годы эта дикая смесь старых укладов, наложенных на «новые законы», была обычным образом жизни. Люди терялись, мечась от своих «законов предков» к законам, подобным «стакану воды» Александры Коллонтай. Этот закон гласил, что половая связь мужчины и женщины так же естественна и элементарна, как утоление жажды стаканом воды. За высокими стенами общеобразовательных школ азиатских республик и мальчики и девочки изучали по программе русской литературы Максима Горького – «певца революции». Писали сочинения, изложения по «Песне о соколе», где Горький ратует за воззвание «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!». Воззвания вползали в мозг, бередили душу. После уроков девочки, которым только что объяснили, что «Человек – это великолепно! Это звучит гордо!», Возвращались домой, где впитали с молоком матери, что женщина – это всего лишь «нечистое создание», что она – «собственность мужчины», данная ему в услужение для продления его, конкретно этого мужчины, рода. Вся её обязанность состоит в предоставлении своего тела для вынашивания отпрысков мужского пола всё того же рода. То есть она – просто бурдюк, мешок, тара, в которую вольётся благородное мужское семя.
Если даже восьмилетку окончить не удалось и её выдали замуж за «хорошего человека», как и положено, в двенадцать-тринадцать лет, то никто никогда не привлечётся по статье о педофилии! Ни «хороший человек», ни родственники – пособники этого страшного преступления. Статья о педофилии для этих республик не существовала. Дети во все века и у всех народов были самой незащищённой, самой слабой частью населения. Но именно при советской власти карательные методы воспитания «нового человека будущего» достигли своего апогея. Восток – дело плотское…
Самое страшное было, если кто-то из девочек обладал хотя бы небольшими врождёнными способностями мыслить. Тогда её психика оказывалась особенно бомбардируемой не сочетаемыми сочетаниями и подвержена стрессам. Чтобы просто выжить, было необходимо в себе воспитать такие жизненно необходимые черты, как лживость, двуличие, скрытность, это удавалось далеко не каждой.
В повествовании часто встречаются очень резкие переходы от романтизма к грубому цинизму и наоборот. Это находка автора – защитная реакция организма…
Есть выражения и описания, повторяющиеся по нескольку раз. Возможно, это утомляет читателя и вызывает законное раздражение. Но повторения сделаны мной совершенно сознательно, чтоб читатель хоть на некоторое время почувствовал себя в шкуре ребёнка, которому вдалбливают день за днём одно и то же.
Нет описания родителей. Садистами могут быть люди любого возраста и из любых социальных слоев.
Все призывы, все воззвания и лозунги, которые на первый взгляд могут показаться социалистическими, взяты мною из работ Бенито Муссолини.
Повесть о ребёнке-инвалиде, отец и мать которого от патологического эгоизма и безумного тщеславия не желают это признавать… Она в шесть лет весит за сорок, а в тринадцать – восемьдесят килограммов, тогда как ровесницы в зимнем обмундировании около сорока… Её детские проблемы кажутся несерьёзными и смешными. Они никого не интересуют. Никто не хочет задуматься, что ребёнок нуждается в помощи. И она принимает решение бороться сама, один на один со своим ненавистным телом, со своими странными родителями, с Городом, где властвуют «обычаи предков», наложенные на русский колорит, борется со школьными учителями за своё место под солнцем, то место, которое выбрала сама. Учителя, как собственно и все вокруг, считают, что если уж ты уродилась не такой, как все, значит ты должна, чувствуя свою ущербность и ограниченные возможности, понимать, что ты ниже других. Это верх смелости и наглости быть смышлёным и жизнерадостным инвалидом!
Сейчас, возможно, это кому-то покажется не серьёзным и не актуальным. Сегодня все вокруг кинулись призывать к толерантности и проводят параолимпиады. Это в цивилизованных государствах и больших городах. А если ты живёшь в паршивом захолустье, где все друг друга знают, тебе некуда скрыться и спрятаться от холодных, любопытных глаз? Там чужое уродство кажется единственным развлечением для общества, оно смешно и омерзительно. Ты не только физический урод, ты ещё и дурак! У тебя вольные мысли и наглые взгляды. Значит, тебе нет места в нормальном обществе, и какое бы с тобой чудо ни произошло, всё равно для тебя уже никогда места не будет!
Когда уже мир поймёт, что каждый человек – это огромный Город? Это – целая вселенная! И каждый имеет право жить под своим звёздным небом.
В детском саду было очень хорошо. Когда Аделаиду туда отвели и что было в первый день – она совсем не помнила. Просто знала, что ходит в садик потому, что всегда ходила: и когда было жарко и в «группе» открывали окна с деревянными, растрескавшимися ставнями, и когда холодно. Тогда кто-то далеко включал батареи, и от них лилось сладкое тепло. Можно было постоять возле неё и погреть руки, можно постоять спиной, а ещё можно намазать на неё пластилин. Он сперва станет помягче, потом начнёт клеиться к рукам, потом потечёт вниз как смола и станет капать. Назавтра пластилина на батарее уже не будет, потому что кто-то её помоет, останется только след – красный, или синий, в зависимости каким помажешь. Если воспитательница не смотрит, то опять можно сделать вид, что греешься и снова мазать пластилин. Его много, потому что когда в группе лепка, то его ставят на каждый стол в разваленной картонной коробочке. Бери сколько надо! Все берут. Да! В садике очень хорошо. Только плохо, что на голубой стене около каждой кровати кружком намазаны сухие козявки. Они там давно. Ещё когда Аделаида была совсем маленькая, ребёнок, который раньше на этой кровати спал – уже пошёл в школу. Детский сад от дома недалеко. Родители отводят их с Сёмкой туда перед работой и идут к себе в школу. Сёмка – младший брат Аделаиды. Он младше всего на два с половиной года. Но считается, что он – маленький, а Аделаида – большая. Сёмке надо всё время уступать, защищать во дворе и молчать, когда его ласкают и хвалят, даже если он что-то испортил, а её – нет. Хотя ласкают Сёмку не очень часто, но то, что ругают гораздо меньше – это точно.
