Ознакомительная версия.
– А я к Дусе уйду! – пригрозила Элона и обернулась лицом к двери, всем своим видом изображая готовность номер один.
– И я, – за компанию добавила Анжелика и, надув щеки, встала рядом с сестрой.
– Ну и пожалуйста, – легко согласилась Римка и распахнула дверь в коридор.
Сестры оказались перед неясной перспективой: от Дусиного рая их отделял путь, состоящий из длины барака, разрезанного наискосок темного двора и пяти лестничных пролетов. Легкий в летнее время, днем, в сопровождении взрослых, сейчас он казался девочкам непреодолимым.
– Чего встали? – спокойно поинтересовалась Римка. – Страшно?
– Нет, – быстро отреагировала Элона, а Анжелика благоразумно промолчала.
По коридору с визгом пронеслись соседские дети. Шаркая ногами, прошел местный инвалид, от которого разило за полверсты. Увидев младших Селеверовых, инвалид зачем-то сделал «козу» и растроганно прошамкал:
– Тю-ти, тю-ти, тю…
– Топай мимо! – скомандовала ему Римка, выглядывая из-за застывших на пороге детей.
– Злая ты, Римма, – жалобно ответил инвалид и прибавил шагу, а затем, удалившись на безопасное расстояние, задиристо прокричал: – Не то что мать!
– Ну-у-у-у… – разозлилась Селеверова, толкнув обеих дочерей. – Так вы идете или не идете?
– Идем, – задрала голову вверх Элона и с вызовом посмотрела на мать.
– Я не пойду, – отказалась от намерений старшая сестра и ретировалась в комнату.
– А ты? – поинтересовалась Римка у дочери.
Тогда залюбленная всеми Лёка преспокойно легла на пол и, выждав пару секунд, истерично завизжала, суча ногами. Мать даже не пошевелилась. Зато Олег Иванович вскочил как ошпаренный, отчего подушка упала на пол:
– Что-о-о-о?
– Ничо-о-о, – с выделенным ударением на «о» ответила жена, заметив, что лицо у Селеверова опухло, словно тот плакал.
Римка опешила и не нашла ничего лучше, как поинтересоваться:
– Ты что? Плакал, что ли?
Олег Иванович исподлобья посмотрел на жену и, скривившись, ответил вопросом на вопрос:
– Я тебе девочка, что ли?
Толстая Анжелика с интересом посмотрела на отца и замерла в задумчивости над заливавшейся настоящими слезами сестрой. Элона, лишенная обязательного в такой момент внимания, истошно голосила и звала Дусю:
– Ду-у-уся… Ду-у-у-сенька моя… Ду-у-уся… Забери меня. Возьми меня к себе… Ду-у-ся…
При слове «Дуся» Олег Иванович подошел к дочери, присел на корточки, расстегнул шубку, вытащил из нее девочку и взял на руки.
– Э-э-э-х, Лёка-Лёка! – как можно ласковее посетовал Селеверов. – Ну что же ты так надрываешься?!
Элона для проформы взвизгнула еще разочек и стащила с себя шапку, из-под которой показались взмокшие от пота волосы, напоминающие слипшиеся перья.
– Эх ты, цыпленок, – прижал к себе дочь Олег Иванович и подул той в ухо.
– Я сейчас этого цыпленка в духовку засуну, – проворчала Римка и погрозила разомлевшей дочери кулаком.
– Не на-а-адо! – завизжала Элона и вцепилась в отцовскую шею.
– Мама шутит, – успокоил ее Селеверов и скорчил жене зверскую рожу.
– Еще как надо! – никак не сдавалась Римма. – Будет она мне условия ставить, говнюха такая!
Чувствуя себя в полной безопасности, девочка повернула голову к матери и высунула язык.
– Ма-а-ама! Смотри! – тут же настучала на сестру Анжелика, успевшая разуться и даже поставить валенки к батарее.
Пока Римма пыталась сориентироваться на местности, Олег Иванович опустил Элону на пол и стремительно развернулся к старшей дочери. Анжелика с достоинством поджидала своей очереди. Селеверов распахнул объятия, и старшая дочь пушечным ядром ткнулась отцу в живот. Олег Иванович, крепкий мужчина, заметно пошатнулся:
– Ну что, колобок, соскучилась по папке?
Колобок важно сопел, безмолвно требуя своей порции ласки. Селеверов погладил по голове кудрявую Анжелу и подмигнул Римке:
– Дело есть.
Селеверова насторожилась. Ей, привыкшей к тяжелому взгляду исподлобья, строгому голосу и медвежьей медлительности мужа, его поведение показалось дурным знаком.
– Какое дело? – нарочито равнодушно поинтересовалась Римка.
– Потом… – пообещал Олег Иванович и смерил жену долгим ласкающим взглядом.
У Селеверовой по спине поползли мурашки. Чтобы скрыть растерянность, она оживленно захлопотала, на ходу сочиняя ужин.
– Не надо, – остановил ее супруг и обратился к девочкам: – К Дусе пойдем?
– Пойдем, – обрадовались сестры.
– Собирайтесь тогда!
– Зачем? – осмелилась возразить Римка. – Мыть их завтра. Завтра и пойдут.
– Собирайтесь, – не слушая жену, приказал Селеверов и скупо бросил: – Надо. Пусть привыкают.
Сестер не нужно было поторапливать. Неторопливая Анжела тут же начала подпрыгивать около вешалки, пытаясь снять шубы. Элона спешно тащила от раскаленной батареи не успевшие просохнуть валенки. Одна Римка посреди общей суматохи брякнулась на стул и решительно заявила:
– Я никуда не пойду. Этих не поведу. Нечего привыкать!
– Опомнилась! – пресек женину тираду Селеверов, а потом странно добавил: – Привыкли уже. Ломать нечего.
Анжелика и Элона через несколько минут стояли готовые, преданно глядя на отца, натягивавшего армейский бушлат, оставленный с дембельских времен на память.
– Сам отведу, – ничего не объясняя, объявил Олег Иванович и решительно распахнул дверь; до Римки только и донесся топот детей по барачному коридору.
– Куда это твои на ночь глядя? – поинтересовалась проходившая мимо комнаты соседка, периодически поглядывавшая на Селеверова со вполне объяснимым бабьим интересом.
– А тебе чего? – по привычке рявкнула Римка. – Идешь и иди.
– Я-то иду… – ехидно пропела той в ответ соседка.
– Вот и иди, – не осталась в долгу Селеверова и хлопнула дверью.
– Совсем Римка озверела! – сделала вывод соседка и предложила на общей кухне новую тему: – Бьет он ее, что ли?
– И правильно делает! – единодушно вынесло вердикт барачное сообщество. – Если такую на кулак не насаживать, порядка не будет. Халда такая!
Увлекшись разговором с соседкой, Селеверова пропустила момент, когда Олег Иванович пересек с девочками двор. Римкиному взору предстал только скудно освещенный лампочкой, выкрашенной красной краской, Дусин подъезд, на третьем этаже которого салютовала от неожиданной радости заплаканная Евдокия.
– Ко мне-е-е-е? – не поверила постучавшемуся в дверь счастью Ваховская.
– К тебе! – хором прокричали не менее счастливые девочки и с шумом ввалились в прихожую, теперь украшенную двумя хохломскими стульчиками.
– Снимай! – радостно прокричала Элона и протянула по направлению к Дусе ногу в валенке.
– Это еще что такое?! – возмутился Олег Иванович. – Сама разучилась? Сейчас домой пойдешь. Тренироваться.
– Я сама, – тут же объявила Анжела и с гордостью посмотрела на отца. Потом – на Дусю и уж в последнюю очередь – на эту противную Лёку.
– И я сама, – невозмутимо добавила Элона и, стянув с себя валенки, первой бросилась в комнату.
Счастливая Дуся хлопотала вокруг Хозяина и, по-собачьи глядя тому в глаза, все время приговаривала:
– Спасибо. Спасибо.
– Тебе, Евдокия, спасибо, – однократно поблагодарил Ваховскую Селеверов и во избежание неловкости перешел на привычный хозяйский тон: – Римка их завтра заберет. К обеду.
– Как же к обеду? Завтра ж суббота. Мы их моем.
– Ну послезавтра, – разрешил Олег Иванович и, не прощаясь, покинул свою квартиру.
– Послезавтра? – нараспев проговорила Дуся и, накинув цепочку на дверь, поспешила в комнату.
– Лелёки вы мои, сладкие. Пришли к Дусе?
Сестры, расползшиеся по комнате в разные места, одновременно подали голос:
– Чай!
– И чай, и…
– Мо-ло-чай, – привычно подхватили девочки, с легкой Дусиной руки называвшие так чай с молоком, и сели за круглый стол, покрытый вязаной скатертью.
– Может, кашку? – на всякий случай переспросила Евдокия.
– Я буду, – согласилась Анжелика и положила руки на стол, приготовившись к приему пищи.
– Колбасу! – потребовала Элона и засунула руки под скатерть.
– Нету колбаски, – огорчилась Дуся. – Может, яишенку?
– Я буду, – опять согласилась Анжелика, сжав кулачки.
– А я не буду. Буду молочай.
Судились-рядились: чай – молочай, кашу – яишенку, книжку – песенку. Недовольная Римка подходила к окну, пристрастно смотрела на знакомые окна, потом – на стрелку часов, готовя аргументы для мужа, но ровно в девять свет в квартире на Ленинградской, пять, потух. Дуся вела себя безупречно.
Полночи Селеверовы проговорили, сидя за столом: Олег Иванович на обрывках тетрадных листов рисовал схемы, отбраковывая одну за другой. В Римкиных глазах рябило от стрелок, разлетавшихся по бумаге в разные стороны. Она не успевала ни за мыслью, ни за рукой супруга, поэтому долго не могла понять, что и в какой последовательности собирается предпринять Олег Иванович и почему над некоторыми стрелками значилось «+Д». В результате Селеверова сникла и призналась:
Ознакомительная версия.
