Ознакомительная версия.
– Не пожалею, – строго проговорила Дуся и, смягчившись, добавила: – Девочки ведь там у меня. Сами знаете… Элона…
– Что ты мне про свою Элону талдычишь?! – рассердилась мастер и вскочила с места. – Решила? Съезжайся. Не плачь только потом – я тебя предупреждала, что так будет!
– Хорошо будет… – заверила ее Ваховская и вышла из «аквариума», так называли комнату мастера.
– Посмотрим… – бросила мастер вслед и развернулась спиной к цеховому конвейеру, чтобы справиться с нахлынувшими на нее эмоциями. Ни дать ни взять – вместе пуд соли съели. Изо дня в день. А теперь вот уперлась рогом, и не сдвинуть ее никак. – Как хочет! – отчаялась что-либо изменить она и сочла миссию выполненной.
С Олегом Ивановичем Селеверовым подобных бесед никто вести не пытался. Наоборот, сослуживцы признавали благородство товарища, отмечали его достойную уважения гражданскую позицию, хвалили за смелость. Не каждый решится соединить свою судьбу с чужим человеком. К тому же женщиной, да еще двухметрового роста, да немолодой и весьма несимпатичной на вид. Зато стоило Селеверову удалиться от завистников на безопасное для них расстояние, как те давали себе волю и вдохновенно фантазировали. Не иначе как припугнул бабку, а то, может, еще лучше: не бабка она никакая ему, и не женина знакомая, и даже не нянька. Бери выше! Наверное, мать. Не иначе мать. Просто до поры до времени скрывала, чтоб грех наружу не выплыл. Да и если поразмыслить, какой посторонний человек на такое решится? Да никакой! А вот мать – точно решится. Особенно грех замолить если.
Народ творил мифы, достойные великих греков. Только героями в них выступали не боги и даже не Прометеи. Куда им до раскаявшейся блудницы Евдокии Петровны Ваховской и выросшего в чужих людях найденыша Селеверова! Человеческая фантазия непредсказуема, но, стоит отметить, сюжеты строились на редкость однообразные. Причем каждый из них иллюстрировал нрав либо капризной Фортуны, либо строгой Фемиды. Что, в сущности, одно и то же, смотря с какой стороны смотреть. Вот Дуся с Олегом Ивановичем и смотрели в одну сторону – в сторону сбывавшейся на глазах мечты, а потому оказались не по зубам человеческой зависти и производственной волоките.
Дело решилось на редкость просто: жилищная комиссия заводоуправления постановила поставить граждан Ваховскую – Селеверовых в льготную очередь на жилищный кооператив, строительство которого вошло в долгожданную фазу завершения, в обмен на возвращенное заводу жилье перечнем: однокомнатная квартира – одна, комната в бараке – тоже одна.
Кооперативный дом располагался далеко от завода – на Верхней Террасе, что устраивало всех участников кампании по улучшению жилищных условий: не будет напоминать о треклятом бараке и неравноценном обмене. Смотреть ходили вместе: «чтоб по-честному». Даже двойняшек брали с собой, используя их, как кошек в обряде новоселья: куда забегут, то и выберем.
Забежали ни много ни мало на третий этаж, «генеральский» – называл его Олег Иванович, в четырехкомнатную квартиру немыслимой по тем временам для жителей обеих Террас планировки: спальня, детская, кабинет, зал и кухня-столовая! Ужас-то какой! «Чего только эти планировщики не придумают!» – поражалась Дуся, искренне предполагая, что человеку столько квадратных метров и не нужно вовсе.
Римка считала по-другому: уж очень ей нравилось слово «кабинет». При его звуке в ее голове оживали множественные довольно стандартные ассоциации: «кабинет директора», «кабинет химии», «кабинет врача»…
«Кабинет» означал нечто автономное и неприкосновенное, как огромное наследство, делающее человека всемогущим и соблазнительным во всех смыслах. Селеверова нуждалась в таком наследстве особенно остро, так как понимала, что ждать ей его неоткуда и не от кого. В реальности она могла претендовать только на авоську с непромытыми бутылками, оставшимися после очередного материнского загула.
Наследство для Римки стало жизненно необходимо, как пропуск в другую жизнь, картинки из которой можно было обнаружить в журналах «Работница» и «Крестьянка». «Женщины! Обустроим наш быт красиво!» – призывала редколлегия среднестатистическую гражданку в возрасте от двадцати пяти до сорока. В сорок, думала Селеверова, это уже никому не нужно: знай, вяжи себе носки в полоску и вари варенье, как Дуся. Очень хотелось Римке до рубежных сорока воспользоваться предложением по обустройству быта в свете генерального направления, предложенного женскими журналами. Чтобы книги до потолка, торшер зеленого цвета и коллекция камней на лакированных подвесных полках, и там, в полумраке, на строгом диване она, Римма Селеверова: на плечах – шаль, под ногами – медвежья шкура. Разумеется, белого цвета, то есть полярного происхождения.
Олегу Ивановичу, признаться честно, было все равно. Свой кабинет у Селеверова как у начальника участка имелся и на работе, и этим его было не удивить. Гораздо сильнее возбуждала протянувшаяся на две комнаты лоджия, да причем не одна. Олег Иванович видел себя на ней с армейским биноклем в руках, в окулярах которого плескалось море и разрезали синеву чайки.
Но «не по зубам конфетка!» – останавливал себя Сам, понимая, что четырехкомнатной квартиры ему не видать как своих ушей. Денег нет. И занять не у кого, чтоб застолбить эту генеральскую роскошь. «Евдокия вроде чего-то сулила, да и так, по-моему, отдала до копеечки. А хочется! Четыре – это не три, а со столовой, почитай, пять!»
– Вот ты посмотри! – рассуждал Селеверов, обращаясь к жене. – Еще вчера жили вчетвером в одной комнате. О квартире только мечтали, хотя бы об однокомнатной, но чтоб отдельная. О двушке подумать не могли. А сейчас и трех комнат мало. Хочется больше и больше…
Римка согласно кивала, уж очень манил ее этот пресловутый «кабинет». Похоже, все равно было одной Дусе, готовой еще несколько недель тому назад с легкостью из своей отдельной квартиры на Ленинградской переехать в сырую и мрачную барачную комнату. «Какая разница! – размышляла она, обнаруживая смысл только в одном: чтобы вместе. – Одна комната. Две? Три?»
«Надо определяться!» – дал приказ Олег Иванович и усадил за стол всех бойцов вверенного ему женского подразделения.
– Чего определяться? – раздраженно переспросила Римка. – Денег все равно нет. И не будет.
– А ты, Евдокия? – больше для проформы спросил Селеверов.
– Хорошо… – поспешила ответить Ваховская.
– Что хорошо? – не понял Олег Иванович.
– Да мне все хорошо. Как скажете, так и будет. Вы – хозяева.
Хозяева сердито уставились на Евдокию Петровну, про себя проклиная ее за это раздражающее благодушие. Дуся почувствовала неловкость и смутилась: у нее возникло ощущение, что Селеверовы что-то от нее ждут. Те молчали. Римка, так та вообще отвернулась в сторону, делая вид, что наблюдает за игравшими у окна девочками.
– Встань с пола! – прикрикнула она на Анжелику, которая пыталась поставить на подоконник пластиковую лошадку, не желавшую стоять ровно.
– Встань! – повторила стоявшая на коленках Элона слова матери.
– И ты тоже! – приказала Римка.
– И ты тоже! – снова повторила девочка.
– Я кому говорю? – грозно поинтересовалась Селеверова.
– Ей! – быстро сориентировалась Элона и ткнула пальцем в сестру.
– Я и тебе говорю!
– Мне?! – картинно удивилась девочка и развела руками.
– Ты мне зубы не заговаривай! – возмутилась мать и вскочила со стула. – Я не лошадь.
– Вот лошадь… – пробурчала Анжелика, не теряя надежды установить своего коня на подоконнике.
– Вот лошадь! – с готовностью подтвердила Лёка слова сестры и для пущей убедительности ткнула в нее пальцем.
– Да что это такое! – взорвалась Селеверова. – Кому я сказала, встань с пола! Глухая, что ли?
Анжела нехотя повернула голову в сторону матери и поинтересовалась:
– А зачем?
– А затем! Жопу отморозишь!
Элона пришла от материнских слов в полный восторг и с очевидным удовольствием зачастила:
– Жопу отморозишь! Жопу отморозишь!
– Эттто еще что за «жопа»?! – рассвирепела Римка и, подлетев к дочери, залепила той по губам. – Где только такой дряни наберутся! «Жо-о-о-па»!
– Не бей меня! – потребовала Лёка и скривилась: – Дусе скажу.
– Я тебе сейчас скажу-у-у! – не осталась в долгу мать и влепила любимице подзатыльник. – И ты тоже вставай! – набросилась она на Анжелику, пытавшуюся довести дело до конца.
Вмешался Олег Иванович, прервав на минуту важный разговор с Евдокией:
– Ну, чего расшумелись? Что мама сказала?
– Жо-о-о-па! – прорыдала Элона и бросилась к Дусе в поисках безопасности, предполагая, что следом должна нагрянуть расправа.
– Ты слышал?! – взвилась Римка, пытаясь дотянуться до Лики.
– Ся-а-а-дь!
– Что ты мне рот затыкаешь?
– Ся-а-адь! – повторил Селеверов и посмотрел на жену исподлобья.
Пока Олег Иванович водворял разбушевавшуюся Римку на место, пухлая Анжелика спокойно поднялась с пола, отряхнула колготки. Подошла к отцу и, протянув тому лошадь, пожаловалась:
Ознакомительная версия.
