Шарф, как и ботинки тоже был подарком. Кристиан только-только начал выступать на улице, ещё без Цвингли. Он запомнил эту женщину, она несколько раз проходила мимо него, и всегда на несколько минут останавливалась, молча, стояла и слушала, как он играет, а потом бросала несколько монет в футляр и шла дальше. А в тот раз только-только выпал снег, гораздо раньше обычного. Стало сразу довольно холодно, дул сильный ветер, а у Кристиана было только осеннее пальто, и к тому же приходилось постоянно дышать на быстро замерзающие пальцы. Женщина достала из своей сумочки невероятно длинный вязаный шарф. Он ещё тогда удивился, как шарф такой длины мог уместиться в, средних размеров, обычной дамской сумочке. Она, должно быть, заметила удивление на его лице, и сказала, обматывая шарфом его шею: «Этот шарф, как моя жизнь, кажется очень длинной, а вся умещается в простой сумке». Странно, на вид женщина выглядела совсем не старой, он бы, не дал ей больше тридцати пяти, но её глаза… её глаза и руки… Нет, они не были немолодыми, но Кристиану показалось, что так, как она одевала его, так бабушки собирают на прогулку своих маленьких внуков. С тех пор он её не видел, хотя продолжал играть каждый день на том же месте. А шарф ему действительно очень сильно помог, и весьма кстати сгодился, в качестве жилища для Цвингли.
На самом деле, ещё неизвестно, кто кого выбрал, и кто кому достался. Кристиан шёл по улице Капернаумских рыбаков, намериваясь заложить свои наручные часы, последнее, что он мог ещё заложить, в ломбард. Зачем ему часы? Времени теперь навалом, больше, чем нужно, больше, чем хотелось бы. Ни одна секунда не оставалась незамеченной, напоминая о себе с каждым его шагом – вот она, гляди, ещё одна, ещё, ты, ненароком, какую-нибудь не пропустил? Настроение было прескверное. А дальше, что? «Капернаумские рыбаки» размещавшиеся на втором этаже массивного пятиэтажного здания под вывеской «Истинные сокровища – на небесах»», никогда не дали бы больше половины цены даже за его бессмертную душу. Но о подобной сделке, разумеется, не могло быть и речи.
Кристиан глядя себе под ноги, стал подниматься по старинной мраморной лестнице, придерживаясь за перила (от голода пошатывало), и почти миновал уже первый пролёт, как вдруг отчётливо услышал музыкальную фразу из Гайдна, в два такта, исполненную на непонятном музыкальном инструменте, напоминавшим толи флейту, толи дудочку. Это ещё что такое? Скрипач обернулся и увидел в самом углу широкого подоконника маленький серый с розовым оттенком комочек, с круглыми внимательными глазами на пёстрой трёхцветной головке. Птичка чуть наклонила головку набок, и ещё раз, специально для Кристиана отчётливо исполнила ту же фразу из Гайдна. Скрипач отлично помнил эту вещь, ему часто случалось исполнять её на своих уличных концертах. Он, недолго думая, просвистел следующие два такта. К его удивлению, щегол не стал повторять за ним, а повёл мелодию дальше в точном соответствии с партитурой. Вот это да! Кристиан забыл и про время, и про свои часы, и про лукавых «рыбаков». Это позже ему пришла в голову мысль, о том, что с такой птичкой, наверняка, можно заработать кучу денег, а тогда он как ребёнок искренне восхищался чудом. Чудес в жизни бездомных бродяг случается действительно не мало, он тогда об этом кое-что уже знал.
Исполин Томас, например, рассказывал, что ему как-то предложили бесплатно поучаствовать в конкурсе, по поеданию гамбургеров, проводившимся местным Макдональдс. Он просто проходил мимо, его окликнули: «Эй, здоровяк, покажи класс, сожри эту кучу дерьма» – так об этом рассказывал сам Томас. Обещали победителя целый месяц кормить гамбургерами бесплатно. Ну, он и согласился, занял первое место, а потом едва не умер от заворота кишок, чудом остался жив. Воспользоваться призом он уже не мог, да и не хотел. Подобных историй Кристиан в первые же дни своего пребывания в ночлежке наслушался предостаточно. Все они были про то, как судьба посмеялась над бродягами в очередной раз. А они в ответ смеялись судьбе в лицо, что им оставалось делать?
– Кристиан, Кристиан, – скрипачу показалось, что старик заснул, дыхание его стало ровным, но он вдруг почему-то стал звать его.
– Да, милорд – так же, шёпотом отозвался он.
– Цвингли спит?
– По-моему, да, милорд, затих. – Кристиан улыбнулся старику и аккуратно кончиками пальцев слегка откинул шерстяной покров уютного птичьего гнёздышка.
Старик, приподнялся со своей лежанки, и тоже потихоньку заглянул внутрь.
– Божья тварь, – умилённо заметил лорд-пропойца, – ему бы подружку.
О подружке для Цвингли Кристиан никогда не думал. Откуда её было взять? Да и разве найти гениальному щеглу дамочку под стать? А, кроме того, ведь и проносить незаметно в приют две птички было делом немыслимым, а вдруг они в самый неподходящий момент начнут радоваться своему весеннему счастью. Тогда, считай, всё пропало! Но скрипач оценил трогательную заботу старика о его удивительном маленьком друге.
– У меня когда-то кошка была. – Мечтательно из темноты заговорил старик. – Самая настоящая, Кристиан, кошка! – Он даже прыснул от удовольствия, производившегося его собственными воспоминаниями. – А душа у неё была, ну прямо-таки совсем собачья. Бросишь ей маленький сухарик, а она хвать его на лету, был сухарик, и нет. А она грызёт себе, жмурится. Стоило кинуть в коридор маленький каучуковый мячик, как она тут же бежала за ним и приносила его обратно в зубах. И даже скулила почти по-собачьи, когда я уходил из дома. Могла целый день вот так у входной двери просидеть и ждать, пока я вернусь с работы. Даже к еде не притрагивалась. Такая верная кошка была. – Старик замолчал.
– А, что с ней потом стало? – Кристиан почувствовал, что это ещё не вся история.
– А потом, – весело отозвался лорд-пропойца, – она сбежала от меня с одним прощелыгой-котом. – Старик мелко затрясся от смеха, а потом закашлялся. Бродяги тяжело заворочались во сне. – Одина раз потом я их видел, недалеко от дома, – «Тогда у него ещё был дом» – подумал Кристиан, – стал звать её, – заговорил он ещё тише, – «Моти, Моти». – Матильдой её звали.
– А она?
– А она – ноль внимания, как будто и не слышала меня. Так им, с её котом-прощелыгой было хорошо вдвоём. – В голосе старика не было и тени осуждения неблагодарной питомицы.
– Значит, всё-таки она была кошкой, а не собакой? – Осторожно предположил скрипач.
– А кто их разберёт… – Примирительно со всем миром заключил старик. – Кошки собак вскармливают, собаки кошек, если что… Вот, я и думаю, Кристиан, что нет у Бога ни собак, ни кошек, ни людей. Одна на всех только душа больная, заблудшая…
Лорд-пропойца свинтил непослушными руками крышку со своей плоской фляжки немного отхлебнул, и предложил скрипачу. Тот отказался. Вывод старика показался ему немного странным, но очень естественным. Может и впрямь, всё действительно так?
– Ладно, давай спать. Завтра, рано вставать.
Старики часто говорят очевидные вещи, наверное, потому, что остальные ещё не поняли главного – жизнь проста и очевидна…
Если приложить тёплый палец к замёрзшему стеклу, можно сквозь маленький влажный глазок посмотреть на мир. Какой он там, мир за окном? Сильные морозы случались редко, за зиму окошко замерзало всего пару раз. Когда наблюдаешь за ним незаметно со стороны, он совсем другой – озабоченный и чуть растерянный. Она улыбалась, всякий раз заставая его врасплох. И никакой он, на самом деле, не самодовольный и не гордый. Всё это так, напускное. Он, иногда, прямо как человек не знает, что с собой делать, и как себя воспринимать. Его немного даже жалко. А когда, наконец, заметит, что на него смотрят, сердится, пыхтит недовольно, может даже кулаком погрозить: «Я тебе устрою!». Ну, и, случается, иногда действительно устраивает – бывает таким с ней жестоким. А всего лишь из-за чего? Не хочет, чтобы его видели, таким, каков он есть. Вот и вся причина жестокости. Может, и вправду, лучше не злить его, не смотреть?
Странно, почему довольно уже тёплым весенним утром она вспомнила о своих зимних шалостях. Ах, да, старик в клетчатом пончо, похожий на Леонардо да Винчи заблудившегося во времени, или на боцмана давно затонувшего корабля. Она ещё подумала, что ему, должно быть, очень холодно. Сколько всего нужно пододевать в такую стужу, чтобы не околеть. Наверное, бездомный. Агнетта выбежала на улицу, как была, в лёгких брючках и домашнем свитере, захватив с собой старую дублёнку своего бывшего мужа. Ему она всё равно даром была не нужна, а старику бы пригодилась. Может быть, чуть великовата, но это ничего, велика – не мала. Выбежала на улицу, оглянулась по сторонам, а старика уже и след простыл. Прохожие смотрят недоумённо, женщина с мужской дублёнкой в руках, кого-то потеряла. Как будто муж ушёл от неё к другой не два года назад, а вот только сейчас, ухитрился выскочить из дублёнки, подлец, и затеряться в толпе (А что, такие случаи бывали). Она подумала, что выглядит очень глупо, и поспешила обратно, ветер пронизывал до костей.
