Ознакомительная версия.
– Да что ты говоришь! Какое совпадение! У Верочкиной Анечки тоже экзема!
Маруся только плечами пожала: какая Верочка? Какая Анечка? Чему она так радуется?
– Нет, я радуюсь, потому что Верочка, моя сослуживица, нашла какую-то бабку в Подмосковье, травница или в этом роде, так она дала для ее дочки Анечки какую-то притирку, ужасно вонючую, черную, бог знает из чего сделанную, и помогло! Чудодейственная оказалась! Через две недели даже пятнышка не осталось! Совсем недавно это было! Хочешь, я все разузнаю, достанем мы эту притирку для Яши!
Маруся сразу же забыла про эту травницу и ее изделия. Но через неделю Ася опять позвонила и восторженно сообщила, что добыла снадобье, что бабка эта удивительная, живет в деревне Фирсановка, весь дом у нее в иконах, сильно верующая, но не отсталая, а очень разумная, и даже несколько образованная, книги по ботанике стоят… настоящая травница, и бабка этой бабки была травница. Народная, следовательно, медицина, лучше всякой аптечной, надо это снадобье немедленно Якову переправить. Немедленно! Потому что в течение двух недель оно испортится и потеряет силу.
Маруся попросила ее отправить лекарство по почте. Ася дар речи потеряла, но, оправившись, сказала, что можно и по почте, но ведь пока дойдет, испортится… Да и примут ли бутылку на почте?
Маруся вежливо, но не без ехидства объяснила Асе, что ехать в ближайшее время в Бийск она не собирается, а если та считает необходимым, может ехать сама хоть сегодня.
Ася подтвердила свою давнюю репутацию, растерянно сказавши:
– Марусенька, так у меня и адреса Яшиного нет…
– Город Бийск, Квартальная улица, дом двадцать семь. Прости, Ася, я не могу сейчас разговаривать, – и повесила трубку.
“Нет, все же Ася настоящая идиотка!” – рассердилась Маруся.
Ася же поехала на вокзал и купила билет до города Новосибирска. Ей объяснили, что до Бийска она сможет добраться на местных поездах. Вечером следующего дня она сидела в поезде, отправляющемся туда, куда Маруся так и не добралась.
В чемодане, одетом в холщовый чехол, Ася везла тщательно упакованную в черную бумагу поллитровую бутылку с бурой жидкостью, а также не менее тщательно упакованные продуктовые запасы – две банки домашнего варенья, два килограмма муки, два килограмма пшена. Смотрела в окно, наслаждалась скользящим за окном пространством – в отпуске не была три года и всю дорогу радовалась, глядя в окно.
С юности она проводила большую часть своей жизни в госпиталях, в больницах, среди врачей и больных, и дважды приходилось ей ассистировать великим хирургам. Один из них был убит случайным снарядом в полевом госпитале во время войны, второй, старый земский врач, умер от инфаркта во время операции. Для ее восторженной натуры восхищение было потребностью, теперешние хирурги, с которыми она работала, не вызывали большого уважения: один принимал от больных подарки, взятки то есть, второй славился своим женолюбием и окружал себя стайкой хорошеньких медсестер, с которыми развлекался в удобных закутках отделения… Стыд, стыд…
В ближайшем окружении Ася идеала не находила, но где-то вдали существовал Яков, на которого она с юных лет возложила роль идеала человека и мужчины. Бурая жижа в бутылке, которую она везла за тридевять земель, должна была исцелить его от страданий. Это была миссия, а не обыкновенная поездка дальней родственницы к ссыльному в декабристскую даль. Ах, как жаль, что не Маруся была на ее месте, ведь приезд жены обрадовал бы Якова гораздо больше!
Пока безумная Ася с бутылкой святого снадобья в чемодане двигалась в сторону Алтая, Маруся тоже постоянно думала о Якове. Причиной тому был Иван Белоусов, с которым – не с пустого места! – возникали новые отношения, в которых история партии была основной темой разговоров, и Маруся с умилением вспоминала времена, когда кудрявый и нескладный Иван пытался взять ее под руку…
Иван провожал ее теперь после занятий, брал, не колеблясь, под руку, был дружелюбен и сдержан, никаких границ не переступал, но разговор, начавшийся от главного предмета – истории партии, как-то плавно перемещался к воспоминаниям юности… и однажды он сжал ей руку повыше локтя – не сильно и не слабо, как раз в меру… И в этот момент Маруся почувствовала, что уже изменяет Якову, да… хочет изменить… и придя домой, она взвесила каждое сказанное Иваном в этот вечер слово и поняла, что она с ним во всем согласна. А вот Яков с ним не согласился бы. Сказал бы что-то критическое и резкое! И она испытала прилив раздражения против мужа.
Да, надо признать, что смешной и нелепый в юности Белоусов сегодня гораздо ближе ей по духу! И он образован, хотя и в ином роде, чем Яков, и он тоже человек пишущий, хотя и в ином роде! Но как же вы игрывает его изначальная пролетарская простота в сравнении с Яшиной буржуазной сложностью!
Совместные прогулки после занятий становились все более длительными, и Яков постоянно присутствовал где-то за скобками: он словно был третьим в их общении, и Маруся вела разговор вслух – с Иваном, а про себя – с Яковом…
Поезда в Бийск пришлось ждать три часа, и Ася успела телеграфировать Якову, что приезжает. Он не встретил ее. Поздним вечером, с чемоданом и сумкой, в ботах на каблуках, проваливаясь в сплошную перину свежевыпавшего снега, она долго искала дом Якова, хотя был он в десяти минутах ходьбы от вокзала.
Телеграмму доставили, когда Ася блуждала по темноте возле дома, где Яков снимал комнату. Ася и представить себе не могла, какое яркое, до остановки дыхания, мгновенное счастье пережил он, когда взял в руки бумажку: долгожданное слово “Встречай” он много лет соединял с именем жены, и какое же глубокое разочарование испытал, когда увидел, что телеграмма подписана именем “Ася”. Он не сразу сообразил, что за Ася к нему едет, пришло в голову, что, может, ошибка? Надел пальто, вышел на крыльцо и через несколько минут встретил гостью. Пожал замерзшую руку, которую она выпростала из рукавицы, подхватил полуутонувший в снегу чемодан и повел ее в дом, едва не плача от скорби.
Помог Асе снять пальто, платок, боты… Поставил чайник. Ася улыбалась, растирала красные руки – умные умелые руки с остриженными чуть не под корень ногтями с иодной неотмывающейся обводкой.
Яков даже не поинтересовался, зачем она сюда приехала: уверен был, что у нее какие-то собственные дела, командировка или что там еще бывает… Она отогревалась, он поставил на письменный стол (другого в его маленькой комнате и не было) кружку и стакан, налил чаю. Они ели хлеб с маслом и пили дурной чай, и Ася горевала, что не сообразила, да и не успела бы, купить хорошего чаю в Елисеевском магазине… Сначала разговор вращался вокруг семьи, но Ася не была осведомлена о повседневной жизни Маруси и Генриха – видела их редко и ничего не могла добавить сверх того, что Яков знал и без нее. Он стал расспрашивать Асю о ее работе, она охотно, даже с горячностью, поведала ему о Лечсанупре, где работала уже десять лет, и как она туда попала и каким выдающимся хирургам ей доводилось ассистировать когда-то…
Она кинула беглый взгляд на его руки – они выглядели ужасно…
– Разрешите, я посмотрю, – попросила Ася.
Яков выложил обе руки на стол – они были как будто в багровых митенках: пальцы длинные, белые, с чуть загибающимися вверх последними фалангами были чистыми, а от кисти вверх, под фуфайку, уходила плотная кора. Она перевернула кисти, стала рассматривать ладони – здоровая кожа до запястья, а выше как будто рукав из корявой ткани.
Яков улыбнулся сквозь усы, пошутил:
– Ася, и ради этой дряни вы приехали?
– Ну конечно! Вам Маруся написала, какое это чудодейственное средство? Моя приятельница… – честная Ася поправила себя – дочка моей приятельницы – за две недели очистилась. А ведь уже применили все средства, даже в Ленинград возили в Военную академию, рентгеновскими лучами воздействовали – ничего не помогало…
Ася кинулась к своему чемодану, с которого она еще и чехол не сняла, и он стоял в натаявшем снегу, содрала намокшую парусину. Яков пытался ей помочь, но она сама… сама… быстро достала свою заветную бутылку, стащила с нее газетный слой, плотную черную бумагу и водрузила на стол:
– Вот! Это вам!
Какая трогательная, милая эта Ася! Тащила из Москвы эту дурацкую бутыль…
– Спасибо, Ася, я непременно попробую. Бывали периоды, когда кожа совсем очищалась, а потом вот опять… Такого лекарства, чтобы сразу снимало экзему, кажется, еще не изобрели… Я непременно попробую.
– Давайте, чтобы времени не терять, начнем прямо сегодня. У Анечки уже на третий день было заметно улучшение. Понимаете, Яша, у меня обратный билет через восемь дней. Отпуск я взяла на две недели, но дорога забирает почти семь дней, так что давайте прямо сейчас и начнем… Я вас намажу и пойду в гостиницу. Здесь есть гостиница около вокзала?
Ознакомительная версия.
