– Витя… Долбышев! – наконец она узнала в возвышавшемся над ней плечистом верзиле своего бывшего ученика.
– Ну да! – Вута улыбался всеми своими золотыми фиксами. Так искренне он не улыбался уже давно, куда девалась минутной давности угрюмость. Казалось, он сбросил с себя весь груз прожитых лет, судимости, заключения… и вновь очутился в шестидесятых, в своём детстве…
Что такое пролетарский район Москвы в шестидесятых? Тогда многие пролетарские семьи являлись рассадниками детского и подросткового хулиганства. Текстильщики, Кузьминки, Люблино, Выхино с переходом в Люберцы, весь Юго-Восток Москвы являлся сплошной шпанецкой вольницей. Школы этих районов тоже кишели всевозможными шайками, группами, кодлами. Буквально на каждой перемене случались стычки – драки один на один, или стенка на стенку. В школе, где учился Вута, учителя на переменах патрулировали коридоры, но в мальчишеский туалет, где и происходили в основном драки, заходить боялись даже педагоги-мужчины. Директриса ловко маскировала своё бессилие тем, что вроде бы ничего не замечала. Ни она, ни завучи, никто не мог обуздать эту массу, никто кроме…
Да-да, только Галина Ивановна, тогда ей было тридцать пять – сорок лет, одна могла утихомирить этих зверёнышей, отобрать сигареты, карты, заставить принести дневник, привести родителей. Как ей это удавалось… то, что не могла ни хитрая директриса, со своей дежурной угрозой, «сдать в милицию», ни мужчины, учителя физкультуры, физики, труда? Это была тайна, скрытая в тёмных закоулках душ этих птенцов пролетарской клоаки, маленьких оторвил, многие из которых впоследствии стали «профессиональными» преступниками.
– А вы значит так здесь и живёте? – спросил Вута.
– Куда ж я денусь, – отвечала Галина Ивановна, – здесь прописана, здесь и умру. – Она тяжело перехватила авоську из одной руки в другую. – А ты, значит, малую родину решил навестить?
– Да. Брата вот хотел проведать, да дома не застал. Вы случайно не встречали его?
– Да нет, давно не видела. Признаться, и зрение у меня совсем село, может и не узнала. Я бы и тебя не узнала. Сейчас тут жители часто меняются, старики мрут, а дети их квартиры продают. Таких как я, старожилов, почти уж не осталось.
– А вы уже не работаете?
– Ну, что ты, какая работа. Лет десять как на пенсии. Могла бы конечно, сейчас многих учителей-пенсионеров приглашают работать, молодые-то не идут, учительский хлеб скуден и горек. А ты… ты-то как живёшь, чем занимаешься?
– Да так, чем придётся.
Галина Ивановна медленно двинулась к своему подъезду, Вута почтительно следовал поодаль. Он словно не чувствовал прошедших тридцати лет, не видел очевидного: его «классная» превратилась из цветущей женщины в тяжело передвигающуюся, неприглядную бабку. А тогда… «Галина», так её звали ученики, была весьма красивой по меркам тех лет: среднего роста полная натуральная блондинка, любившая одеваться в прилегающие одежды, выгодно подчёркивающие её объёмные округлости. Внешность внешностью, но если бы не её характер, манера поведения в школе, вряд ли бы она имела такой авторитет среди хулиганистых мальчишек. Она относилась к школьной шпане без предвзятости, точно так же как ко всем прочим ученикам: «отличникам», «тихушникам», «активистам», то есть хорошим мальчикам. Она никогда не оскорбляла их, вернее не оскорбляла словом, в чём преуспевали, едва ли не все прочие педагоги. Хулиган, бандит, дебил… по тебе тюрьма плачет… Хотя в то же время она могла ударить… ударить указкой, дать подзатыльник, даже ухватить за вихры, но всё это как бы не всерьёз, в шутку. Ей позволяли то, что не позволяли ни одному другому учителю, да, пожалуй, и не всем родителям.
Вута жутко конфликтовал едва ли не со всеми учителями, но Галине наоборот помогал, причём помогал добровольно и на совесть. Самой настоящей мукой для учителя в то время было дежурство по школе. Тогда в школе не было охранников, и именно дежурный учитель был вынужден по утрам сдерживать, рвущихся в школу с мороза учеников до того как нянечки уберут этажи. С этой задачей мало кто справлялся. Причём мужчинам приходилось труднее, чем женщинам, те хоть плачущим нытьём могли иногда сдержать наиболее совестливых архаровцев. Мужиков просто отпихивали, сминали, и толпа, ведомая тем же Вутой, устремлялась в вестибюль, по этажам, оставляя грязные следы на ещё мокром паркете школьных коридоров. Вызывать каждый раз милицию, расписаться в своём полном бессилии, директриса не решалась. Она предпочитала отчитывать педагогов, обвинять их в недостатке воли и отсутствии педагогического такта. Галину директриса ненавидела, так и не осознав, как той удаётся поддерживать образцовые дисциплину и порядок. Школьные двери в её дежурство никто не брал штурмом. Причём Галина даже не стояла как цербер у входа, она лишь спускалась в вестибюль и, зябко подёргивая округлыми плечами, осведомлялась у стоявшего в дверях Вуты и его корешей:
– Ну что, всё в порядке?
– Да Галина Иванна, не беспокойтесь, никто не войдёт, – отвечал Вута, гордясь поручением.
– Хорошо, через пять минут можно пускать, – и Галина убегала к себе на этаж, в кабинет…
Они подошли к подъезду в доме напротив того, где вырос Вута.
– А как живут наши учителя Иван Степанович, Клавдия Ивановна, – интересовался Вута.
– Ну, нашёл кого спросить. Я давно уже ни с кем… Впрочем, Иван Степанович умер… да, давно уже, я ещё работала, а больше ни про кого не знаю, я ведь и когда работала, ни с кем особо не дружила. А сейчас тем более, одна как перст живу.
– Как одна… у вас же муж был и сын?
– Ты как будто забыл сколько прошло лет, – скорбно улыбнулась Галина Ивановна. – Муж мой уже шесть лет как умер. Вы мужики вообще мало живёте. У сына своя семья. Он в Орехово-Борисово живёт. Приезжает иногда, внучку привозит. Я не езжу… тяжело, ходить совсем плохо стала – эта всё мои высокие каблуки, форсила слишком долго, теперь расплачиваюсь. – Галина Ивановна засмеялась старческим дребезжащим смехом. – Может, зайдёшь к старухе, скрасишь мою скуку смертную? Правда, угостить мне тебя особенно нечем, но что-нибудь соображу. А если брат появится, ты из окна увидишь свет в вашей квартире, скоро уж стемнеет.
– Я!?… Да конечно, – Вута вдруг засуетился, – только это… я в магазин забегу, куплю чего-нибудь, зачем вам тратится.
– Ну, как хочешь, беги. Квартира-то какая не забыл?
– Нет, что вы.
– Только Витя… спиртного не надо, – твёрдо, так же как и тогда, когда она командовала их классом, сказала Галина Ивановна.
Вута купил копчёной рыбы, буженины, колбасы, кока-колы, шоколад… выбирал подороже. Сложил всё в тут же приобретённый большой пакет. Возвращаясь по узкому проходу между двумя пятиэтажками, вспомнил смешной эпизод из тех же школьных лет. Через этот проход лежал самый короткий путь от школы к остановке автобуса. Тогда ещё не пустили метро, и большинство учителей шли к остановке именно здесь. Однажды в морозный день, когда учителя задержались на педсовете, они с ребятами специально щедро залили этот проход водой. К вечеру, когда педсовет закончился, там был голимый лёд… Первым растянулся в тёмном проходе грузный физик Иван Степанович… вот грохнулась «Евдоха», учительница русского Евдокия Алексеевна. Все падения сопровождались улюлюканием и свистом прячущихся за углами «зрителей». Ждали директрису, но в сапожках на высоком каблуке пошла Галина. Что понесло её тогда этим проходом, ведь она жила рядом и к автобусу ей идти было без надобности? Предупредить хотя бы криком не успели, взмахнув руками и издав «ох», она веско села на свою роскошную пятую точку. Вута подбежал быстрее всех, но тоже поскользнулся и улёгся рядом, тут же вскочил, стал поднимать… основательно ощутил её, хоть и через пальто… Вута улыбался, помахивая тяжёлым пакетом – он был во власти воспоминаний, доставлявших ему истинное наслаждение. Та детско-подростковая симпатия к женщине, которая была на двадцать лет старше, сформировала у него своеобразные критерии оценки женской красоты, поведения. Он потом, сам того не ощущая, невольно сравнивал с той Галиной всех встречающихся на его жизненном пути женщин.
– Господи Витя! Зачем ты столько всего накупил, щедрость свою показать хочешь? – Галина Ивановна, укоризненно покачав головой, взяла пакет и ушла на кухню.
В школьные годы Вута пару раз приходилось бывать в квартире у классной и её убранство по сравнению с нищенским бытом их семьи тогда казалось ему верхом зажиточности. Сейчас… Конечно, ожидать, что одинокая учительница на пенсии живёт в достатке, было трудно, но то, что у неё даже нет цветного телевизора…
– Так говоришь, занимаешься чем придётся? – Галина Ивановна в застиранном, но аккуратном халате, с поредевшими волосами, превратившимися из светло-русых в серебристые, накрывала на стол. – Это с каких же пор то, чем занимается категория общества, где ты, как я слышала далеко не последний человек, называется занятием чем придётся?
