– Квартира у нас теперь приватизированная! Это два!
Несколько бумажек уже легли на стол, но одну, видимо самую важную, Алексей Матвеевич еще сжимал в руке.
– И наконец! Владельцем нашей квартиры отныне являешься только ты!
Внутри у меня все опустилось.
– Зачем вы все это сделали, Алексей Матвеевич! Это наша с вами квартира! Скорее уж просто ваша, но никак не моя! Зачем вы ее целиком на меня оформили? Это неправильно!
– Неправильно?
Старик направил на меня немигающий взгляд. Седая голова чуть покачивалась на худой кадыкастой шее.
– А ты что, Эвочка, меня разве из своей квартиры выгнать можешь?
– Дед Леша! Вы с ума сошли? Так, я сейчас психиатрическую «Скорую» вызову!
– Ты для меня – всё, Эвочка! И дочка, и внучка, и семья, и дом! И я должен знать, что я могу спокойно жить, сколько мне суждено! Когда меня не станет...
– Прекратите! – буквально рявкнула я.
– Когда меня не станет, – продолжил старик звенящим от волнения голосом, – ты не столкнешься ни с какими проблемами. Ты не будешь ходить по нотариусам и судам...
– Что вы несете?!
– Помолчи! Дай мне закончить! Ты будешь думать только обо мне! Ты будешь думать только о том, как хорошо мы с тобой жили! И никакой, слышишь, никакой суеты! Никаких имущественных проблем! Принимать надо все из теплых рук! Вот, забери все это! – он резким движением сунул мне стопку документов. – Возьми мои ладони!
Я отложила листы в сторону и сильно сжала руки старика.
– Они теплые?
– Они горячие, дед Леша!
– Вот и отлично! Я постараюсь еще долго и счастливо жить на... твоей жилплощади... дочка. Долго и счастливо. А потом – в крематорий! Запомни, обязательно в крематорий!
– Какого черта, дед Леша! Какого черта!
Я не выдержала – зарыдала. Так же, как тогда, в метро. Только тогда я плакала от обиды, а теперь от какого-то необъяснимого безотчетного страха, хотя раньше я всегда знала – страх и тигре несовместимы!
– В общем, так! Заканчиваем это индийское кино! – Алексей Матвеевич неожиданно быстро взбодрился. – Я побежал к метро. Опаздываю уже. А ты ставь варить креветки. Я купил два пакета креветок и полдюжины чешского пива. Еле дотащил! Давно мы с тобой пива с креветками не пили!
Пиво с креветками было любимым лакомством деда Леши. Его, наверное, лишили бы опекунства, если бы стало известно, что лет с двенадцати я составляла ему в этих пирах компанию. Впрочем, как говаривал один из немногочисленных приятелей Алексея Матвеевича профессор Юшенкович, «алкоголиками вырастают те, кто в детстве недопил». Значит, мне, скорее всего, алкоголизм не грозит.
Дед Леша оделся, взял свой старенький потертый портфель с кожаным ремешком и побежал на таинственное рандеву.
И... никакого пива и никаких креветок уже не было. Он дошел до метро, получил свое важное письмо и помчался назад ко мне. Но возле подъезда его подкараулил пятнадцатилетний дебил-пэтэушник. То есть теперь вообще непонятно, как его называть. Соседствующее с нами учебное заведение нынче уже не «ПТУ № 7», а «Седьмой домостроительный колледж». Ублюдочный переросток не испытывал никакой личной неприязни или вражды к моему самому близкому человеку. Он в первый раз видел незнакомого пенсионера. Но у него не было денег на курево, а спросить у взрослого человека он стеснялся, поэтому решил просто «чуть-чуть оглушить» старика ударом арматурного прута и вытащить у него из кармана сигареты. Дегенерат, едва способный изъясниться на родном языке, не рассчитал силу удара и разрушил мозг, впитавший в себя языки и культуру многих народов мира. Он огорчился, поняв, что Алексей Матвеевич не курил!
Через сорок минут после того, как Алексей Матвеевич вышел из дома, я уже места себе не находила. Два года назад я купила ему мобильный телефон, но он так и не привык все время таскать с собой это незатейливое устройство. Разумеется, я набрала его номер и... услышала мной же загруженную мелодию «Лунной сонаты», доносившуюся из ванной комнаты. Мой подарок парадно блестел на стеклянной полочке рядом со старым бритвенным прибором фирмы «Золинген». А чего, собственно, я еще должна была ожидать? В ответ на мою просьбу всегда брать телефон с собой я всегда слышала какую-нибудь несуразицу типа «Кто мне, старику, будет звонить?» или «Куда мне звонить с улицы? Я и из дома никому не звоню!» На все это следовал один и тот же занудный ответ: «Дед Леша! Я хочу иметь возможность позвонить вам, если у меня возникнет такая необходимость, и я хочу, чтобы вы имели возможность позвонить мне в любой момент, если возникнет необходимость у вас!» «Какая такая необходимость? – вздыхал старик. – Ну ладно, буду брать, если ты так просишь...» И, разумеется, никогда его не брал.
Я уже обулась и надела куртку, когда зазвенел мой мобильник. Я ответила, даже не взглянув, от кого пришел звонок. Это был Костя. Следует сказать, что после того, как я его выгнала, у Кости хватило ума и деликатности не трезвонить мне ни домой, ни на сотовый.
– Это твой дед, высокий и худой, выходил на улицу? – выкрикнул Костя, задыхаясь, он бежал.
– Да... Ты где?
– Беги вниз! Вызывай милицию и «Скорую»... – В трубке загудело.
В трех метрах от бетонного козырька подъезда на мокром грязном асфальте, головой в кустах шиповника лежал Алексей Матвеевич. Из пробитой головы прямо в лужу стекала кровь. Длинная тонкая шея была противоестественно вывернута. Один глаз был открыт и... уже никуда не смотрел. Я подняла из лужи его руку и сжала ладонь. Тепло слишком быстро ушло в холодный асфальт и в ледяную воду. «Ты получила все из его теплых рук, – гудело в моей голове. – Он отдал тебе все, и наступил холод!» Арматурный прут, пробивший седую голову моего любимого человека, валялся у него в ногах. В десяти метрах от меня в темноте за кустами происходила возня. Костя изо всех сил прижимал к земле извивавшееся тело. Я бросилась на помощь, но меня опередили два милиционера. Было совершенно непонятно, откуда они взялись – все знают, сколь долго обычно приходится ждать наших стражей порядка.
– А ну, давай его сюда! – Один из милиционеров буквально волоком вытащил из-под Кости ту мразь, которая только что лишила меня всего самого светлого, что оставалось в моей жизни.
Нам с Костей осталось только стоять рядом, смотреть на все со стороны и ждать. Дождь усилился. Я повернулась к деду Леше, беспомощно лежавшему под открытым небом, и зарыдала. Костя бережно взял меня под локоть, и я не стала вырываться.
Оказалось, что после того, как я взяла сегодня его розу, Костя не ушел от моего дома и решил походить вокруг и подождать. Ему показалось, что я смягчилась, и он, бедный, надеялся, что я еще спущусь, чтобы поговорить. Поэтому он и увидел, как Алексей Матвеевич вышел из подъезда. Они не были знакомы, но по моему описанию Костя сразу понял, кто это. Тем более он видел его еще в окнах лестничной клетки и определил, что старик спускался с пятого этажа. Когда дед Леша возвращался, Костя завершал очередной круг своего шатания под домом и застал только развязку: в пятидесяти метрах от него рослый нескладный тинейджер шарил по карманам у распростертого на земле старика. Костя бросился на убийцу, одновременно надавив на кнопку «1» – мой короткий номер в его телефоне. Увидев, что его преследуют, подросток бросился наутек, но потерял время, ломанувшись напрямую через густой колючий кустарник. Костя обогнул заросли, настиг его и повалил на землю.
Картина была ясной и для нас, и для милиционеров. Здоровенный прыщавый дегенерат был знаком милиции – с двенадцати лет он состоял на учете и по наркотикам, и по попыткам изнасилования. Неделю назад пытался вместе с такими же, как он сам, дружками поджечь родной строительный колледж. Но пока этот дебил – еще несовершеннолетний. О, как я хотела убить его, чтобы он уже никогда не стал взрослым!
«Скорая» нужна была только для того, чтобы зафиксировать смерть Алексея Матвеевича, и никто не знал, сколько придется ждать медиков и высоких милицейских чинов. Один из ментов уже связался по рации с начальством и доложил, что ждет подмоги для оформления. Рация несколько раз хрипло хрюкнула в ответ. Мы все переместились под козырек подъезда.
– А где ваша машина? – спросил Костя ментов. – Вы разве не на вызов приехали?
– На вызов, но не на ваш! – отозвался один из них.
А второй добавил:
– Нас старшой сюда на шум послал! У вас сегодня здесь под каждым кустом жуть какая-то творится! Там, на пустыре, двух пацанов толпа черножопых отоварила, то есть отмудохали их, юридически выражаясь! – Внезапно он сообразил, что здесь стою я. – Простите, барышня, за откровенность... – Он перевел взгляд на деда Лешу и изобразил на своем простом лице печаль. – Это ваш собственный дедушка? Давайте, пока наши едут, мы все-таки фамилии и все такое запишем. Этого-то мы знаем! – Он тряхнул прыщавого убийцу, закованного в наручники. – А вас, девушка, и героя этого, – он указал на Костю, – надо протоколировать.
