С образом матери обычно связывается чувство защищенности. Поэтому худощавый мужчина может выбрать в супруги полноватую, крупную женщину, которая олицетворяет для него образ «кормящей матери», но часто в таких браках недостает страсти и есть проблемы в сексуальной жизни, поскольку образ матери всегда содержит в себе привкус инцеста. Подобное испытывает и женщина, выбирающая крупных мужчин. А девушка, отрицающая своего отца, отношения с которым были для нее разрушительными, выбирает его внешний антипод – щупленького и невысокого мужчину. Однако в действительности партнер сравнивается не с нашими реальными отцом или матерью, а с тем бессознательным представлением о них, которое сложилось у нас еще в раннем детстве.
М. К. Понятно. То есть в приведенном мной примере девушка, вышедшая замуж за маму, по-видимому, отрицала отца, хм… что-то в этом есть. Во всяком случае, знаю точно, что отношения их не были простыми, и она с ним всегда скорее сражалась – насколько, конечно, можно судить со стороны. Вообще «точка зрения классического психоанализа» – это, конечно, здорово и обезоруживающе. Как можно спорить с «классическим психоанализом»? Сразу окажешься в дураках. Но всё же встреча двоих, их любовь часто, да почти всегда, – это цепь случайностей, совпадений. Опоздай героиня фильма «Москва слезам не верит» на электричку, не видать бы ей Гошу как своих ушей. Не напейся до невменяемости герой «Иронии судьбы», и никакой иронии бы не случилось. Словом, даже массовая культура зафиксировала: встреча двух людей, которым предстоит любить друг друга, – игралище стихий. С точки зрения классического психоанализа это не так?
Т. Б. Даже если каждое знакомство кажется нам результатом цепочки непредвиденных совпадений, в душе у нас всегда существует определенный набор критериев, которые мы не сможем сформулировать сознательно, но которые тем не менее определяют наш выбор. Прекрасный принц или принцесса – это человек, которого мы ждали и «знали» уже давно: «Ты чуть вошел, я вмиг узнала… и в мыслях молвила: вот он!» Влюбленность – волнение, жар в крови – это состояние, возникающее, когда мы встречаем того, кто нам нужен в соответствии с запросом нашего бессознательного. Неважно, какой это запрос – на взаимную или безответную любовь. О том, что мы влюбляемся в тех, кто уже существует в нашем подсознании, всегда догадывались писатели и поэты. Помните, у Пушкина – всё та же Татьяна:
Ты в сновиденьях мне являлся,
Незримый, ты мне был уж мил,
Твой чудный взгляд меня томил,
В душе твой голос раздавался
Давно…
Конечно, у влюбленного могут быть и сомнения – не ошибся ли он?
Кто ты, мой ангел ли хранитель,
Или коварный искуситель:
Мои сомненья разреши…
Быть может, это все пустое,
Обман неопытной души!
И суждено совсем иное… —
задается вопросом Татьяна. И в результате принимает решение:
Но так и быть! Судьбу мою
Отныне я тебе вручаю.
М. К. Но бывает, что люди действительно незнакомы, впервые видят друг друга, и тем не менее их пронзает любовь, любовь с первого взгляда. Ведь она реальна! «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож!» (Булгаков). Финский нож! Лексика из жестокого романса. Неважно, я не о том, Булгаков описывает в своем романе именно это – внезапную любовь двух случайно повстречавшихся на улице людей. Они полюбили друг друга сразу. Не понимаю, как, не зная ни привычек, ни склада души друг друга, – полюбить?
Т. Б. Не зная, но видя – их внутреннее сходство, взаимное соответствие друг другу практически написаны у них на лбу. Вы же сами цитировали Пушкина, который про иных красавиц говорил, что «…с ужасом читал над их бровями надпись ада: Оставь надежду навсегда».
М. К. А если на лоб надвинута шляпка?
Т. Б. Придираетесь? Но хотим мы или нет, мы проявляем себя и сообщаем окружающим, кто мы и что мы – манерой одеваться, выражением лица, осанкой, походкой, жестами. Помимо непрерывно меняющихся эмоциональных состояний, каждому человеку присущи некоторые привычные эмоции и реакции, которые накладывают отпечаток на все проявления человека, они создают тот самый неповторимый рисунок, в котором наша личность проявляется.
Мы посылаем окружающим чрезвычайно много сигналов, раскрывающих не только наш характер, но и нашу семейную историю, потому что «конфигурация» наших личностных особенностей является конвергенцией двух факторов – нашей природной уникальности и воспитания в конкретной семье. «Все мы носим свои семьи с собой, – утверждает один из классиков семейной психотерапии Карл Витакер. – Мы думаем, что мы отдельные личности, а мы обрывки семейных систем». Поскольку каждая семейная система стремится воспроизвести себя в семьях своих отпрысков, при выборе партнера мы бессознательно ориентируемся на сходство наших семейных систем, выполняя «социальный заказ» семьи.
М. К. Не знаю, не знаю. Постоянно случается наоборот. Мечтала для дочки о спокойном, умном человеке, финансовом аналитике, в крайнем случае предпринимателе средней руки, а она учудила… Вышла замуж за рок-музыканта! Волосатого, с дредами, вечно немытого и в железных цепях. Сколько мы знаем подобных примеров, когда семья дочки, та самая анекдотическая теща, не смогла принять ее выбора именно потому, что она не выполнила социальный заказ семьи!
Т. Б. Семейная система не такая простая штука! И заказ семьи может быть разным. Например, на сознательном уровне мать мечтает об одном, а на бессознательном семья надеется, что чужой им по крови партнер их дочери или сына просто исчезнет, и потомство будет принадлежать их семье. И выбор мужа, которого семья отвергнет, в данном случае «на руку» такой семье. Любым родителям нелегко принять, что появляется какой-то молодой человек и забирает у них дочь, но некоторые семьи не могут с этим смириться. Консервативная, не способная к изменениям семья бессознательно «поручает» дочери ввести в дом зятя не из их круга, но способного преодолеть застой, грозящий привести семью к полному упадку. Как в фильме «Аббатство Даунтон» – дочь лорда выходит замуж за шофера, который в резко меняющихся социальных и экономических условиях начала XX века берет на себя управление хозяйством, что спасает семью от разорения.
Но вы, конечно, вправе со мной не соглашаться. Я и сама, когда впервые столкнулась с таким подходом, отнеслась к нему скептически. Да и одного-единственного объяснения, почему человек поступает тем или иным образом, быть не может. И кроме семейного заказа есть еще то, что называется жизненный сценарий – индивидуальный «план» жизни, в соответствии с которым, в том числе, и выбирается партнер.
М. К. Жизненному сценарию мы обязательно уделим время, а пока хочу разобраться, как можно разглядеть в одном конкретном человеке семейный портрет? По каким особенностям этого человека следует судить о всей семье?
Т. Б. Дело в том, что каждая семья по-своему обходится с эмоциями. Если в семье какие-то эмоции считаются плохими, то дети научаются их прятать, так же как делают это взрослые члены семьи. Дети прячут чувства, не одобряемые родителями, из страха потерять их любовь, быть отвергнутыми ими. А позже и сами начинают считать эти чувства плохими, стыдятся их, потому что «плохие» чувства делают нас плохими уже в собственных глазах. Но люди вовсе не притворяются, что не испытывают плохих чувств. Они перестают их замечать и осознавать, потому что научаются отгораживаться от них. Подавленные, спрятанные за перегородку чувства при этом никуда не деваются.
В результате такого семейного «воспитания чувств» у нас появляется нечто вроде витрины, где на виду хорошие чувства, и ширмы, за которой спрятаны чувства плохие. Разные люди прячут за ширмой разное, и наша индивидуальность – результат игры в прятки с определенными эмоциями.
М. К. Так ли уж плотна эта ширма? Можно ли все-таки понять, что за ней спрятано?
Т. Б. Конечно. Обычно человек или семья выдают себя тем, что отрицают ту эмоцию, которую спрятали. Если они говорят: «В нашей семье не ревнуют», знайте – ревность запрещена. Отрицание – главная улика. Но есть и другие – например, семья обходит молчанием или меняет тему разговора, приближаясь к запрету.
Спрятанные чувства можно увидеть, если ширма внезапно падает – такое бывает, когда человек переутомлен, болен или выпил лишнего. Обычно показавшееся из-за ширмы кажется человеку чуждым, несвойственным ему: «Я ли это?!», «Что это со мной?!» – говорит он себе. Ему стыдно, и он старается быть настороже, чтобы не допустить падения ширмы впредь, чтобы спрятанное там не было видно.
Постоянное напряжение и энергетические затраты на то, чтобы держать ширму, сохраняя безупречный фасад, приводят к множеству проблем.
