Т. Б. Обращаются. Но не в связи с безответной любовью. Светлана, например, пришла потому, что панически боялась публичных выступлений, а ей предстояло выступить с защитной речью в суде.
Светлана вышла замуж на третьем курсе. Не так чтобы по большой любви, уж очень он ее добивался. После института их с мужем распределили на режимное предприятие довольно далеко от Москвы. Когда родился сын, Светлана уехала жить к родителям, а муж поступил в очную аспирантуру МГУ. Спустя год Светлана узнала, что муж изменил ей с какой-то аспиранткой. И хотя он утверждал, что любит только ее, что связь с этой девушкой случайная – от одиночества, бесприютности и тоски, – Светлана его не простила.
После развода Светлана приехала в Москву с маленьким сынишкой. Замуж она не торопилась, увлеченно работала, заслужив репутацию «отраслевого гения». Начальником ее был яркий, харизматичный, как теперь говорят, человек – всегда окруженный людьми, полный идей и прогрессивных начинаний. Начальник был разведен, и между ними завязалось что-то вроде романтических отношений, но Светлана была девушкой с принципами, и начальник предпочел ей девушку попроще. Светлана, задетая за живое, пыталась вернуть его внимание и даже – прямо как пушкинская Татьяна – объяснилась ему в любви. Но было поздно. Начальник женился. Светлана не показала виду, как ее это ранило. И с большим, чем прежде, рвением отдалась работе, втайне надеясь, что отвергнувший ее мужчина оценит ее интеллект и прочие достоинства и пожалеет о своем выборе. Но начальник не оценил.
В канун перестройки, когда стали появляться как грибы после дождя всякие кооперативы, а граждане получили, наконец, возможность проявлять коммерческую и предпринимательскую инициативу, начальник Светланы тоже инициативу проявил. И, будучи человеком с размахом, задумал закупить за рубежом очень крупную партию компьютеров. Чтобы осуществить покупку, пришлось организовать цепочку из нескольких юридических лиц. И когда предоплата за компьютеры уже была перечислена, сделку неожиданно приостановили, и компьютеры в Россию не пришли.
Деньги были государственными, и всех участников сделки арестовали, обвинив в хищении в особо крупном размере. В те времена по такой статье могли дать и «вышку».
Светлане и всем, кто знал начальника, было очевидно, что он не преступник. И Светлана развернула бурную деятельность. Она организовала сбор средств в созданный ею фонд, нашла толкового адвоката, получила статус общественного защитника, что дало ей право стать официальным участником судебного процесса наравне с адвокатом, поддерживала морально и финансово свою удачливую соперницу – жену начальника, которая в это время запила.
Следствие длилось восемь месяцев. Светлана была поглощена делом спасения начальника. Работу она забросила и потому зарплату не получала, а сбережения таяли. Сынишку пришлось отправить к маме, потому что на него сил уже не хватало.
Когда начался суд, длившийся полгода, Светлана не пропустила ни одного заседания. Ее речь общественного защитника была блистательной и почти целиком вошла в определение суда. Начальника освободили из-под стражи прямо в зале суда. Светлана была на седьмом небе от счастья. Это был ее триумф, ее победа!
Выйдя на свободу, начальник попросил Светлану помочь ему вернуть должность, которую он раньше занимал. Но это было уже слишком даже для Светланы. А спустя два года после окончания суда начальник погиб. Разбился на машине…
А Светлана? Она получила еще одно высшее образование, преподает в вузе, занимается переводами, воспитывает внуков. И вспоминает эту историю как одну из самых ярких страниц своей жизни…
М. К. Образцовая русская женщина: коня на скаку остановила, в горящую избу – наш суд – входила. Случай классический. Непонятно одно – откуда у нее столько сил?
Т. Б. Да от любви! Когда человек любит, он горы может своротить. Если употребит эту атомную энергию любви в мирных целях. Светлана не растрачивала силы, стараясь добиться во что бы то ни стало ответного чувства. Не давила в себе любовь. Не пыталась отвлечься, переключиться на другой объект. Весь жар своей любви она направила на спасение того, кого любила. Любила настоящей любовью, которая «не ищет своего» (апостол Павел), деятельной и жертвенной. Наверное, это имел в виду Евгений Евтушенко, когда писал: «…в ком дара нет любви неразделенной, в том нету дара божьего любви».
Но есть еще одна вещь, которую необходимо подчеркнуть особо. Страдание в неразделенной любви приносит страстное желание ответного чувства. Добровольный отказ от получения своей «доли» любви страдание уменьшает, а иногда и вовсе прекращает. Никто ведь не обделил, человек сам отказался.
Конечно, чтобы добровольно от чего-либо отказаться, нужно быть личностно зрелым человеком. И ощущать свою жизнь как достаточно наполненную. Ну, не будет этого – пусть и очень важного – аспекта жизни, в ней все равно есть много хорошего и интересного. Добровольный отказ – и показатель зрелости, и способ ее обретения.
М. К. Да, только в сказках и только, по-видимому, девушки из благодарности выходят замуж за своих спасителей. Освободивших их от Змея Горыныча, Кощея Бессмертного или просто от тоскливой жизни в родительском доме. Благодарность – вообще тяжелая ноша, и под силу она, кажется, одним женщинам. Шутка! Но я и в самом деле чаще встречалась с проявлением этого чувства у женщин, чем у мужчин, которым, видимо, трудно благодарить, особенно вслух.
5. Татьяна и Онегин
Т. Б. Вообще, мне думается, что у девушек, выросших в русской культуре, есть какая-то предрасположенность к любви неразделенной, безответной. И особую роль в этом, как мне кажется, сыграла пушкинская Татьяна.
Сцена из Евгения Онегина, увиденная Мариной Цветаевой в шесть лет, повлияла на всю ее жизнь. Вот как описывает это она в своей Автобиографической прозе:
«Скамейка. На скамейке – Татьяна. Потом приходит Онегин, но не садится, а она встает. Оба стоят. И говорит только он, все время, долго, а она не говорит ни слова. И тут я понимаю… что это – любовь: когда скамейка, на скамейке – она, потом приходит он и все время говорит, а она не говорит ни слова.
…Скамейка, на которой они не сидели, оказалась предопределяющей. Я ни тогда, ни потом, никогда не любила, когда целовались, всегда – когда расставались. Никогда – когда садились, всегда – расходились. Моя первая любовная сцена была нелюбовная: он не любил (это я поняла), потому и не сел, любила она, потому и встала, они ни минуты не были вместе, ничего вместе не делали, делали совершенно обратное: он говорил, она молчала, он не любил, она любила, он ушел, она осталась, так что если поднять занавес – она одна стоит, а может быть, опять сидит, потому что стояла она только потому, что он стоял, а потом рухнула и так будет сидеть вечно. Татьяна на той скамейке сидит вечно. Эта первая моя любовная сцена предопределила все мои последующие, всю страсть во мне несчастной, невзаимной, невозможной любви. Я с той самой минуты не захотела быть счастливой и этим себя на нелюбовь – обрекла».
М. К. Марина Ивановна! Ее мысль, движение чувств, самообманы и поздние реконструкции неоформленных детских переживаний – всё равно гениальны, и следить за ними – наслаждение. Только при чем тут Татьяна? Это не Татьяна, это русская жизнь, русские женщины, которые окружали крупную девочку Мусю с младенчества, купали ее, растирали полотенцем, давали ложку с микстурой, целовали в щеки. Татьяна всего лишь это впитала, она же «русская душой», и душа ее восприняла русский вариант женственности. Восприняла и воплотила затем всей своей несчастной жизнью. Каково это, жизнь прожить с нелюбимым? Да к тому же и без детей! Скажите мне, где ее дети? Понятно, они Пушкину ни к чему. Замуж выйти, уж так и быть, позволил, хотя бы и ради афоризма в письме Вяземскому, который вошел потом во все учебники («Представьте, что учудила моя Татьяна, – взяла да и вышла замуж!»). Замуж – пусть, но дети! Ни к чему.
Жертва, жертвенность – вот суть этого русского варианта любви, смею предположить, исторически связанного с рабским положением русской женщины в семье, а не только с ее высокими нравственными качествами. Татьяна – наследница многовековой традиции, за ней и Марина Ивановна, за ними и мы. Французской раскованности и обоготворению любви Пушкин в эпоху еще не отгоревших антифранцузских настроений, еще не забытой победы над французами в Отечественной войне противопоставляет другой идеал, по происхождению крестьянский. На Татьяну повлияли именно крестьянские семейные традиции. Дистанция между крестьянами и помещиком, тем более живущим в деревне, была не такой уж серьезной. Поэтому и представления Татьяны о семье, долге, верности – Татьяны, которая «по-русски плохо знала» и писала Онегину на французском, на французских романах выросла, – душевно сформировались под влиянием русских картин, под говорок няни, не слыхавшей про любовь.
