Слова и музыка составляли единое целое. Казалось, у этих слов не может быть другой музыки, и наоборот.
Оставалось сделать диск на студии звукозаписи.
Композитор продиктовал по телефону: куда ехать и к кому обратиться.
Анжела поехала и обратилась. Звукорежиссер представился: Паша. Хотя он был давно уже Павел Петрович.
Анжелу поражало то, что старые дядьки носили длинные волосы и называли себя уменьшительно, как дети.
Паша оказался очень вежливым и точным. Он коротко и толково объяснял, что надо делать. Анжела его понимала и не боялась.
Все расходы оплачивал Николай. Анжела уже не стеснялась брать у него деньги. Неудобно было только вначале. А потом – привыкла.
Самым дорогим оказался аранжировщик Алекс. Он мало разговаривал. Не считал нужным. Алекс знал свое дело, и это сообщало ему дополнительное достоинство.
Диск был готов. Но что с ним делать? Нести Марку Тамаркину? Она на него обиделась. А других продюсеров Анжела не знала. Потом подумала: что значит обиделась? На обиженных воду взят. Надо идти к цели. Карабкаться на вершины, где так ярко сияют снега Килиманджаро.
За спиной Николая можно сидеть как за каменной стеной. Но ведь это не может продолжаться вечно. Да и скучно сидеть за каменной стеной. Анжела поехала в офис без звонка.
Марк Тамаркин оказался на месте. Комната – пуста, никакого кордебалета за спиной.
Марк поднял голову и спросил:
– Что хочешь?
– Я принесла диск, – сказала Анжела и протянула диск.
– Молодец, – похвалил Марк. – Я послушаю и позвоню.
– А сейчас нельзя послушать?
– Сейчас у меня мозги забиты всякой трухой, – сказал Марк. – Надо освободить восприятие.
– Какой-то вы тугой, – обиделась Анжела. – Я все сделала, как вы велели. Колотилась полгода. А вам слушать – одна минута…
– Ну хорошо, – сломался Марк.
Он вставил диск в компьютер. Первые аккорды взрезали пространство.
– Алекс аранжировал? – спросил Марк.
– А как вы узнали? – удивилась Анжела.
– По почерку.
Из боковой двери появился Стас.
В молчании прослушали песню. Коротко переглянулись. И по этому полувзгляду Анжела поняла, что им понравилось. Не просто понравилось.
Они замерли и напряглись, как рыбаки, поймавшие на крючок большую рыбу.
– Можно попробовать… – вяло проговорил Марк.
– В этом году не получится, – заметил Стас. По их сценарию Анжела должна была занервничать, начать упрашивать. Но она молчала. Она видела, что они действуют, как карточные шулеры. Делают из нее лоха. Вернее, лохиню.
– Не получится, значит, не получится, – спокойно сказала Анжела. – Я найду другого продюсера.
– Ты думаешь, они на дороге валяются? – усмехнулся Марк.
– Не знаю, где они валяются. Но вы ведь не один…
Марк помолчал. Потом сказал жестко:
– Ладно, я возьмусь за тебя. Но учти – первые пять лет мы будем работать по схеме: 75 процентов мои, 25 – твои. А потом наоборот: 25 – мои, а 75 – твои.
Анжела молчала. Ждала, когда информация уляжется в ее мозгу. Потом спросила:
– Это что ж получается? Значит, я на вас буду работать?
– Я вложу в тебя мешок денег. Без малого поллимона. Клип, реклама, время на телевидении… Дальше: запустить песню в ротацию на рейтинговых радиостанциях, нанять хореографа, гримера, приобрести концертный костюм… Ты должна отработать эти деньги.
– А Пугачева тоже работала на продюсера? – поинтересовалась Анжела.
– Во-первых, Пугачева начинала в СССР, в социализме. А ты – в СНГ. В рыночной экономике. Большая разница. Во-вторых, у Пугачевой – харизма. А у тебя просто горло со свистком.
– Я подумаю, – хмуро сказала Анжела.
Стас и Марк переглянулись. Рыба могла уйти с крючка.
– Думай, – сказал Марк. – Мы не торопим. Нас, продюсеров, много. Но и вас, пардон, как грязи. Думаешь, ты единственная? Ты – одна из многих.
– У себя я – единственная. А у вас – одна из многих. Смотря с чьей стороны смотреть.
Анжела забрала диск и ушла.
* * *
Домой идти не хотелось. Надо было с кем-то обсудить, проговорить создавшуюся ситуацию. Анжеле хотелось стремительно подняться, взбежать к снегам Килиманджаро. Но вокруг сияющей белизны – кучи дерьма. Их не обойти.
У Киры Сергеевны был единственный присутственный день – понедельник. Всю остальную неделю она работала дома. Сидела перед компьютером.
Кира Сергеевна обрадовалась Анжеле. Она любила, когда ее отвлекали от работы. Она любила, когда в ней нуждались.
Кира Сергеевна выслушала Анжелу. Сказала:
– Они все работают за процент. А иначе с чего они живут? Продюсеры – самые богатые люди. У них дома в Майами-бич.
– Ничего себе… – поразилась Анжела.
– И издатели живут лучше, чем писатели. Писатели, певцы – это наемный труд. А продюсер – хозяин.
– Но это же несправедливо, – возмутилась Анжела. – Певец, писатель – это талант. А продюсер – «купи-продай».
– Продюсер – это другой талант. Которого у тебя нет.
– Ну, не знаю… – потерянно сказала Анжела.
– А зачем тебе вся эта концертная деятельность? Летать на внутрирейсовых самолетах, селиться в дешевых гостиницах, вокруг молодые самцы, пьянки-гулянки, и ради чего? Чтобы продюсер набил свой кошелек?
– А что же делать? Я ведь не могу прийти в концертный зал и спеть. Меня никто не пустит.
– Снимись в кино. В эпизоде. Можешь там спеть. Вот тебе и клип. И никаких расходов. Еще и тебе заплатят.
Кира Сергеевна подвинула к себе телефон. Послушала и сказала:
– Телефон вне зоны досягаемости. Все время вне зоны. На том свете он, что ли…
– Кто?
– Дима Савраскин. Молодой режиссер. Начинающий. Пусть он тебя посмотрит.
Сели обедать. Громко тикали настенные часы.
У Киры Сергеевны было уютно, хоть и бедновато.
– Зачем тебе вся эта суета? – не понимала Кира Сергеевна. – Вокальные ансамбли «Сливки», «Виагра» – названия зазывные. А кого зазывают? Богатого мужика. Такого, как Николай. А у тебя уже есть. Ты уже зацепила. Так ради чего?
– Они хотят петь, – возразила Анжела. – Как птицы.
– А птицы, по-твоему, просто так поют? Тоже зазывают самца или столбят территорию. Просто мы, люди, не понимаем птичьего языка. А если б понимали – в ужас пришли.
* * *
Анжела хотела выбрать удобное время для переговоров с Николаем. За ужином? Или, может быть, в ресторане, когда все вокруг красиво. Или в постели после любви. А может быть, до?
Если Николай оплатит раскрутку, Анжеле не придется пять лет отдавать семьдесят пять процентов. Она практически сэкономит пять лет.
Анжела не выдержала и спросила перед телевизором, во время футбола. Шел матч «Спартак» – «Динамо».
– Раскрутка стоит пол-лимона долларов. Дашь?
– Какая раскрутка? – не понял Николай.
– Клип. Шлягеры. Альбом. Реклама. Время на телевидении.
– А-а…
На поле футболист гнался за мячом. Он летел, как пущенный снаряд. Николай напрягся. Футболист ударил по мячу. Мяч пролетел мимо ворот. Николай расслабился.
– За что платить? – спросил Николай. – За то, чтобы тебя никогда не было дома? За то, чтобы ты обслуживала целый зал?
– Что значит обслуживала? – обиделась Анжела.
– А певичка, по-твоему, кто? Обслуживающий персонал. Я плачу, мне поют. Раньше дворяне и аристократы никогда не шли в актерки и в певички. Для этого существовали крепостные актрисы.
– Так это когда было…
– Не так давно. Сто лет назад.
* * *
Николай и Анжела посещали тусовки. Не сидеть же дома. Анжела видела, как молодые девицы – не хуже ее, а даже лучше – толпами двигались и перемещались, хищно поглядывая по сторонам, как ястребы на охоте. Они высматривали себе мужиков – таких, как Николай.
Они хотели получить поддержку в жизни, мужское прочное плечо в обмен на драгоценную молодость, которая цветет так ярко и коротко.
Девицы завидовали Анжеле, зыркали недоброжелательно. Задавались вопросом: что он в ней нашел? Почему одним все, а другим – ничего? Анжела не считала, что ей так уж повезло.
Когда Николай выходил из ванной и фланировал голый по квартире, у него висело пузо мелким фартуком.
Анжела замечала:
– Ты толстый…
Николай начинал следить за питанием. Ел по списку.
Живот подбирался, но отвисал второй подбородок.
Николай стал ярко одеваться. Купил желтую кофту, как футурист.
Он хотел казаться молодым и, как сейчас говорят, навороченным и отвязным.
– Не будь смешным, – говорила Лена. – Над тобой будут смеяться.
– Смеяться – не плакать, – отвечал Николай. – Ты не хочешь меня понять.
– Не хочу, – соглашалась Лена.
– Мне шестой десяток. Я скоро буду старый, – продолжал он.
– Ты уже старый.
– Но я не чувствую своего возраста, и я хочу прожить еще одну жизнь.
– А меня куда? На мусорку?
– Почему на мусорку?
– Остаться одной под старость лет…
– Ты не одна. Я есть у тебя. Дети. Деньги.
– Значит, все в порядке. Да? Все хорошо и даже замечательно.
