Все-таки новая книга – это волшебство. Корешок пахнет клеем, странички и картинки – свежей краской. А как приятно хрустит обложка! Я открыла книгу и… провалилась в прошлое…
* * *
… в последнюю неделю летних каникул со мной случилась истерика в ответ на бабулино восхищение грядущей осенью и бабьим летом.
– Все это тепло – обманное! – кричала я, заливаясь слезами, – ведь потом зима и снег!
– Почему я не медведь? – говорила я папе, – проспала бы до весны. Красота! А там опять травка и цветочки. И шубу носить не надо!
– Извини, дорогая, но мы – не медведи, – усмехаясь, ответил отец.
Мы с ним ушли рано утром в лес за грибами и орехами и теперь возвращались. Это была наша ежегодная традиция перед отъездом в Москву. Я устала. Солнце уже было в зените, и куртка, которую я одела утром, чтобы не вымокнуть от росы, болталась у меня на талии, завязанная рукав за рукав. Корзинка с грибами оттягивала руку и царапала коленки. Резиновые сапоги, надетые на босу ногу, превратились в две духовки и спасали лишь от острой стерни скошенного поля, по которому мы шли наискосок, срезая путь. Я начала постанывать и капризничать, но папа упорно не замечал этого. Он лишь забрал мешок с орехами, чтобы я их не рассыпала. Мой папа очень мудрый. Когда мама уже не знает, что со мной делать, как объяснить и утихомирить, она зовет: «Сергей!» Папа появляется, находит какие-то аргументы, и все кончается без скандала. Он так всегда и говорит: «Извините, что без скандала обошлось!»
Утренний туман давно рассеялся, и жаркое марево висело над приближающейся потихоньку деревней. Уставшая, разомлевшая от жары я брела, цепляя ногой за ногу, на приличном расстоянии от папы и так хотелось упасть прямо посередине поля и просто застонать: «А-а-а-а-а-а-а-а-а-а….»
* * *
Буквально неделю назад мы сидели втроем на старых диванных подушках: я, моя лучшая подруга – красивая Алла, и наш ровесник и общий приятель, конопатый и белобрысый двенадцатилетний Женька. Рядом, подложив футбольный мяч под голову, нежился на солнышке Митька, мой троюродный брат. Он тяжело вздыхал, футбольный матч между улицами деревни отменили.
Мы собирались с Аллой делать бусы из рябины, и Женька увязался за нами, потому что мальчишки в тот день не играли в футбол. Игрок он был никакой, но болельщик – один за сотню сойдет! Узнав, чем мы собираемся заниматься, он сбегал домой и вернулся с толстой иголкой, в которую была вдета суровая красная нитка.
Перед нами стояла картонная коробка, наполненная крупной ярко-красной рябиной. Рябину я надрала утром с высокого дерева в углу нашего сада. Алла топталась внизу с коробкой, а я сверху бросала ей кисти. В детстве я была покорителем деревьев, за что много раз получала нагоняй от родителей и от бабушки за порванные платья и кофты.
Вооружившись длинными иглами с суровой ниткой, мы нанизывали ягоды, стараясь, чтобы вышло красивое ожерелье. Иногда мы с Аллой подсмеивались над неуклюжими Женькиными руками в ципках. Но он не обижался, а только усерднее сопел. Ожерелья у него не получилось – нитки не хватило. Готовые бусы мы вывесили на солнышко, чтобы они не заплесневели. Это меня папа так научил.
Через пару дней Женькины бусы пропали. Он пожимал плечами, но ничего не говорил. А мы потом и забыли про них.
* * *
Я храню эти воспоминания в тайном уголочке своего сердца, как в банковской ячейке. И, когда мне бывает худо, открываю крошечным ключиком. Копаюсь в этих воспоминаниях. Перебираю их, как драгоценные камушки.
Это было давно.
Это было вчера.
* * *
Июльское небо семьдесят второго года выцвело от жары и засухи, окончательно измотавшей всех.
В воздухе постоянно висел запах гари, который нагоняло ленивым ветерком с тлеющих, а местами и пылающих подмосковных торфяников. Удушливая и сладковатая дымка угнетала. Даже леса, который всего в полукилометре от деревни не было видно. Постоянно щипало в горле, и слезились глаза.
В дальнем углу нашего огромного сада располагался старый, заброшенный малинник, который давно уже никто не прорезал. Заросли были настолько густыми, что в самой глубине, в тени, почти у земли созрело множество ягод, несмотря на страшную засуху.
Когда солнце начинало клониться к западу я, продравшись сквозь колючие заросли, занимала свое любимое место в самой глубине малинника. Это тайное пристанище было облюбовано мною еще на каникулах после седьмого класса. Выломав там старые, засохшие ветки, я получила маленькую полянку. Такую маленькую, что на ней помещался только надувной матрас, чтобы было мягко лежать.
Здесь мною было перечитано бесчисленное множество приключенческих книг, рыцарских и классических любовных романов. Фенимор Купер научил меня восхищаться индейцами. Я даже придумала для себя индейское имя – Зеленая Луна.
Раздумывая о прочитанном, я лакомилась малиной и мечтала. Ох, о чем только я ни передумала-перемечтала теми летними вечерами, наблюдая, как проступают первые звездочки на небе. Я не различала на нем созвездий Зодиака, я тогда и представления о них не имела. Просто мечтала о том, что не за горами время, когда появится Он, единственный и неповторимый, и мы будем вместе смотреть в бездонное небо. А потом Он будет целовать меня, наслаждаясь малиновым вкусом моих по-девичьи припухлых губ.
Однажды, намечтавшись до одурения, я решила, что напишу роман о первом поцелуе. Только вот надо придумать хорошее название, чтобы сразу заинтриговать читателя.
«Тайник в малиновой чаще». Нет, не то.
Или «Малиновая поляна». Опять не то.
Вот, теперь точно знаю: «В тени малинового куста».
Так я и записала в своем дневнике.
Кто бы мог подумать, что роман будет не о первом поцелуе, а о бабьем лете. Скоро сказка сказывается…
* * *
В свои восемнадцать я еще ни разу ни с кем не целовалась. С Женькой, моим будущим женихом, мы только чмокали друг друга в щечку. Я была стеснительна, а он не был настойчив.
Начитавшись книжек, глядя в звездное небо, я старалась представить, как это все бывает на самом деле. Иногда мне казалось, что мои губы сохнут и их нежная кожа покрывается трещинками в ожидании поцелуя. Но я прекрасно понимала, что самый первый свой поцелуй подарю только тому, кого полюблю. И хотелось, чтобы этот человек отвечал мне взаимностью.
Эх, Женька, Женька…
А еще я мечтала о том, как, окончив институт, пойду работать и стану копить деньги на машину. Это было самой заветной моей мечтой. Машина, о которой я мечтала, называлась кабриолет.
Я увидела ее в каком-то итальянском фильме и просто заболела желанием иметь такую же, ярко-желтую. Иногда меня даже мучили сомнения, чего мне больше хочется – поцелуя любимого и любящего человека или эту машину. С каким-то непонятным, даже досадным чувством я сознавала, что второго хочется немножко больше. И злилась на себя. Зеленая Луна, Вы – меркантильны!
Несколько раз я засыпала под свои мечтания, за что потом получала хороший нагоняй от мамы и бабушки, которые с ног сбивались в поисках меня. Приходилось потихоньку выбираться из своей засады, чтобы никто не нашел моей лежанки и не развеял бы серебристое облако грез, которое, мерцая искорками, витало над этой крошечной потаенной полянкой. Я старательно маскировала ветками лаз, и мне казалось, что это облако желает мне спокойной ночи.
Ах, если можно было бы и на ночь оставаться здесь, под малиновыми ветками, смотреть в бесконечное небо, засыпать под свои мечтания, а не мучиться от ночной духоты и запаха гари в душной мансарде! Окна на ночь завешивали мокрыми простынями, чтобы было легче дышать, но простыни высыхали моментально, и бабушка с мамой по нескольку раз за ночь вставали, чтобы снова намочить их. Мама прикрывала меня, разметавшуюся во сне, полотняной прохладной простыней. Но я моментально сбрасывала ее и крутилась с боку на бок от жары, духоты и уже давно мучающих меня отнюдь не платонических сновидений.
* * *
Накануне вечером мы с Женькой и новой дачной знакомой Симой возвращались домой с волейбольного поля. Мы с Женькой гостили в Таганьково каждое лето у своих бабушек и знали друг друга почти с пеленок. Из белобрысого конопатого мальчугана с руками в цыпках он как-то незаметно для меня вырос в хорошо сложенного парня, обогнав меня по росту почти на две головы. Белый ленок волос превратился в светло-пепельные кудри, а над губой проступили чуть заметные мальчишеские усики.
Все получилось так, как я и мечтала, Женька ответил мне взаимностью. После девятого класса мы поклялись, что как только нам стукнет по восемнадцать лет, мы поженимся. Однако коварная и капризная дама Судьба решила разложить совсем другой пасьянс.
Сима появилась в нашей деревне только этим летом, ее родители сняли дачу в доме напротив.
Это была угловатая девочка с черными, без блеска глазами меж толстых, словно опухших от слез век. Ее тощие кривоватые от перенесенного в детстве рахита ноги были покрыты довольно густыми черными волосами. Меня мутило от одного взгляда на них.
