Ознакомительная версия.
В это время трубка заговорила – насмешливо и грубо:
– Какие меры, Торобов? Наш человек баллотируется в депутаты Государственной думы, ты на агитацию должен дать известную тебе сумму, а ты – «меры»…
Торобов знал и уважал «нашего человека», – бывшему лектору обкома комсомола (специализировался на теме «Два мира – два образа жизни») принадлежали в области все бензоколонки и, по слухам, он был крупным акционером одной сибирской нефтяной кампании.
Убедившись, что ободовская администрация помнит о своем долге и, конечно же, вовремя перечислит сумму на известный счет, Плашков вспомнил и о том, о чем во все время телефонного диалога машинально продолжал думать заместитель мэра – о летящем в космосе с, возможно, прицелом на Обод, «куске» планеты. В этой части разговора в голосе Исидора Семеновича еще в большей мере усилились интонации высокомерного превосходства, впрочем, смягченные некоторым (в этом случае неуместным, как подумал Торобов) юмором:
– Ты там, Торобов, наверно, весь в заботах о спасении человечества? От таинственного, гм, хе-хе, посланника из космоса?
– Да, город напуган…
– Чушь все это. Издай приказ (можешь назвать его «Манифест», ты, я знаю, любишь красивые слова), мол, телевизионная передача – журналистская «утка», никакая опасность в обозримом будущем городу не угрожает. Пусть твои подданные спокойно живут и лучше работают. Пока «кусок» летит, мы должны протолкнуть в Думу нашего человека. Это сейчас главное, Торобов, ты понял?
Разговор по телефону внес некоторый порядок в размышления Торобова о «куске» («видимо, сообщение телевизионщиков – действительно «утка», хотя, кажется, и у Плашкова нет точной информации…»). Николай Петрович теперь знал, что ему надо предпринять в первую очередь.
Положив трубку на уже отключившийся аппарат, он сел за стол, подтянул к себе лист бумаги и ручку и крупно написал на листе: «Манифест». Потом, сердясь на себя и царапая бумагу шариковым концом ручки, зачеркнул слово…
Николай Петрович любил сочинять распорядительные документы. Не прошло и двадцати минут, как он закончил работу и, позвав секретаршу, попросил ее телефонограммой пригласить в администрацию редактора городской газеты.
– Сними копию телефонограммы, – не забыл Торобов напомнить секретарше, на что та обиделась, ибо и без напоминаний хорошо знала свое дело.
3.
Через двадцать минут Григорий Минутко вошел в кабинет главы администрации. Торобов встретил его тепло, даже, закрыв на защелку двери, предложил выпить рюмку виски.
Выпили и перешли к делу.
– Я, Григорий Васильевич, подготовил документ, который надо срочно напечатать в газете. Надеюсь, у вас для меня найдется место в завтрашнем номере?
– Завтрашний номер уже в типографии. А в номере послезавтрашнем, конечно, мы опубликуем любой ваш, Николай Петрович, документ.
Минутко лукавил: позвонив в типографию, он еще успел бы на первой полосе освободить место для официального сообщения, но, тонким нюхом тертого жизнью человека (а, может, еще и интуицией, которая в коридорах власти часто обостряется) почувствовав, что документ мэрии чем-то ему может не понравиться, он решил не разрушать уже сверстанную первую полосу завтрашнего номера. Кроме того, не поддакивая, Григорий Васильевич корректно напоминал чиновнику о нынешней независимости прессы.
Вздохнув, но тотчас же и убрав с лица выражение легкой досады, заместитель мэра протянул редактору только что написанную им бумагу.
Документ был кратким:
«27 апреля 2006 года. г. Обод. Сообщение. По дополнительным сведениям, поступившим на днях в администрацию…»… Информация об оторвавшемся «куске» планеты в документе называлась «скорее всего недостоверной»; высказывалось предположение о возможной в этом случае диверсии буржуазных спецслужб или враждебной выходке эмигрировавших за границу и скрывающихся от Интерпола российских олигархов. Подписавший документ «исполняющий обязанности мэра города Н.П.Торобов» призывал ободовцев не верить слухам и спокойно работать.
Прочитав «Сообщение», Минутко сразу же решил, во-первых, что печатать документ он ни в коем случае не будет (иначе только что объявленная газетой рубрика «Что я думаю о конце Света?» должна будет закрыться); во-вторых, чтобы не усложнять отношения с администрацией, он постарается свое решение объявить как можно деликатнее, а еще лучше постарается продолжить разговор так, чтобы Торобов сам отменил публикацию «Сообщения».
Оставалось избрать тактику дуэли.
Учтя интеллектуальный уровень и специфический (воспитанный многолетним чтением и сочинением официальных бумаг) образ мышления собеседника, Григорий Васильевич из всех возможных тактик выбрал самую примитивную. Она не описана в воинских уставах и не узаконена в русских толковых словарях, но в повседневной жизни часто применяется народом и называется придуриванием.
– Серьезное дело, Николай Петрович… – положив на стол только что прочитанную бумагу, нейтрально продолжил разговор Минутко.
– Надо успокоить народ! – заместитель мэра поднял подбородок и, подражая своему начальнику Мыслякову, надул щеки.
Григорий Васильевич позволил себе мягко уточнить:
– Успокаивать, как учит нас президент, надо правдой, – редактор не помнил, говорил ли когда-нибудь президент на эту тему, но на всякий случай решил сослаться на авторитет.
– Правда – это хорошо, Григорий Васильевич, только… мне вот тут звонили из области…
– Есть новая информация? – искренне забеспокоился Минутко.
– Посоветовали объявить в Ободе, что телевизионная сенсация – чушь, журналистская «утка», но дополнительной информации, похоже, у них там пока нет… Ослушаться области я, Григорий Васильевич, не имею права. Да и посудите сами: зачем волновать народ непроверенными слухами?.. Так что, Григорий Васильевич… – Торобов откинулся на спинку кресла, – послезавтра вы опубликуете мое «Сообщение», и вместе с газетой начнем кампанию по разоблачению «утки».
Редактор в ответ должен был сделать сильный ход…
Рядом с «Сообщением» на край стола он положил свою газету и непочтительно уперся глазами в чиновное лицо:
– Говорите, у них новой информации нет, Николай Петрович?
– Кажется, нет, Григорий Васильевич.
– А вот у меня, Николай Петрович, новая информация есть! Я даже могу сказать, на сколько километров за сутки «кусок» приблизился к Земле!
По скользкой поверхности лакированного стола редактор пододвинул газету прямо под нос Торобову, на первой полосе уткнул палец в статью Ивана Гемана «Все идет строго по науке».
Торопливо просмотрев статью, Торобов неуверенно спросил:
– Не поспешили вы с новой рубрикой, Григорий Васильевич? Не льем ли мы воду на мельницу… – он хотел сказать «религии», но, вовремя вспомнив, как теперь надо говорить о религии, смягчил вопрос: – …на мельницу суеверий?
– Не льем, Николай Петрович, – торопился закрепить успех редактор. – Мы собираемся обсудить с читателями свободную тему; смотрите формулировку рубрики («о, Лиза Лохницкая! Как ты хорошо тогда, у Петросяна, придумала!»), – тут Минутко слегка лукавил, но в волнении Торобов этого лукавства не заметил.
Минуту помолчали.
– А вдруг и в самом деле через день-два обнаружится, что «кусок»… Как мы будем выглядеть с нашим «Сообщением»? – наконец, сердито, будто обидевшись (на космос?) спросил Торобов.
– Ваш документ, Николай Петрович, – подсластил пилюлю Минутко, – мы обязательно опубликуем, тем более, что на этом настаивает область. Но… – Григорий Васильевич сделал длинную паузу, будучи почти уверенным, что заместитель мэра сам сейчас сформулирует нужное решение.
И Николай Петрович сформулировал:
– Поступим так, Григорий Васильевич: «Сообщение» попридержим – до времени, когда обстановка прояснится.
– А мы пока продолжим начатую в газете дискуссию, – Минутко, торжествуя в связи с только что одержанной маленькой победой, позволил себе улыбнуться и, попрощавшись с заместителем мэра, в хорошем расположении духа вернулся в редакцию.
1.
Через два дня с пометкой «Для рубрики «Что я думаю о конце Света?» в редакцию пришли первые телеграммы. Самую короткую прислал генерал-майор в отставке А.Перышкин: «Хуже, чем сейчас, уже не будет». Вторая телеграмма была длиннее: «Один конец Света мы уже видели – в октябре 1917 года. И остались живы. Даст Бог, не помрем и на этот раз. П. Сорокин, представитель технической интеллигенции».
Вслед за телеграммами стали приходить письма. Присылали их не только жители Обода – заданный газетой вопрос, как оказалось, волновал и граждан других населенных пунктов области; тонким ручейком потекли письма даже из Москвы и Петербурга, за месяц пришли три письма из Вологды…
Ознакомительная версия.
