– Мне пора, – говорит медсестра. – Мы сделаем все, чтобы Вам стало лучше.
Люди ее поколения – дети ветеранов, относятся к старикам с большим почтением.
Кто-то рядом сипит: «Спасибо».
Не вызывающий симпатии парень малых лет. Его нос разбит, а губы запеклись кровью.
– Что с тобой? – удивляюсь я. – Подрался? – мой голос скрипит, как старая деревянная половица под тяжелым ботинком.
– Да так… – мямлит он нерешительно. – Подрался. Вот и получил.
– За дело?
Он молчит. Может, ему сложно говорить или он не слышал вопроса? В любом случае мне не очень хочется разговаривать. Голова побаливает, и я чувствую, что на затылке вздулась довольно большая шишка.
– Теперь думаю, что да, – протягивает наконец он, будто решая для себя что-то важное.
– Одноклассники побили? – будничным тоном спрашиваю я.
– Нет, они были чуть старше, эти ребята.
– Как же? За что хоть?
Юноша внимательно смотрит на меня. Есть в этом взгляде что-то жалкое. Будто кто-то его стыдит. Будто я и есть причина этого подавленного выражения на лице. Смесь раскаяния и внутренней злости. Такие лица бывают, наверное, только у малолетних преступников.
– На кого ты злишься, парень? – участливо интересуюсь я.
Он привстает на локти и, преодолевая усталость, спрашивает:
– Что вы пережили на этой войне?
Тут мне приходится опять рассказывать чужую историю, врать и навешивать щедрые горсти лапши на доверчивые уши: про то, как потерял сестру, потому что она отказалась есть обои и умерла, как сбежал мальчишкой на фронт, подделав документы, и был ранен в бедро. Я описываю ужасы войны так, будто и правда побывал там.
С каждой минутой его лицо делается все более несчастным.
– Простите, это я! Это все я! – верещит он и лицом падает на подушку.
– Малец, ты чего это? – озадаченно спрашиваю я.
Он лежит неподвижно и вздрагивает. Минуту, две…
Время идет не спеша, будто ему некуда торопиться. Мне же остается только молча ждать.
Наконец звучит приглушенный подушкой голос:
– Вы были точно таким, как я тогда на войне… Храни вас Бог, – заключает школьник.
Смущаюсь. Ему, вероятно, и правда очень стыдно. Решаю не трогать парня.
Потом закрываю глаза и говорю:
– Все в жизни делают ошибки. Они наша платформа. Нужно совершить десятки проступков, чтобы стать человеком. Кому-то и сотни не хватит… а ты молодец, парень.
Он не отвечает, отворачивается и вроде засыпает. Но я-то знаю, что это не так.
Глава XVII
Встреча на «Пьяной аллее»
Спустя дней десять я встал с кровати подростком. Эволюция идет не поэтапно по схеме «ребенок-подросток-мужчина-дед», а как-то вперемешку. Сложно сказать, каким я проснусь завтра. Каждый новый день может принести что угодно. Главное, не могу и не хочу идти к врачам, думаю, это бесполезно, а определить самостоятельно, что же это за болезнь, я, естественно, не в силах. Вирус или, скорее, сбой сам выбирает, в какой возраст меня кинуть. Его схема пока непонятна.
В любом случае, когда я находился в теле пожилого, если не сказать – дряхлого человека, смерть стояла слишком близко. Она дышала в спину, а я даже не бежал, да и, наверное, не смог бы бежать. Возможно, пугающая близость конца отрезвила меня, и теперь я осторожничаю: покупаю в аптеке разные таблетки на случай неожиданной болезни. Вдруг проснусь в теле пятидесятилетнего мужчины, и у меня случится инфаркт?
– Лекарство от остановки сердца, пожалуйста, – диктую я миловидной аптекарше. В пальцах зажат список.
Или в один день я мальчишкой упаду с дерева?
– Еще йод, милочка, зеленку…
Теперь со мной может произойти все что угодно! И я ничего не смогу сделать.
– И еще средство от… – шепчу я, и девушка волнительным тоном произносит:
– Понимаю…
«Ничего ты не понимаешь!» – злюсь я и спрашиваю, сколько должен.
Из аптеки выхожу с двумя объемистыми пакетами, набитыми разными лекарствами и препаратами.
Дома, естественно, никого нет и быть не может. Открываю ноутбук и, удобно устроившись на диване, читаю почту в соцсети. Ничего интересного… сплошной мусор и спам, но среди этого спама я вижу одного и того же адресата. Долгое время я не заходил на свою настоящую страницу, у меня, конечно же, есть несколько фейков. Хотелось, чтобы все забыли о моем существовании.
Письмо… Это она! Кира! Несколько десятков сообщений. Открываю одно из них.
«Евгений, прошло уже две с половиной недели, до тебя не дозвониться. У тебя дома куча моих шмоток, и мне нужно их забрать! Напиши, как прочтешь!»
«Мило…» – думаю я и открываю другие сообщения. Чем ближе дата к сегодняшнему дню, тем они все более грозные. Наподобие «Ты что, отдал мои вещи новой подружке? Или поддался порыву и скинул их с балкона?!»
Попиваю свое домашнее мохито с водкой и посмеиваюсь. Я же не женщина, чтобы вещи с балкона швырять, тем более половину из них я сам купил. Было бы глупо так поступать.
Следующие письма – сплошная волна негатива, а потом и вовсе недельное молчание. Затем сквозь безразличные мне сообщения от псевдодрузей начинают просачиваться «Все в порядке?», «Ты здоров?», и теперь ставшие моими любимыми строчки: «Солнце, ты жив? Позвони мне!». Оно было написано не так давно. Может, еще есть шанс вернуть все, как было.
Бросаюсь к телефону, ищу в списке контактов ее имя, нахожу и… кладу трубку на тумбочку. Задумчиво смотрю на скелеты фикусов. Прыжки в возрасте не безобидны. Нужно сначала вылечиться, а потом звонить. Но как излечить эту неизвестную болезнь?
Я начинаю опасаться. Становлюсь одним из этого племени, про которое мне рассказала поэтесса в баре. В Интернете нахожу информацию и читаю, как они спят по двадцать минут и желают друг другу неприятных снов, чтобы побыстрее проснуться.
Каждое новое утро может убить меня и, возможно, я даже не узнаю об этом. Проходят дни, пока что сообщений нет.
Когда я в следующий раз просыпаюсь в теле семнадцатилетнего парня, решаю сходить на еще один поэтический вечер в тот бар. Тусклые лампы, подвыпившие люди, рифмы со сцены – антураж. Скучно. К счастью, опять встречаю Мари. Похоже, она не обижается на то, что я так надолго пропал и не давал о себе знать.
Сегодня на ней красное обтягивающее платье, открывающее чуть полноватые ноги. Я невольно любуюсь ее фигурой. Аппетитна и сочна – вот мое заключение.
– Нос чуть с горбинкой, но тебе идет так даже больше, – заявляю я. – Он придает тебе шарма.
Мария подсаживается ближе и смыкает руки у меня на шее.
– Спасибо, милый. Скучал?
– Конечно, я думал о тебе.
– Почему же ни разу не пришел тогда? – играет она. – Испугался моих синяков?
– У меня были некоторые дела… Я уезжал в Москву, – вру я.
– В Москву? – ее глаза большие. – Помнится, я как-то отправилась в Москву автостопом…
– И как? Много приключений нашли тебя?
Она завораживающе улыбается улыбкой зрелой женщины:
– Мне они были только в радость.
Вечером я опять оказываюсь у нее дома.
Но перед этим мы сидим за последним столиком и глотаем таблетки. Мир делается другим. Я и раньше пробовал наркотики, но в этот раз все было по-другому.
Гуляем по Кузнечному переулку, что недалеко от метро «Владимирская», заглядываем в другие бары, знакомимся с людьми, находим очередного странного типа и идем на поэтический квартирник.
– Приглашаю присоединиться ко мне, – доверительно говорит один немного подвыпивший мужчина и кладет руку на мое плечо. Он ненамного старше меня.
Это, вероятно, и есть поэтическая богема. Изысканная, потрепанная и сильно нахлеставшаяся алкоголя. Сегодня я хочу найти ту девушку. Быть может, она на одной из этих тусовок. Нужно идти.
Поэты в пиджаках, с козлиными бородками, подстриженными усами или густыми бакенбардами. Девушки-поэтессы – ярко накрашенные и сильно выпивающие.
В квартиру сложно пробраться. На лестнице толпится много людей, все болтают и смолят. Один из тех, что с козлиной бородкой, записывает выступление другого на телефон: на фоне лифта и нецензурных надписей на стене он декламирует свои стихи. Дамы смеются по-лошадиному и не прикрывают рот ладошками. Их чуть желтоватые зубы тускло выделяются на фоне общего веселья.
На несколько минут мы застреваем. Мой проводник здоровается со всеми и знакомит меня с публикой.
Честно говоря, я испытываю ко всему происходящему довольно вялый интерес, меня завело сюда отнюдь не любопытство и уж тем более не желание познакомиться с горе-поэтами, я пришел сюда ради того, чтобы отыскать ее.
– Перерыв окончен, скоро все начнется! – кричит сверху человек с длинными волосами. Если я правильно понял, это его квартирник.
Кто-то еще стоит на лестнице и болтает, мы же поднимаемся на один лестничный пролет. Дверь не заперта, а даже чуть приоткрыта. Заходим внутрь. Передо мной заставленный обувью пол. Куртки висят на вешалках, шейные платки брошены на стул вместе с бумажными пакетами. Повсюду ходят хипстеры и наслаждаются атмосферой надуманного искусства.
