Владимир Земша - На переломе эпох. Том 1

– Солдат! Фамилия? Рота?

Боец мямлил нечто невразумительное, пытаясь вырваться. Однако спустя несколько минут земляки буквально вырвали бойца из железной лейтенантской хватки. Вскоре все солдаты быстренько рассосались. Тимофеев, тяжёло дыша, стоял, придерживаясь за тонкий ствол дерева. Крупные свежие капли солдатской крови на земле бурыми пятнами свидетельствовали о только что происшедшей здесь битве, которая всё же могла быть и более ожесточённой, не появись здесь лейтенант. Тимофеев увидел брызги чужой крови и на своём кителе и на руках…

День закатывался за холмы, покрытые соснами, весело отражаясь в окнах словацких, словно сказочных, домиков. В полку, окружённом серыми мрачными стенами, словно в стране-зазеркалье, солдаты угрюмо строились на вечернюю полковую проверку.

– Товарищи офицеры! – замполит полка майор Чернышев свирепо окинул взглядом «свысока» сквозь тёмные круги очков-«хамелеонов» выстроившихся возле трибуны в две шеренги офицеров полка. – Сегодня было побоище узбекской и азербайджанской группировок, понимаете ли! – он поднял вверх палец, многозначительно потряс им.

– Почему не было никакой информации? Чем вы, бездельники, занимаетесь? – в унисон добавил командир полка, катая желваками. Он рванул за портупею Хашимова.

– Вы, старший лейтенант, со своим капитаном сеете бардак в полку! Бездельники!

– Никак нет, товарищ подполковник, мы не бездельники! – дерзко возразил тот.

Лицо подполковника побагровело. Его рот перекосился. Тонкие фиолетовые от злости губы двигались медленно, обнажая ряд неровных, прокуренных зубов. Казалось, он сейчас съест со всем непотребным этого старлея… Но наконец он восстановил самообладание.

– Где ваш капитан!? Доставьте ко мне этого негодяя!

– Есть, товарищ подполковник!

– Всем эту неделю на казарменное положение! Ни один не покинет стены полка! Пока не будут у меня зачинщики этого побоища! А на вас, старший лейтенант, я ещё посмотрю-ю-ю… – он повернулся в сторону Хашимова. – Да! И после прохождения, командиры и замполиты батальонов и рот в штаб, на совещание! – кинул он в завершение фразу, обещавшую долгую бессонную ночь!

Полк с маршем под оркестр лениво отдолбил сапогами и без того потрескавшийся асфальт плаца и рассосался по казармам…

– Ну, товарищ Майер, час после отбоя уже прошёл, так что подымай роту! Тут полкан задач нагрузил нам на всю ночь! – в канцелярию ввалился Хашимов.

– Ведь не положено солдат ночью поднимать! Это же приказ командира полка, – возразил было Майер.

– А на «не положено» у нас так же наложено! Час после отбоя прошёл, так что тэпер нормално!

– А если дежурный придёт?

– А кого это е… волнует? Прыдёт если, то сдаст нас и тогда натянут нас по полной. А не выполним задачи, тогда полкан сдэлает из нас чучело! Так что вибирай, как тэбе помырать?

– Да как это возможно! Это же одно другое исключает!

– Майер! Мат твою жэншьина! Кого е… волнует чужое горэ!?

Вскоре рота напоминала полный дурдом. Дневальный стоял на «шухере» на крыльце.

– Зашло солнце, а в стране дураков бурно закипела работа, – громко кто-то продекламировал на весь коридор. Офицеры лишь усмехнулись в ответ.

– А кто тут умный нашёлся?..

Офицеры сидели в душной накуренной канцелярии, где вонючий прогорклый запах «позавчерашнего» жженого табака, казалось, насквозь проел всё вокруг.

– Ротный наш, Несветайло, совсем забил на всё! Задолбало меня за него отдуваться и пилюлей получать! – Хашимов развалился в кресле.

– Слушай, Альяр! И что это за побоище сегодня было?

– А ты не понял? А ты своего друга Тимофеева спроси. Он там пытался, как Дон Кихот вэтраную мэлницу проткнуть своим зэлоным стручком, но его там самого чуть не обломали.

– Да он мне уже рассказал, когда ходил в общагу, китель от крови отмывал, переодевался. Он и сам ничего не понял.

– Да, это узбеки затеяли всё. Их группировка пыталась зубы показать. Толка азербайджанцы им навешали. Там пока толка лидэры дралысь. Ещё будэт драка и нэ одна. Ещо нэ всё! Ещо будэт челавек сто на сто. Вот тогда будэт полное палево, Сашка! Но Кавказ ещё покажет Средней Азии, кто в доме хазяин!

– А как это предотвратить? Как их остановить?

– А, это зверьё! Как ты их остановыш? У них феодалный строй! Прав тот, кто сылнее. У них там ещё не до каждого аула Совэтская власт дошла! А потом, Восток – дэло тонкое. Полкан не понымает. Тут надо знат, с кэм работат! Я за свою роту отвэчаю. Здэсь драки не будет! А за полк пуст полкан и думает с замполитом… Слушай, а что это за шум в коридоре?

Майер, пожав плечами, вышел из канцелярии.

– Ибрагимов! Что за шум, а драки нет?!

– Таварыш лейтэнент! Узбэк чё, баба, что ли? Азэрбайджан нэ работает. Ми тоже нэ будэм!

Группа солдат-узбеков одобрительно загалдела. Всё это напоминало демонстрацию. Не хватало только агитплакатов.

– Чё, товарищи солдаты, у вас тут за дэмонстрация!? Ибрагимов! Каримов! Челябизаде! – в канцелярию! – Хашимов стукнул кулаком в дверной косяк.

Прошло не меньше часа. Бойцы стояли на своём, как заговорённые.

– Товарыш старший лейтенант, ми не мюжской работа дэлат нэ будэм. Ми музжик! – вызывающе зыркая исподлобья, упрямо твердил девятнадцатилетний азербайджанец Аскер Челябизаде.

– А ми что, баба, что ли? Ми тоже нэ баба, ми нэ будэм тожа дэлать. Ви будэте – ми будэм, ви нэ будэте – и ми нэ будэм! – горячая узбекская кровь Каримова кипела от негодования в адрес Челябизаде.

– Точно Каримов говорит, таварыш лейтэнант! – Ибрагимов поддержал земляка.

– Ибрагимов, Каримов! Свободны, джигиты! – Хашимов спровадил узбеков.

(Узбеки, в целом-то работящие ребята, также делящие работу на мужскую и не мужскую, всё же были способные к любой работе, но не допускали к себе унижения со стороны гордых кавказцев, и также охотно эксплуатировали другие национальные меньшинства, особенно славян, если те были не способны за себя постоять в силу низкой численности и разобщённости. Славяне – интернационалисты по природе, живущие обособленно, не делящие работы на мужские и женские, обычно становились объектом для всеобщего унижения в «национальной» армейской среде в случае численного превосходства последних, что было характерно для пехоты. Азербайджанцы были сложнее узбеков. Твёрдо стояли на своём, однозначно разделяя труд на мужской и женский. Подавить это было возможно, но только местами и исключительно силовым способом.)

Хашимов усмехнулся в адрес своих земляков. Ему, прошедшему сквозь военное училище, был хорошо знаком такой вот «женский» труд, так как такие вот штучки с «немужской работой» в курсантской среде не могли иметь никакого шанса на успех. Пройдя сам через «презренный женский труд», он особенно жёстко стремился пресекать эти выходки, как бы доказывая себе самому, что раз он это смог, то и этим заморышам сам бог велел, мать их так! Он, воспитанный в классическом «правильном» советском духе, люто ненавидел все «феодальные пережитки» некоторых своих земляков, их дикость и нецивилизованность.

– Ну что, земеля – Бакинец! Музжик говориш! – он подошёл вплотную к Челябизаде. – Вопу взжик и опят музжик!? Зверёныш, мать твая жэншына!

Он повернулся к Майеру,

– Оставь меня с земляком. Мы тут потолкуем по-родственному… – он потряс кулаком.

– А мож им просто «мужскую» работу найти, как полковник из политуправления говорил? – Майер шепнул Хашимову.

– Э-э-э! Обалдэл, что ли? Эти умники горазды советовать! А гдэ я тэбе их найду, эти мужские работы? Хошь – сам и ищи! Из пальца выжимай! Да и вон, посмотри на узбэков! Эти джигиты такого не поймут! Хрен ты их заставишь что-то дэлат, пока другие это не дэлают. Гдэ я тэбе потом столко «баб» для женской работы найду? А-а-а?.. С бабами у нас, сам знаешь, напражёнка!

Природа дышит осенью. По утрам прохладно, если не холодно. Лес часто окутывает густой холодный туман. Влажно. Мокрое долго не высыхает. Симпатичные скромные клумбочки. Стройные ели, берёзы, голубые облачные дали.

Но этот день выдался ясным и солнечным. Стеклянное прозрачное небо. Свежо. Лёгкое тепло от ясного солнечного диска. Желтизна увядшей листвы. Типичная осенняя картина в Сибири. Словно праздник. Словно в детстве возвращаешься с субботника в преддверии воскресенья. Последние дни перед долгой зимой.

Это был особый день! День посвящения в курсанты! С этого момента каждый первокурсник мог полноценно назвать себя курсантом по-настоящему. Позади – курс молодого бойца, присяга. Присяга! В тот торжественный день плац был полон народу. Родственники, знакомые, друзья, как правило, приезжали только к местным курсантам, но всё же. В первое увольнение тогда отпускали только с родными, к кому они смогли приехать. И это были далеко не все! Теперь уже получен дополнительный опыт армейской муштры и учёбы. Одним словом, к 9 октября был положен фундамент из бетона если ещё не для будущего офицера, но уж для настоящего курсанта-то точно!