Ознакомительная версия.
– Профессор Казначеев? – Александр никогда не слышал такой фамилии.
– Он невропатолог, – пояснил Рыкалов. – И прирожденный бизнесмен, весьма успешный. Кроме «Академии» имеет долю в трех стоматологических клиниках и в сети салонов красоты. Они с Мартовой были бы не прочь расширить свой бизнес за счет присоединения «Палуксэ». И вдобавок Сергей Вячеславович испытывает к Мерзлякову личную неприязнь. Что-то между ними когда-то произошло, что именно, не знаю…
По выражению лица Рыкалова было видно, что он знает, но не хочет говорить. Александр не стал настаивать. Личная неприязнь так личная неприязнь, мотивы в данном случае не столь уж и важны.
– Третья грань – политическая. Несколько лет назад Вадим Родионович вдруг решил пойти в депутаты нашей городской думы. Мотивы у него были самые что ни на есть искренние – неприкосновенность потребовалась, потому что им серьезно заинтересовался ОБЭП на пару с налоговиками. – Рыкалов криво усмехнулся и покачал головой. – Депутатом Мерзляков не стал, не пустили его. Проблемы свои, однако, как-то решил, но пока пытался бороться за депутатский мандат, испортил отношения с нашим мэром, Ерофеевым. Если бы не расположение губернатора, Мерзлякову пришлось туго, потому что Ерофеев мужик крутого нрава. Хозяин! Чуть что не по нему – в бараний рог согнет. Вот вам весь наш расклад. Можете представить, сколько человек давят на Званского и будут давить на судью. Качалов со Словоходовым могут быть ни в чем не виноваты, но они работают в клинике Мерзлякова, и поэтому…
Рыкалов развел руками, давая понять, что исход следствия в какой-то мере предрешен.
– Бурчаков – раз, Мартов – два, Ерофеев – три, – называя фамилии, Рыкалов поочередно загибал пальцы на правой руке, – общественное мнение – четыре, справедливый гнев родственников Викулайской – пять. Вадим Родионович понимает, что ему придется туго, вот и нервничает. Поэтому он и пытался заручиться вашим расположением. В другом случае мнение авторитетного специалиста из Москвы могло бы стать для него спасательным кругом, но сейчас навряд ли… Не тот расклад. Он и ко мне подкатывался, соблазнял, но у меня с ним не те отношения, чтобы я пошел ему навстречу. Хотя бы в малом. С другой стороны, я сторонник справедливости и сводить счеты с Мерзляковым, руша карьеры двоих коллег, не стану. Кстати, для сведения, раз уж всю изнанку вам предъявляю, – Вадим Родионович обмолвился, что если ему не суждено выйти сухим из воды, то он, скорее, склонен пожертвовать анестезиологом, нежели Качаловым, ведущим хирургом своей клиники. Званский тоже нервничает. С одной стороны, на него давят враги Мерзлякова, с другой, высокопоставленные покровители у Мерзлякова тоже есть, иначе бы сожрали его с потрохами давным-давно. Сцилла и Харибда, а между ними – следователь Званский, любитель спокойной жизни.
– Сцилла и Харибда, – повторил Александр. – А между ними – три врача, имевшие несчастье работать в клинике Мерзлякова.
– Несчастье! – хмыкнул Рыкалов. – Да такого несчастья, Александр Михайлович, у нас люди годами ждут. Вадим Родионович, при всех его недостатках, прекрасно понимает, что за хорошую работу нужно хорошо платить. Того же Качалова и в Москву звали, и в Питер, и в Киев, и в Астану… А он продолжал работать в «Палуксэ», потому что очень хорошо там зарабатывал. Но сейчас Качалов попал конкретно, как говорит мой старший, что есть, то есть. Даже если пронесет, то все равно неприятно. У меня дважды умирали на столе пациенты, я знаю, что это такое.
Рыкалов помолчал немного, затем тряхнул головой, как будто отгоняя воспоминания, и продолжил:
– Ну и строго между нами, Александр Михайлович, чтобы нигде на меня не ссылаться… Мерзляков со вчерашнего дня распространяет слухи о том, что вы вымогали с него взятку за благоприятное заключение, а он вам ее не дал…
– Ух ты! – искренне восхитился Александр. – Вот наглец.
– Нахальство – второе счастье, – сказал назидательным тоном Рыкалов. – Медицинский мирок у нас маленький, слухи распространяются со скоростью света, до меня прямо вчера и дошло. Я его понимаю, хоть и не оправдываю – не удалось договориться, так попробуем опорочить. Какой вы, однако, Александр Михайлович. Сначала деньги вымогали, а теперь подбиваете Званского на повторные допросы, нагнетаете и разжигаете.
– Я всего лишь хотел разобраться! – раздраженно воскликнул Александр. – Поймите, я сам склонен считать, что со стороны хирургов не было халатности, но я хотел бы убедиться в этом окончательно. Весь абсурд этой ситуации в том, что я на данный момент выступаю на стороне Вадима Родионовича, а он…
– А он считает иначе! – докончил Рыкалов. – Каждый судит по себе. Если вы отказались от денег, значит, собираетесь навредить. Кстати, Александр Михайлович, а линия поведения анестезиолога вам не кажется странноватой? Вы же ведь, насколько я понимаю, уже основательно вгрызлись в дело? Изучили, подумали?
– Не кажется, – честно ответил Александр. – Ничего странного. Именно так и должен вести себя анестезиолог, желающий выйти сухим из этой мутной воды. Анестезиолог обеспечивает операцию, а проводит ее хирург, он же и принимает решения. При желании можно представить все следующим образом – анестезиолог говорит о появлении экстрасистол, хирург, не обращая внимания на его слова, продолжает оперировать…
Рыкалов кивнул, давая понять, что согласен с ходом мыслей Александра.
– В экстрасистолах нет, казалось бы, ничего особенного, – продолжал Александр, – но ведь вскоре наступила фибрилляция. Не были ли экстрасистолы предвестниками более серьезного нарушения ритма, точнее – не могли ли быть? Не следовало ли хирургам остановить операцию сразу после того, как они услышали про появление экстрасистол? И было ли им сказано об этом? Анестезиолог экстрасистолы зафиксировал, но в своей объяснительной он не пишет о том, что сообщил про них хирургам. Мог и не сообщить, но на суде скажет, что сообщил. Вроде бы пустяк, но при наличии определенного желания…
– При наличии желания – совсем не пустяк, – согласился Рыкалов. – При наличии желания любая муха не то чтобы в слона, в целого мамонта раздувается. Даже без этих экстрасистол. Можно обвинить врачей в том, что они недообследовали пациентку, халатно собрали анамнез и столь же халатно проводили операцию, а описание ее и объяснительные не отражают истинного хода событий… Смерть на операционном столе имела место? Имела. Вот и все, никакие оправдания особенно не помогут. Прошло, знаете ли, время, когда следователи и судьи безоговорочно принимали на веру то, что писалось в историях болезни и амбулаторных картах. Написано, подписано, значит – документ. Сейчас подход другой. Они что угодно напишут, лишь бы себя обелить, вот какой сейчас подход.
– Вот поэтому я и хотел поговорить с коллегами, – сказал Александр. – А не для того, чтобы нагнетать и разжигать.
6. Случайная необходимость
Погода продолжала радовать, было солнечно и времени хватало, поэтому Александр решил пройтись от клиники до кремля пешком. Зря он хвастался, утверждая, что без проблем сможет найти кремль. Сначала, правда, пошел правильно, затем свернул не туда и понял это не сразу. Но ничего, не опоздал, правда, пришлось пройти километра полтора быстрым шагом, но это только на пользу. Раз уж в эти выходные не суждено побывать в тренажерном зале и поплавать в бассейне, так хоть спортивной ходьбой частично компенсировать получилось.
Александру понравилось смотреть картины в обществе Ирины. Многие искусствоведы, экскурсоводы и знатоки грешат многословием, которое способно превратить любование живописью в крайне нудное занятие. Однажды, еще в студенческие годы, Александр просто-напросто сбежал с экскурсии в Русском музее, где экскурсовод говорил без умолку, вываливая на слушателей горы информации по поводу каждой из картин. Александр сломался на картине Журавлева «Перед венцом». Экскурсовод рассказал историю создания шедевра, биографию создателя, цитировал «Домострой», даже какую-то пьесу Бернарда Шоу приплел… У Александра разболелась голова и пропало желание идти дальше. Он вежливо отстал от группы и долго бродил вдоль канала Грибоедова, время от времени переходя по очередному мосту на другую сторону – «проветривал» мозги.
Ирина, как спутница и сотрудник музея, оказалась на высоте. Сама говорила крайне мало, но если видела, что Александру хочется обменяться впечатлениями, то охотно поддерживала разговор. И при этом совершенно не старалась подавить Александра своей эрудицией.
После музея Ирина устроила Александру экскурсию по вечернему городу. Было очень интересно – ходишь по уже знакомым в какой-то мере улицам и словно переносишься в прошлое. Александр прекрасно отдохнул, полностью отключившись от дел. Утренние волнения отошли куда-то на задний план, совсем далеко. Под конец прогулки, когда оба уже устали, вдруг пошел снег. Сказочно крупные хлопья, казалось, не падали, а парили в воздухе, и от созерцания этой картины внутри разливалось умиротворение.
Ознакомительная версия.