Игорь Соколов - Мое волшебное чудовище

Ознакомительная версия.

Червь его сознанье точит,

Бездна глубже забирает, —

Процитировала со смехом чьи-то стихи Ида.

Мы зашли в особняк, причем обе сестры с двух сторон прижались ко мне головами, и обе как по какому-то невидимому соглашению распустили свои волосы, до этого собранные в пучок. На мгновенье я даже задумался о какой-то магической связи двух сестер, будто их флюиды объединяла одна «Сантана»1.

Но на пороге в спальню Клара оторвала от меня прильнувшую Иду, и заглянув ей в глаза, прошептала:

Хватит, Ида, больше я не собираюсь делить с тобой своего жениха?!

О, Господи, когда это он стал твоим?! – усмехнулась Ида и опять попыталась обнять меня, но Клара ударила ее ладонью по щеке, Ида приложила ладонь к этому месту на щеке и неожиданно рассмеялась.

Ты подружка, я подружка,

Дай шепну тебе на ушко, – скороговоркой пропела она и что-то шепнула Кларе на ухо.

Если хочешь, можешь уезжать, это твое дело, – вздохнула Клара, и обняв меня, ввела в спальню.

Это была все та же спальня, чьи стены были покрыты горным светящимся хрусталем с вкраплениями бирюзы, где сверху висела люстра в виде змеи, глотающей конец собственного хвоста, и где Ида не раз овладевала моим беспомощным телом. Оказавшись теперь в этом же самом месте я испытал очень сложные чувства, будто мои ощущения раздваивались перед самой возможностью вспомнить о происшедшем, но Клара дотронулась сшитыми кусочками губ до моей шеи, и все о чем я думал, одним разом исчезло в никуда.

Я поднял ее, обняв за талию, и отнес на кровать. Наши руки помогали друг другу нас раздевать. А мы оба тряслись как в лихорадке.

Мечта войти в цветущую долину и познать ее никем не тронутую глубину неумолимо вела меня к достижению цели.

Цель… Целостность девственной плевы, цепь притяжений, целенаправленное движение вперед, толчок об преграду – назад – и снова вперед… и так до бесконечности.

Я слышал ее учащенное дыхание, и даже ощущал удары ее гулкого сердцебиения. Мое сердце тоже трепетало при вхождении в нее, как в Нирвану.2

Наше дыхание смешалось и мы тоже перемешались между собой, кровь с семенем, живое с мертвым, мое прекрасное лицо с ее поврежденным…

Осталось только одно бесконечное пространство со змеей кусающей свой хвост и ослепляющей собой нас, уже едва в себе живущих.

Теперь ты мой муж, – прошептала радостная Клара и еще крепче прижалась ко мне, положив свою голову между моих ног…

Потом она заплакала, а я чуть привстал, я держал голову плачущей Клары у себя на коленях как «Аватару»3, и пусть даже она временами безумна из-за дерева разорвавшего на куски ее лицо и частично проникнувшего в ее мозг, я ощущаю исходящие от нее флюиды, божественный свет, благодаря которому я могу проникать в нее как в свой собственный дом и чувствовать себя как «Архат»4.

– Ты, знаешь, я все таки бы не хотела потерять свою Иду, – неожиданно громко заговорила Клара.

– Ты о чем?! – не понял я.

Понимаешь, – глубоко вздохнула Клара, – когда Ида тебя соблазняла по моей просьбе, она не испытывала к тебе никаких чувств, но внезапно в процессе этого совращения, она испытала к тебе такую неведомую ей доселе любовь, что теперь она не сможет без тебя жить! И меня как сестру она тоже не собирается предавать, а поскольку у нее не остается выбора, она собирается от нас уехать! Вот я и подумала, что ничего такого страшного бы не случилось, если бы ты смог любить и ее, и меня!

Нет! – резко крикнул я.

Почему?! – удивилась она.

Да, потому что я тебя не понимаю! – возмутился я, приподымаясь с кровати. – То ты ревновала меня к своей сестре, говорила, что она – садомазохистка, то теперь желаешь пригласить ее к нам в кровать!

Прости меня! – заплакала Клара, уткнувшись снова лицом мне в колени. – Просто я не могу жить без Иды, а потом не обязательно спать всем нам в одной кровати!

Ты еще расписание составь и график повесь в нашей спальне, когда и в какое время мне спать с тобой, а когда с твоей сестрой, – я мягко убрал ее голову со своих коленей и встал, и нервно заходил из угла в угол.

В конце концов я не прошу тебя любить Иду, ты можешь только время от времени удовлетворять ее как женщину, – сказала Клара и поглядела на меня как несмышленый ребенок, которому совершенно невозможно объяснить, почему я не могу просто так поделиться хотя бы только одним телом с ее сестрой.

Это же так просто, быть не со мной, а с другим человеком, тем более, с родным и близким мне человеком, – продолжила свою речь Клара, словно угадывая мои мысли.

Все живое тянется к живому, это вполне логично и естественно, поэтому я не понимаю, почему из этого обязательно надо делать какие-то проблемы?! Да, если бы не Ида, я бы давно уже покончила с собой или сошла с ума!

По-моему ты и так уже сошла с ума! – усмехнулся я, продолжая ходить из угла в угол.

Да, кстати, ты так говоришь не потому ли, что существуешь на деньги Иды?! – призадумался я.

Это почему же я живу на ее деньги?! – удивилась Клара.

А разве все ваше богатство не досталось по наследству от ее мужа?! – спросил я.

Да Ида никогда не была замужем, – усмехнулась Клара, – все, что ты видишь, досталось нам по наследству от родителей. Несколько лет назад они трагически погибли!

Как это случилось?!

– Они умерли, отравившись ядовитыми грибами. Нас с Идой успели спасти, а их нет! Не знаю, была ли это какая-то нелепая случайность или это было специально подстроено?! Мой отец играл на Фондовой Бирже. Он очень выгодно скупал бумаги металлургических и энергетических компаний. Для него это была игра, в которой он всегда выигрывал. Рынок играет все большую роль, говорил нам отец, а поэтому надо уметь делать прогнозы на будущее. Мой отец был первым, кто предсказал то время, когда управляющие компаний будут лоббировать Думу и правительство, и серьезно влиять на политику, а потом даже инвестировать с прибылью пенсионные накопления!

Пожалуйста, – взмолился я, – не говори об этом! Я все равно ничего не понимаю, и вряд ли когда-нибудь мне это пригодиться!

Ты не хочешь знать, что говорил мой отец о будущем нашей экономики и нашего государства? – обиженно вздохнула Клара.

Нет, – я перестал ходить из угла в угол и лег на Клару.

Мне было больно, – шепнула она.

Ничего, ничего, – шепнул я, снова раздвигая ей ножки…

Она сквозь сон в объятьях стонала, как будто в ней совсем другая жизнь, по-своему ей что-то объясняла, раскрыв один какой-то тайный смысл…

Проснувшись очень поздно, мы с Кларой обнаружили, что Ида куда-то уехала на своем серебристом «Форде», забрав с собой часть денег и вещей.

Свою Рыжуху я видел часто. Она проезжала мимо меня на своем серебристом «Фордике», как будто ведьма на помеле, а в ее безумных глазах всегда можно было увидеть какие-то странные огонечки, а в ушках сверкание всевозможных бриллиантиков.

И вот эта красотища, и ее же дороговизна, чисто по жизни, объединенные приятной мордочкочкой автомобильчика, как и самой куколки, сидящей в нем, как будто бросали вызов и мне, и всему хмурому, и загнивающему в дождях мусоросборщику, как я называю будку, где мы с Чуватовым выписываем штрафы за скорость или просто вытрясаем монету.

И в то время, как людишки ожесточенно шныряли в своих железках туда-сюда, как глупые пауки или тараканы, она, почти что ангелочек, почти что богиня неслась в какую-то заоблачную даль.

А я стоял как истукан на посту, спрятав «зебру» у себя за спиной и думал: Ну, вот моя Рыжуха опять превысила скорость, а я опять ее не остановил!

Дождь нарастал и надо было зайти в будку, но я стоял и плакал навзрыд, мои любовные слезочки перемешивались с грешными капельками дождя, грешными, хотя бы потому, что они нахально и безнаказанно касались всех в этой помойке, и никто из граждан не мог пожаловаться хоть на какое-то насилие со стороны дождя, а еще я с наслаждением представлял себе, что в какой-то там часок или минутку, когда моя Рыжуха вылезает из машины, а дождик хвать и поцелует, ее и меня, одинаково водянистыми губками! Как представлю, так весь и разрыдаюсь от счастья!

Опять с ума сходишь! – огрызнулся сержант Чуватов, глядя, как я мокну под дождем и плачу, но мне все равно было замечательно, так тихо, хорошо и спокойно, что я промолчал. Правда, я хотел сказать сержанту Чуватову, что он козел, но раздумал.

Времечко как будто перестало течь и повисло на воздусях, а вот дождище капал беспрерывно, и на голову, и на всякие другие места, и может поэтому до меня дошло, что матушка природа понимает меня, а оттого и ревет вместе со мною!

Это было так очевидно, что я расплакался еще сильнее.

Через минуту меня опять окликнул Чуватов. Оказывается, по рации сообщили, что на 107-м километре авария. Мы сели с Чуватовым на «козла» и тронулись. Всю дорогу я только и думал о своей Рыжухе, как ласково я ее про себя называл, и понемногу мой плач затихал.

Ознакомительная версия.