«Но Вы же не пророк» – вдруг сказал гость.
Аркадий явно не ожидал этого выпада. Он пытался что-то говорить про свой колоссальный опыт и интуицию, но молодой человек снова его перебил: – «Здесь ваши умения», – он еле удержался, чтобы не сказать «трюки» – «Имели бы определенный успех в цирке, но вы ведь в цирке работать не станете, равно как и на стройке, или на уборке– это ниже вашего достоинства. А здесь нужны не экстрасенсы и пророки, а парикмахеры, педикюристки, как Ваша жена, например, сварщики, слесари. А если у вас этого нет, то станьте маклером, продавайте квартиры».
От такого пассажа у Аркадия отвисла челюсть, как от мощного боксерского удара. Он был совершенно растерян и только сейчас осознал, что его можно не только любить, но и презирать. Он рассчитывал на сочувствие этого когда-то восторженного юноши, но вместо сочувствия натолкнулся на стену холодного презрения.
В этот миг в комнату вбежала его жена. Ее глаза беспокойно бегали. Она переводила вопросительный взгляд с мужа на гостя, пытаясь оценить ситуацию.
Молодой человек поднялся и, криво усмехнувшись, произнес: «Если ты спаситель, спаси самого себя» и направился к двери.
«Не сотвори себе кумира» тихо, но внятно бросил ему вслед бывший Гуру. Бывший апостол вышел вон не оборачиваясь, а жена тревожно заглянула мужу в глаза.
Он стоял перед ней такой же прекрасный, как и тогда, двадцать лет назад, с густой темной бородой и умными, насмешливыми глазами цвета стали. И хотя хозяином положения была теперь она, ее никогда не оставляло чувство тревоги, что даже находясь в полной зависимости от нее, он рано или поздно от нее ускользнет.
Так оно и произошло. Все это время ему казалось, что если он вернется, то все можно будет начать сначала. Его там помнят. У него там связи. И вообще, там все будет совершенно иначе.
Уверовав в собственные иллюзии, он однажды сбежал от нее обратно.
Прошел год.
Аркадий так и не вернулся к ней. Он живет по-прежнему в России и даже что-то пишет для какой-то газеты. Иногда пишет или даже звонит ей. А она все ждет, когда он позовет ее к себе, или вернется к ней обратно.
Менахем – старый еврей из Ирака. Когда он приехал в Израиль, ему было 26 лет. Теперь ему 75. Из-за маленького роста и худобы издали его можно принять за подростка. Пока Менахем был молод, он работал на стройке. Теперь, когда здоровья почти не осталось, он работает ночным сторожем, а днем заботится о своей престарелой маме – покупает для нее продукты, готовит ей еду, убирает квартиру, помогает выходить на прогулку.
Кроме престарелой матери у Менахема есть жена и четверо взрослых детей, у которых есть уже свои взрослые дети. Жизнь одной из двух дочерей Менахема не сложилась. Она живет одна с двумя детьми, и Менахем помогает ей как может.
Из-за дочери, старик сильно переживает и это пожалуй главная причина, по которой он до сих пор работает. Его положение на работе весьма неустойчивое. Он боится, что его уволят, и поэтому соглашается работать по ночам, почти без выходных и терпит насмешки со стороны начальства.
Как-то раз, например, инспектор, совсем еще молодой парень, развлекался с приятелями и коллегами тем, что устроил старику экзамен на профпригодность, заставляя его в течение получаса на время доставать пистолет из кобуры. Менахем не успевал уложиться в установленное время и инспектор снова и снова заставлял старика выполнять упражнение, а в конце сурово предупредил, что если тот хочет остаться на работе, то должен как следует потренироваться.
Скучающим юнцам из северного Тель-Авива – так называемым «северным», что подразумевает местный бомонд, было весело. Менахем тогда лишь напомнил инспектору о своем возрасте.
Впрочем, одними насмешками и придирками дело не ограничивалось. Так, например, в выдаваемой ему зарплате регулярно не хватало сорока-пятидесяти, а иногда и больше шекелей. Ошибка, спокойно объясняли ему в бухгалтерии компании, но деньги возвращать не торопились.
Меня поразила реакция этого пожилого человека на, как принято теперь выражаться, «крысятничество» работодателей. Он не возмущался, не ругал своих работодателей. Вместо этого он пустился в глубокомысленные рассуждения о том, что Храмов возможно было не только два, а гораздо больше. Может быть десять, или даже двадцать, задумчиво говорил старик. И все они пали от нечестности и ненависти людей друг к другу.
В то время мы учились допоздна, просиживая за компьютерами иногда и за полночь, и выходя из лаборатории, я случайно услышал этот задумчивый монолог. Рассуждения этого с виду простого человека произвели на меня сильное впечатление.
Разговорившись с ним, я узнал его историю, помимо всего и о том, что он был солдатом еще в иракской армии, а здесь в Израиле прошел все войны вплоть до Войны Судного Дня. С тех пор мы время от времени беседовали с Менахемом.
Он почти никогда не жаловался. Вместо этого он любил вспоминать дни своего детства и юности, проведенные в Багдаде среди родителей, многочисленных братьев, сестер и близких друзей, которых был целый двор.
Он часто рассказывал о том, как ему нравилось учиться в школе, но из-за того, что отец его рано ушел из жизни, ему не довелось закончить школу, и он начал работать будучи еще подростком, чтобы помочь матери и своим младшим братьям и сестрам.
Жизнь никогда не баловала Менахема, но свою бывшую Родину, затерявшуюся во времени, он всегда вспоминал с каким-то особым благоговением.
Израиль же так и не стал для Менахема домом, хотя он часто с гордостью говорил о своем «доме». Так он называл свою квартиру в старом доме в Южном Тель-Авиве. Дом был, а чувство дома так к нему и не пришло.
По ночам, он часто слушал радио на арабском языке, и не раз, проходя мимо него, я замечал, что он не то говорит, не то страстно спорит с кем-то невидимым.
Как-то я не удержался и спросил его, с кем он говорит по ночам. «С Богом» – спокойно ответил мне он так, как будто речь шла о беседе с соседом по дому. Старик внимательно посмотрел на меня и, заметив мое удивление, с улыбкой сказал: «Я вижу его, как сейчас тебя, и так – каждую ночь». «Это правда», – продолжал Менахем, будто испугавшись, что я ему не поверю, – «как жив Господь!» – воскликнул он, – «Скоро наступит мир, и тогда я смогу вернуться в Багдад, в наш двор, и, наконец, увижу всех своих друзей. Наконец-то я смогу с ними встретиться! Как жив Господь», – продолжал старик, – «Это будет, и очень скоро, вот увидишь», – с жаром говорил старик, и его глаза сияли от счастья в предвкушении скорой встречи.
А я смотрел в его всегда печальные глаза, сейчас преображенные счастьем, и начинал сам верить, что все именно так и будет.
Они лежали, обнявшись, прямо на песке.
Их можно было бы принять за обычных молодоженов во время медового месяца или просто пару влюбленных, если бы они находились в какой-нибудь гостинице и выглядели иначе.
Но крышу над головой им заменял деревянный навес посреди пляжа, и весь их вид говорили о том, что они не просто пара влюбленных. Они были бездомными.
На обоих была поношенная одежда, и их возраст едва ли можно было с точностью определить. Мужчина был атлетически сложен, и на вид ему можно было бы дать лет сорок с небольшим, если бы не лицо, все в глубоких морщинах, как у старика, и сильная проседь в густых, русых волосах. Испитого лица женщины не было видно, потому что она прижималась к плечу мужчины, но волосы ее были тусклыми, как шерсть у больной собаки.
Еще несколько недель назад здесь было не протолкнуться от отдыхающих и туристов. А сейчас, кроме нескольких «русских» старушек, наведывавшихся сюда ежедневно, здесь никого не было, и весь пляж был в их распоряжении.
Крепко прижавшись друг к другу, они, казалось, забыли обо всем на свете: и о собственной судьбе, которая не сулила им ничего хорошего, и о беспощадном, беспардонном мире вокруг, который обошелся с ними так жестоко…
Прижавшись к мужчине, женщина не отрываясь смотрела в его синие глаза, а он отвечал ей ласковым взглядом, бережно поглаживая ее лицо и вьющиеся, когда-то ярко-рыжие волосы.
Впереди была зима – еще одна проверка на прочность для тех, кто волею судьбы оказался на улице.
«Тебе не холодно?» – спросил он с нежностью глядя ей в глаза. «С тобой – нет», – ответила женщина. Он крепче обнял ее, а она еще сильнее прильнула к нему.
Днем было еще жарко, но ночью становилось холодно, и на бетонных скамейках уже было не посидеть как летом. Да и на влажном песке тоже уже не особенно поспишь в такое время. Несколько раз в течение недели, заявлял о себе короткий, но довольно сильный дождь, и все говорило о том, что зима не за горами.
Бездомный человек как никто другой зависит от погоды. Чем теплее будет зима, тем больше у него шансов выжить. До сих пор им везло – последние две зимы выдались на редкость теплыми. Такую зиму здесь так и называют – «летняя». Летняя зима… объяснить, что это такое трудно, особенно жителю Сибири…
