Стол накрыли в доме; хотя летом, если собиралась родня Милы и Шастина, всегда располагались в уютном садике; но сегодня погода к посиделкам в саду уже не располагала.
Когда Шастин и Мила поженились, Костя переехал жить к ней. Теща в нем души не чаяла и вообще была прекрасной женщиной; дед же постоянно, без злобы, ворчал по всякому поводу, спорил с зятем о политике и иногда даже начинал психовать, что «нет на вас Сталина». Мила их частенько разнимала.
В доме народу собралось довольно много, в основном бесчисленная родня, друзья Вовы и вот пара коллег Шастина: Ирина и Иван. Обещала подъехать еще одна их коллега, со «скорой», заодно, родственница, но той еще не было.
Вовчику вручили подарки, которым он видимо и явно обрадовался. Джинсы оказались почти впору, так что Ирину Юрьевну он даже расцеловал. Ирка была довольна!
Вновь все начали раздвигаться, чтобы пропустить новых гостей. Шастин ушел к месту жены, которая убежала на кухню нести дополнительную посуду. Турчин сел рядом с Ириной. За столом старики вновь заспорили о политике, женщины – о собственном хозяйстве, молодежь «гоняла всякую пургу».
Иван Николаевич налил себе коньяк и тут вспомнил про сидящую рядом Ирину.
– Тебе чего? – спросил он.
– Коньяк! – вызывающим тоном скомандовала Ирина Юрьевна. – Что, думал я винцо потягивать буду, потеряю ориентировку? Чтобы ты меня домой увез? Хрен тебе! Поедем только к тебе!.. я сегодня так хочу!
– Да тише ты! – шикнул Турчин.
На них и так мало кто уже обращал внимание, все были заняты водкой, жареной уткой. Гости Володи встали и ушли в его комнату, откуда вскоре послышались переменчивые низко-высокие мотивы Отто Дица. Мать немедленно пошла в комнату и попросила сделать тише: не всем же нравится.
– А вы там про коней да казаков поете, что, тоже всем нравится? – мягко огрызнулся Вовчик, но музыку приглушил.
Большой в размерах, его двоюродный брат уже давненько порывался на улицу поблевать. Такие же астеничные, как Вовчик, двое его приятелей с трудом удерживали пьянеющего тезку именинника на ногах и тащили, точнее, выталкивали богатыря в коридор и на улицу. Деды были сильно хмельны, но закусывали хорошо и достойно занимали место в центре стола, не прекращая воспоминаний сорокалетней давности и ругая всех подряд – коммунистов, демократов, Жириновского, местную власть с профсоюзами в придачу. Правда, про времена Сталина дед говорил: в наше время были честнее люди, и все деды и бабули с ним соглашались.
– А как же? И продукты дешевели, и тунеядцев не было…
Все шло, как на любом сельском празднике – будь то день рождения, крестины, похороны или свадьба. Даже на поминках (отдаленно напоминающих чисто православные обычаи) все кончалось объемом выпито спиртного, да, Слава Богу, каким (он, она парнем был!). Старики оставались на своей волне.
– А что, Мила, ты к нам не присоединишься? – Иван Николаевич уже хватил три рюмки коньяку вместе с Ириной Юрьевной, да и Косте Шастину перепала пара полноценных лафитничков.
– А может, за Верой съездить? – спросила Мила.
– Слушай, жена любимого коллеги, давай я за Верунчиком съезжу? Правда?
– Иван, ты свободный человек, – напомнила Мила. – Вообще-то сам соображай… Мне кажется, у тебя есть определенные обязательства…
– Мила, подруженька ты моя, нет у меня ни перед кем обязательств! Ну, да! Люблю я, безумно, Юлию Ивановну! А у нее – якобы муж! Родила, не покрестила, фиг знает что натворила!.. Ах, да! Ириша, ты сегодня безумно красива! – спохватился Иван, обратив внимание на ее откровенный тычок локтем в ребра. – Но ведь скучно хозяйке, они бы поболтали, да и нам веселее – рассказала бы о нравах в современных неврологических учреждениях.
– А ты уже и Верунчика знаешь, старый кобель? – грозно вопросила Ирина Юрьевна.
– Побойся Бога! Она же еще в институте бегала за мной! Она тогда только поступила, а я уже заканчивал интернатуру.
– Поедем вместе! – решительно поднялась из-за стола Ирина Юрьевна. По всему ее настрою отчетливо было видно, что Турчин сегодня никому не достанется.
– Так вы чего, счас прям и хотите ехать? – удивилась Мила. – Дайте хотя бы ей позвоню, чтоб приготовилась…
– А мы ее прям в халате и привезем, ненакрашенную и страшную! – веселился изрядно подвыпивший Турчин.
– Мил, позвони пока Вере, правда, – сказал Шастин. – Мы пока тут развернемся…
– А ты что, тоже хочешь поехать? – с ноткой ревности в голосе спросила жена.
– Да нет, я Ивану помогу выбраться. Николаич, давай по-маленькой еще, вон мясо какое горячее жена принесла. Ирина Юрьевна, давай, вмажем еще. И лучше – холодной водочки, запотевшей!.. Уже несу из морозилки.
Костя Шастин пошел на кухню, пробираясь среди родни, откинувшихся уже от столов, поскольку края стола начали мешать животам. Из морозильной камеры он достал действительно запотевшую бутылочку «Пять озер», литровую, и принес к столу. Дед громким голосом проворчал: – Да ты бы гостей своих моей, чистенькой попотчевал.
– Папа, да все врачи к казенке привычные. Не надо. – Ну вот, сейчас рюмочку – и вы с Ирой поедете потихоньку. Тут рядом.
– Да был я у нее, – вспомнил Иван. – На день рождения к ней в прошлом, что ли году ходили. Ты мне еще не дал домой на своей старой коряге проехаться… точно! Это было осенью!
Выпили. Закусили мясом. Иван Николаевич стал вспоминать о том, как они спорили с Ириной Юрьевной об отсутствии дружбы в наше время. Та плюнула на втягивающего ее в разговор Турчина, вылезла из-за стола и пошла к молодежи в надежде потанцевать. Молодежь в вовкиной комнате валялась на диване, слушала какую-то хрень, по мнению Ирины Юрьевны, и сидела в компьютере. Проблевавшийся молодой родственник именинника спал на разложенном диване. Спиной ко всем. Ирина молча, с чувством презрения, оглядела молодежь и вернулась на свое место. Турчин втирал Миле и Косте в мозги, что дружба есть, ее не может не быть, терялся в мыслях и, кажется уже забыл о Верунчике. Миле надоело слушать его пустую болтовню. Она встала и громко сказала Косте:
– Давай, отправляй их за Верой, готова уж поди.
Вновь пробираясь сквозь лавки и стулья, по чьим-то ногам, попадавшим продуктам, доктора выбрались на волю. Шастин руками показал Турчину, как удобнее вывести его «шевроле», помог сесть Ирине и перекрестил их. Машина уехала.
– Костя, пойдем пока посуду грязную пособираем, – попросила Мила.
– Пошли, – согласился Шастин.
В это время им навстречу вывалились именинник и компания.
– Ма, па, мы пойдем погуляем, надоело дедовские разговоры ушастить. Братан пусть дрыхнет, он хорошо проблевался.
– Да дождь же моросит, прохладно, – Мила вяло пыталась оставить ребят дома.
– Да пусть помокнут, – разрешил Костя.
– Мы недалеко, на речке посидим, пиво есть, не замерзнем.
– Вова, давайте недолго, – попросила мать.
– Лады! – пацаны скрылись за воротами.
В гуляльной комнате стояла какофония звуков, смешанная с нестройным пением старшего поколения, громких высказываний деда, падающих предметов.
– Сейчас Турчин с девочками приедут – перейдем в мальчиковую комнату, – сказала Мила. – Но ты много не пей, а то придется Турчина развозить.
– Да пусть они остаются, если надерутся, место найдем, – парировал Шастин.
Мила со столов убирала посуду, отдавала ее Шастину, который следовал за нею.
– Что, уже собираться? – шутливо спросил кто-то из гостей.
– Да еще чай не пили, с тортом, – ответила Мила.
– А дети где? – спросил дед.
– На речку пошли, пусть от нас отдохнут, – сказал Шастин. – День-то рождения у Вовчика.
– А братец его готовый уже? Во как его водка берет! А кажется, такой вес. Тьфу, слабая молодежь пошла, – высказался дед. – Ладно, ну их, поем дальше!
И компания стариков снова нестройно затянули какую-то песню.
– Дед, погоди, пусть Валя споет, у нее ране вон как здорово получалось. Валя, давай, спой! – попросила дедова сестра. Ее поддержали все, сидевшие за столом.
На некоторое время восстановилась тишина и теща Валя затянула красивую печальную песню, красивым, не надтреснутым от возраста голосом. Некоторое время слушали ее одну, затем присоединились остальные женщины. Мужики сидели молча, вновь выпивали и закусывали.
– Правда мама красиво поет? – на пороге спросила у Шастина Мила.
– Да уж, ничего не скажешь, красиво… А знаешь, сколько она мне стихов рассказывала?
– У-у-у, стихов она очень много знает!.. Я хорошо из детства запомнила…
– Дай, поцелую, – вдруг попросил Костя. Он вообще готов был целоваться с женой днями и ночами, везде и всюду. Мила за это часто злилась на него: что ты как подросток? Но сейчас, на улице, поцеловала его нежным продолжительным поцелуем.
За забором показались огни машины и Иван Николаевич лихо развернулся, видимо, был уверен в себе и действительно собирался ехать домой. Из авто вывалились Ирина и Турчин, медленно вышла Вера.
