Ознакомительная версия.
Я не стал ему предлагать чай и завтрак, видно было, что он не задержится здесь ни на секунду.
Он ушел. Вернулся.
– Денег ей на такси не давай, вообще спрячь деньги, если есть, – сказал он шепотом и ушел.
– Пока, Герман, спасибо тебе.
Потом я любовался очертаниями ее большого тела под моим плащом. Смотрел на ее пальто в моем гардеробе. За окном все в снегу. Снег был пышный и девственный. «А ты опять сегодня не пришла, а я так ждал, надеялся и верил, что зазвонят опять колокола, и ты войдешь в распахнутые двери». Песня с утра в голове. Поставил чайник. Хлеб, нарезка, меня подташнивало. Пошел в туалет, но вытошнить не смог. Почистил зубы. Она проснулась, глаза у нее были ясные. Она стеснялась меня.
– А кто там?
– Это хозяева, не бойся.
– Ты что, комнату снимаешь, что ли?
Ей было неловко выйти, она обмоталась моим полотенцем, выглянула за дверь и выскользнула.
Потом она так и ходила обмотанная полотенцем. Мы пили чай, и было дико, что она проститутка и скоро уйдет. Я так много говорил и рассказывал ей, и все равно задыхался от переполнявших меня слов и историй. Она осматривала комнату, с фальшивым интересом прислушивалась и не скрывала своей насмешки надо мною, она все поняла про меня. Я расспрашивал ее про их жизнь, терялся, как назвать, и называл их – «вы, женщины легкого поведения».
– Ты хочешь сказать, мы, бляди? – покривила она запекшиеся губы.
Теперь это была рядовая, меркантильная девушка, со своим интересом в большом городе. И все же очень хотелось, чтоб она осталась. Она отерла большие губы ладонью. Осмотрела себя. Нашла трусики и чулки.
– Отвернись, я оденусь.
Потом я подал ей пальто.
– Дай мне денег на такси.
У меня оставалось только пятьдесят тысяч на жизнь. Я вспомнил Германа и автоматически сказал, что денег нет, очень мало.
Большие запекшиеся губы шевельнулись в усмешке.
– Я вчера кончила от тебя, – сказала она и посмотрела на меня мягкими глазами. – У меня такое первый раз с клиентом, а ведь это вредно для нашей блядской психологии.
«А ты опять сегодня не……». Я просто пожал плечами.
– Можно, я твой телефон запишу? – попросила она.
И я дрожащей рукой написал на бумажном квадратике номер и свое имя. Потом перепроверил номер. Ошибки не было. Точно. Да. Не было.
– Номер, наверное, не тот записал? – она с мягкой, родственной усмешкой посмотрела на меня.
– Да ты что?!
Она бережно свернула бумажку и положила в карман. Я достал из плаща пятьдесят тысяч и вывернул перед ней все карманы.
– Это последние, точно!
– Спасибо, – сказала она.
Я открыл перед ней дверь и все не верил, что она уйдет. Она вышла на площадку, спустилась на три ступени вниз и обернулась:
– Думаете, это вы меня трахнули? Это я вас трахнула!
Я представлял, как она идет по улице и постепенно теряется в толпе.
Вся кровать, вся моя одежда и особенно плащ были в белых волосках от ее мохеровой кофты. Подушка пахла дешевым и приторным запахом. Жалко было ее красивого тела и грязных пяток, и долго еще жили у меня во рту ее полные сладкие губы и сладкий синтетически свежий запах жвачки.
Одинокому так легко вставать ранним утром. Дрочил, подсчитывал в уме, сколько уже должен людям. И вставал.
Итого: Герман – 150 $, Гази – 200 $, Флюра – 400 тыс. руб., Магда – 100, Полина Д. – 100, Нелли – 50, Димка – 50, Валя – 30.
У этих утренних часов был свой особый привкус и запах. То ли так пахло в этой съемной квартире, то ли снег, мягко желтеющий за окном, привносил холод и запах тревоги, то ли так пахло мое одиночество и отсутствие будущего.
И работал я как-то отчаянно, будто из последних сил держался сам за себя обеими руками.
В метро удивился, что нужно идти в двери вагона. Ехал, и удивление вступало в мышцы от неизбежности цепной реакции – подъезжает поезд, открываются двери. Входишь, закрываются. Открываются, выходишь, закрываются. Все ищут, где сесть, и бросаются к свободному месту. Вдруг вспомнил, и рот наполнился ее губами, услышал ее свежий сладкий запах. У девушки напротив были красные, блестящие и жирные губы, словно на масле пожаренные. Наверное, у всех брюнеток такие губы, как будто вкусно смазанные маслом. Их бы еще кунжутом посыпать или маком. Она сцепила руки, по пальцам разбросаны красные сочные лепестки ногтей. На следующей остановке вошла толстая аппетитная тетка. От нее так пахло ванилью, что я чуть не вышел следом за нею. Сглотнул. В желудке заурчало так громко, что я осмотрелся. Вроде бы не услышали. Внутри такой вакуум, что, кажется, меня сплющит, втянет голову внутрь. Сегодня ел только два куска хлеба у Гарника с Ксенией с утра, в офисе немного орешков и кофе. Столько выпил кофе, что кажется, будто и моча пахнет кофе. Слушал указания Нелли, и подташнивало, хотелось присесть. «Да, хорошо, Нелли, понял, сделаю… белье для беременных, тест в Институте сертификации по детским бутылочкам, ок, понял»…
– Анвар, голубчик, ты прости, что такая задержка с деньгами.
– Ничего, Нелли, зато я сижу в чистом и теплом офисе, в центре Москвы, и с этой работой я все забыл, я почти не вспоминаю Асель.
– Голубчик, шел бы ты домой…
Толстая аппетитная тетка открыла кошелек, и меня так удивили деньги, удивило, что они есть у людей. Это какой-то заговор против меня. Откуда у людей есть деньги? Это не деньги, а некие секретные карты. Если бы все, кто здесь едет, заплатили б мне по рублю, по десять рублей… Смотрел на фонари в метро, и слюны во рту становилось больше. Хотелось закурить. Вдруг почувствовал вкус и запах колбасы, будто отрыгнул. Девушка глянула.
Что же в ней похоже на Асель? Толстая верхняя губа. Не накрашенное лицо и от этого как бы укороченные ресницы и подслеповатый блеск глаз. То, что она говорит с подругой, видит мой взгляд, и у нее немеет и кривится верхняя губа. А может быть, эти вечные весенние конопушки на носу? Эти как-то по-особому выпуклые щеки? Девушка достала книгу и… очки. Потрясающе, а может быть, это она? Это же Асель и есть. А разве что-то случилось? Ну да, притворились, что не знаем друг друга, сели в разных углах вагона, чтобы познакомиться заново, сдерживая смех, удивляя пассажиров, и сейчас мы познакомимся, рассмеёмся и дальше уже поедем вдвоем, к нам домой, и только у меня в душе на какое-то время задержится страх и, выходя вместе с ней из вагона, я оглянусь и вдруг увижу себя в электричке 1997 года, без денег, без работы, регистрации, и без Асель, с этими вот мыслями в голове.
На «Петровско-Разумовской» стоял возле киоска с курами гриль. В Москве всегда возле еды восточные люди. Они какие-то масляные и будто прожаренные или прокопченные, с добрыми, сытыми и сонными лицами. Доехал на автобусе до «Байкала». Вдруг запах шашлыка, особенно острый и кислый из-за снежинок в воздухе. Пластиковые пакеты у женщин в толстой зимней одежде. Москвичи так много и вкусно едят! Откуда у людей деньги? Ведь никто ничего не делает, закрываются заводы и фабрики, но один за другим открываются рынки, все время говорят о каком-то среднем классе, который вот-вот появится в России и это станет спасением для всех. Какие-то люди начинают верить, что это они средний класс, это их греет. Все это рухнет когда-нибудь все равно. Как может появиться что-то, когда никто ничего не делает, а только продают друг другу на рынках китайские и турецкие товары. Всё думал-думал, и оказывалось, что у человечества есть только нефть. Долго смотрел на освещенные витрины киосков. «Вот бы мне эти „Суперчипсы“ и эти „Чипсы со вкусом сыра и лука“ тоже мне. „Чипсы картофельные со вкусом сметаны, укропа и бекона“, тоже было бы неплохо, хотя и не наешься, конечно. Что там, чипсы какие-то? А вот, смотри, „Рулет 7 Days“, это, конечно, с утра хорошо, с кофейком. Миндаль жареный. А у этих „Рыба-песчанка“, „Кольца кальмара“, ты их не любишь, правда, но сейчас бы съел, точно съел бы. Нужна тебе эта рыба?! Смотри, какой бекон, перетянутый сеточкой, так, что образуются на мясе выпуклые ромбики, да-а. Какая сочная колбасная нарезка! Это же химия все, ты же знаешь! Да какая разница. Прямо почувствовал на языке тонкий ломтик. Заварить кипятком вот эту китайскую лапшу в стаканчике, приправить китайскими специями из прозрачных пакетиков, подождать, пока разбухнет и есть вот с этой нарезкой, да-а. Зачем она берет этот торт? Простой, слоенный вафельный торт, им же не наешься? Взяла бы лучше этот бекон. Я бы, конечно, этот бекон взял на ее месте. Сладкий сухой тортик, он уже небось просроченный. Ла-адно, ты бы и этот тортик сожрал с удовольствием. Мог бы я так делать: раз, щелчок пальцами, и сумки этой женщины оказываются у меня в руках, а она вообще ничего не замечает. Или, раз, и кошелек этого мужика у меня в кармане. Прямо почувствовал, как оттопыривается карман и колет грудь. Да-а. Может, и вправду этот кошелек уже у меня в кармане… нет, конечно. Это было бы чудо. Да-а. Какая золотая и жирная скумбрия! А сколько этой скумбрии плавает в океане просто так?! А здесь специально устраивают дефицит и завышают цены. А где-то ее так много, что на нее смотреть не могут».
Ознакомительная версия.
