Ляльке хотелось тишины. Звенящей тишины, которой не бывает в городе. Однажды они со Славкой ездили в деревню к его бабушке. Деревня была такой маленькой, что в ней имелась только одна улица со стоящими почти вплотную друг к другу, избенками. Деревня называлась Морозовка и жили в ней сплошь Морозовы, все, как один были родней Славкиной бабушки и, как полагается, Славки тоже. На ночлег старая баба Нюра устроила Ляльку, руководствуясь лишь ей одной известными правилами безопасности. Под самой крышей в избе было помещение, которое даже нельзя назвать полноценным чердаком. Соломенный тюфяк, тугой и жесткий, занимал все пространство от входа до оконца с рамой крестиком. Зато на дверке была самая настоящая щеколда. Кого боялась баба Нюра, строго приказавшая Ляльке «зашпилиться», она тогда так и не поняла. Но повиновалась. Ночью она проснулась от того, что ей чего – то не хватало. Долго не могла понять, что же ей так мешает спать. Все объяснялось просто. Для нормального, полноценного сна ей нужен был городской шум: шуршание шин припозднившегося автомобиля, звонок последнего трамвая или просто голоса загулявшихся прохожих. Здесь же стояла звенящая тишина. Что, конкретно, звенело, она так и не поняла. Но звон был. Тонкий, то ли бесконечный комариный писк, то ли сигнал со звезд. Она выбрала второе, так и пролежав с открытыми глазами до рассвета и представляя себя связанной с далекими космическими жителями.
Вот и сейчас она хотела такой тишины. В соседней комнате тихо разговаривали мать и соседка из квартиры напротив. Через приоткрытую дверь Лялька отчетливо слышала каждое их слово, но встать с кровати и закрыть ее было лень.
– Вторая машина в лепешку, а водитель царапинами отделался. А Валера еще жив был, когда его достали. Сутки в больнице еще жил.
– А виноват кто?
– Тот, на «Победе». Пьяный в стельку. Его вынесло на встречную полосу, с управлением не справился.
– Как Лялька – то?
– Спит. Даже не плачет. Говорила же я ей…
– Да, вот и уйдешь тут от судьбы! Нет, никак не увернуться от того, что на роду написано.
Лялька, засыпая, еще долго слышала голоса, слившиеся в один сплошной шипящий звук.
Из автобуса посыпались крепкие молодые парни в военной форме. Они весело переругивались и шутливо пихали друг друга. Потные и усталые, они мечтали о теплой ванне и чистой постели. Военные сборы для выпускников 1981 года закончились.
– Жень, ну познакомь, не жлобься! – Сашка толкнул друга в плечо. Тот запнулся о чей – то рюкзак, выброшенный из автобуса прямо на асфальт.
– Неа! Только не с тобой!
– Эй, мужики, чье барахло тут валяется?
– Не ори, дай сюда, – отличник и первый зануда курса Васька Пищик, потянул торбу за лямку к себе.
– Жень, а какая она?
– Рыжая. Тебе такие не нравятся.
– Ну, почему же… – протянул Сашка разочарованно. Интерес резко пропал. Уж кого – кого, а рыжих Сашка терпеть не мог.
Женька, видя, как скривился друг, успокоился. Если честно, он боялся. Девчонка, с которой он познакомился за день до отъезда в лагеря, не выходила у него из головы ни на минуту. Он считал дни до окончания этих бессмысленных военных игрищ, мечтая, как позвонит ей. А она не откажется от встречи. А потом. «А потом – суп с котом». Он влюбился, точно. А помнит ли она его? Три месяца, не неделя, забыть случайного знакомого можно запросто. А навязывать ей свой «полевой» адрес он постеснялся. Женька решил, что сегодня же позвонит ей. Только смоет с себя армейскую грязь.
Сашка уже топал от автобуса, немало не заботясь, идет ли друг за ним. Конечно, идет. Сашка решил, что Женька до отъезда во Владивосток по распределению будет жить у них. Тем более, что предки всегда привечали не нахального и вежливого Женьку. Возвращаться к себе в деревню, в Калининградскую область, ему не имело никакого смысла. Первого октября все выпускники должны прибыть к месту назначения. Сам Сашка получил распределение на один из Куйбышевских военных заводов.
Сашкина мама встретила ребят накрытым столом и теплыми объятиями. Женька осторожно коснулся щеки моложавой женщины. Вспомнив свою мать, не просыхавшую от самогона последние пять лет, он смутился. Он не приезжал домой уже два года, задерживаясь то на практике, то под другим предлогом. Из писем соседской дочки Наденьки, которая, похоже, ждала его, он понял, что мать пропила последние вещи, которые оставались в доме.
Он отвечал на вопросы Сашкиной матери, шутил, рассказывал походные байки, а сам думал только о звонке Ляле. Наконец, наевшись, Женька с Сашкой, «отвалились» от стола.
– Спасибо, Полина Егоровна, все жутко вкусно.
– На здоровье. Идите, отдыхайте. Саша, я ванную наполнила, можете купаться. Чистые полотенца на змеевике.
– Спасибо, мамуль, – Сашка поцеловал сидевшую на стуле мать в макушку.
– Иди ты первый, – Женька махнул рукой в сторону ванной комнаты. Ему не терпелось позвонить. Номер он помнил наизусть.
– Алло. Можно Лялю, пожалуйста. Здравствуй, это Женя. Да. Сегодня вернулись. Мы можем увидеться? В семь, у Струковского. С подругой? Ну, хорошо. До встречи.
«Узнала. По – моему, даже обрадовалась», – он боялся спугнуть удачу. Подруга, конечно, не совсем кстати, но для нее он может взять с собой Сашку. Тот не откажется от нового знакомства.
– Санек, на вечер ничего не планируй.
– Неужто ты меня со своей познакомишь?
– Не моя она, Санек, пока не моя.
– Только не говори, что хочешь жениться.
– Хочу.
– Шутишь? – Сашка недоверчиво глянул на Женьку, – Не шутишь?! Ты же видел ее только раз в жизни!
Женька развел руками. Они с Сашкой за все пять лет не имели даже постоянных подружек. Зачем? В конце концов, девчонки поняли, что этих двоих заарканить не удастся, и перестали «охотиться» за ними, как за потенциальными мужьями. Жизнь для друзей превратилась в череду необременительных связей. Зная, что ни один из них не женится на них ни при каких обстоятельствах, девчонки вели себя осторожно, всячески предохраняясь от случайностей. В результате, проколов не было. Оба были свободны и без обязательств.
* * *
Лялька сидела на тахте в своей комнате и наблюдала, как Ольга Чуйкина наводит красоту. Светленькая, скорее бесцветная от природы, она тщательно прорисовывала каждую черточку. Одна бровь уже была черной, глаза подведены темно – серым карандашом, а ресницы покрыты пудрой. Если красить тушью поверх пудры, ресницы становились пушистыми и легко загибались вверх. Тонкостям макияжа Ольгу научила мама, вернувшись из – за границы, где начиталась журналов, специально выпущенные для женщин. Конечно, наша «Работница» или «Крестьянка» тоже предназначались слабому полу, но в них почему – то всегда подчеркивалось, что советской девушке не пристало раскрашивать себя, как падшим женщинам загнивающего капитализма, а лучше научиться вкусно готовить и умело шить юбки и блузки. И еще нужно быть рачительной хозяйкой, то есть из старых вещей мастерить новые, а из остатков продуктов уметь приготовить полноценный ужин. И тогда для нее, девушки, всегда найдется простой советский парень. Ольга докрасила второй глаз и повернулась к Ляльке.
– Ну и что ты сидишь, как истукан? Давай хоть немного тебя подрисую!
– Отстань, Ольга. Не хочу.
– Может быть ты и идти не хочешь?
– Да, не хочу.
– Знаешь, Анфимова, у тебя сроду семь пятниц на неделе! Из – за чего передумала – то?
– Да не знаю я его совсем. Один раз виделись, по набережной прогулялись и поговорили ни о чем. И все.
– А тебе, конечно, хотелось бы, чтобы с первого взгляда, как в кино, да чтобы любовь до гроба.
Лялька помрачнела. Ольга никогда не думала, что говорила. Но на этот раз подруга сама заметила, что ляпнула глупость.
– Ляль, ну прости, сорвалось, – она села рядом с Лялькой на диван и обняла ее за плечи. Ольга одна из немногих знала, чем закончился первый серьезный роман в жизни ее подруги.
– Ладно, проехали. Давай уж, раскрашивай меня! – разрешила она.
Ольга схватила карандаш, пока Лялька не передумала. Полностью рисовать лицо, как себе, она не рискнула. С Ляльки станется тут же пойти в ванную и смыть с себя всю красоту. Ольга слегка подвела ей брови, разретушировав светло – коричневым карандашом, и чуть – чуть мазнула по ресницам. Лялька глянула в зеркало и осталась довольна. Краски почти не было видно, зато появились брови и «заиграли» глаза.
Они, как водится, опоздали. Около входа в парк маячило несколько парней. Лялька растерялась.
– Ну, ты чего затормозила?
– Оль, я его совсем не помню!
– И, что? Пошли, сам подойдет!
Ольга оказалась права. Женя, завидев издалека растрепавшиеся по ветру рыжие Лялькины волосы, уже спешил им навстречу. За ним, не спеша, засунув руки в карман светлого пиджака, шел долговязый тощий парень с курчавой головой. Женька с восторгом рассматривал Ляльку. Широкая юбка приподнималась ветром, и мельком показывались изящные ножки с очень маленькой ступней. В пояс был вставлен широкий ремень с выбитым на коже рисунком. Короткий пиджачок до талии обтягивал грудь и застегивался на одну единственную пуговицу. Женька оглянулся назад, чтобы посмотреть на реакцию Соколова. Взгляд, которым Сашка смотрел на девушку, ему не понравился.
