Ознакомительная версия.
Ирина Борисовна, отсмеявшись сама, перевела анекдот тем гостям, кто не понимал по-русски, с блеском изобразив действующих лиц. Воспользовавшись разрядкой в настроении, Ирина Борисовна сразу же предложила всем пойти прогуляться по лесу возле дома Свена, а Свену и Анне поручила приготовить для всех чай и кофе. Анна со Свеном остались вдвоем.
– Почему ты сегодня весь вечер грустный, Свенчик?
– Ты тоже была не очень веселая.
– У меня на то есть причины.
– У меня тоже.
Анна не спросила его о причине грусти, и тогда Свен продолжил сам.
– Ты уезжаешь, вот причина.
– Ты же знаешь, срок моей поездки подошел к концу, все лекции прочитаны.
– Но у тебя есть еще две недели отпуска. Ты могла бы остаться здесь.
– Где «здесь»?
– Вот в этом самом доме. Я же вижу, что тебе нравится этот дом. Ведь это правда?
– Правда, Свен. Но я хочу еще немного отдохнуть перед занятиями. Моя старшая сестра, кажется, решила ехать в Киев и там искать следы нашей Алены. В любой момент ей может понадобиться материальная помощь. Я хочу немного прийти в себя, чтобы быть наготове. Может быть, мне придется очень много работать, читать лекции, помимо университета, искать заказы на статьи для журналов.
– Анна, если ты не хочешь остаться здесь, то возьми меня с собой.
– Как ты смешно это сказал: «Возьми меня с собой». Как маленький мальчик.
– Ты сама делаешь так, что я чувствую себя рядом с тобой маленьким мальчиком.
– Тебе это нравится?
– Если честно, да, нравится. Вы, русские женщины, такие надежные, такие сильные.
– Ты разве много знал русских женщин, Свен?
– Знаю тебя, Ирину и всех, кого я переводил. Ирину Ратушинскую, например.
– А ты знаешь, Свен, что даже самой сильной женщине мужчина нужен для защиты, для опоры? Бывает ведь так, что надо, хотя бы на одну минуту, стать слабой и опереться на кого-то, прислониться к чьему-то плечу?
– Я понимаю, что ты хочешь сказать. Ты правильно думаешь, что я, возможно, не был бы тебе опорой и защитой в той жизни, которой ты жила у себя дома. Да ведь я и сам не знаю, Анна, как бы я вел себя в тех обстоятельствах. Жить в вашей стране, просто жить и оставаться простым нормальным человеком, – это, по-моему, уже подвиг. Не знаю, гожусь ли я для таких подвигов. Но сейчас мы на Западе оба. Здесь другие мерки, другие опасности и заботы. Мне хочется дать тебе отдых, оградить тебя от житейских забот. Я догадываюсь, как трудно эмигранту из России жить по-западному. И я хотел бы сделать так, чтобы ты меньше уставала от этой жизни, чтобы вечерами у тебя не появлялись вот эти тени под глазами.
Свен осторожно, кончиками пальцев провел по лицу Анны. Эта робкая ласка будто сломала внутри Анны какую-то жесткую пружину, она вдруг всхлипнула и уткнулась ему в плечо. И даже не в плечо, а куда-то под мышку, потому что до плеча она ему не доставала.
– Возьми меня с собой, – шепотом повторил Свен.
* * *
Чернобыль стал проверкой политической морали Запада.
АПН, 19 мая 1986 г.
Самое худшее заключается не в аварии реактора четвертого энергоблока Чернобыльской АЭС, а в слухах, источником которых являются вымыслы, распространяемые нашими врагами.
«Московский комсомолец», 22 мая 1986 г.
Во всей шумихе, связанной с аварией на нашей АЭС, сквозит ненависть к Советскому Союзу.
Георгий Арбатов «Московские новости», 18 мая 1986 г.
Речь идет именно о преднамеренно раздутой и хорошо оркестрируемой шумихе с целью до предела загрязнить политическую атмосферу в отношениях Восток – Запад миазмами антисоветской истерии и этим отравленным облаком прикрыть цепь преступных акций милитаризма США и НАТО против мира и безопасности народов, недавнюю американскую агрессию против Ливии, ядерные взрывы в Неваде, милитаристскую программу «звездных войн».
«Московские новости», 11 мая 1986 г.
Мысли у меня тревожные, честно вам скажу. Тревожные не с точки зрения аварии на АЭС – человечеству прогресс никогда не давался легко. А тревожные от той загрязненной политической атмосферы, которую сейчас всячески поднимают западные круги вокруг этого вопроса.
Владимир Гордон, ветеран войны из Москвы
Московское радио, 12 мая 1986 г. 12. 00
Одна шведская фирма через посредников предложила нам свои услуги в части поставок обеззараживающих химикалиев. Запросили восемнадцать с половиной долларов за килограмм. А мы сегодня успели сами наладить выпуск аналогичной жидкости. И масштабы производства таковы: тридцать тонн в сутки. Легко подсчитать, сколько валюты сэкономлено.
Иван Силаев, заместитель председателя Совета министров СССР
«Известия», 14 мая 1986 г.
– Ольга Федоровна, что, по-вашему, было главным в выступлении М. С. Горбачева 14 мая по телевидению? – То, я бы сказала, что он еще раз показал заботу партии о наших советских людях.
Олвга Федоренко, учителвница средней школы Ивановского района Киевской области
Радио «Киев», 16 мая,19. 00
Для разжигания ажиотажа вокруг аварии в Чернобыле оснований не было. Он был создан как повод для того, чтобы попытаться опорочить СССР, ослабить воздействие советских предложений по прекращению ядерных испытаний и ликвидации ядерного оружия.
Олег Хлестов, представителв СССР МЦНТИ АПН, 26 мая 1986 г.
Анастасия летит в Киев
На другой день после встречи с умирающим чернобыльцем Анастасия вылетела в Киев.
Ее соседкой оказалась весьма разговорчивая пожилая дама. Устроившись в кресле и заранее пристегнув ремни, дама принялась с интересом разглядывать входивших в салон пассажиров.
– Вот вы скажите мне, – вдруг спросила она, завидев молодую женщину с двумя ребятишками и повернувшись к Анастасии всем своим пышным корпусом, – скажите вы мне, куда эта сумасшедшая везет своих детей? Они что, надоели ей?
– Почему же ей нельзя лететь с детьми в Киев? – удивилась Анастасия. – Кажется, в Киеве все в полном порядке.
– В полном порядке? Чтоб у моей соседки в квартире был такой полный порядок, какой сейчас в Киеве!
– В газетах пишут, что никакой опасности для жителей Киева нет.
– Газеты пишут! Что им прикажут, то они и напишут. А вот вы бы послушали, что говорят люди, которые были умные и бежали из этого «нормального» Киева без оглядки!
– Что же говорят люди?
– Люди говорят, что больницы переполнены облученными, что за Чернобылем строят лагеря, в которых будут держать всех, кто попал под радиацию. Подержат, понаблюдают и похоронят. Говорят, что весь Киев пьет зараженную воду из Днепра, потому что другой нет. Вся вода у них, у киевлян, радиоактивная. Будто бы прямо в городе копают артезианские колодцы и ведут водопроводы из других рек, куда не попала радиация. А еще говорят, будто под землей в Чернобыле скопилась эта самая радиоактивная вода и продвигается под землей. И вот куда она двинется, там тоже все вымрет. Теперь вы понимаете, куда эта сумасшедшая везет своих прелестных деток?
– Ну, мне кажется, что все это слухи.
– Слухи, вы говорите? Ну, так послушайте еще. Слухи – вещь полезная, не было бы слухов, мы бы вообще ничего не знали, кроме Программы КПСС. Мне сами киевляне рассказывали, что у них творилось в первые дни, какая паника была на вокзалах и в аэропорту, как они побросали все трудом нажитое добро и, забрав только своих деток да по паре чемоданов, выбирались из Киева. Вы представляете, что сделало это киевское начальство? Оно выгнало людей на демонстрацию 1 Мая! Вот так вот прямо под радиацию их, бедных, колоннами, колоннами… А еще говорят, что из Чернобыля облученных так и везли, так и везли, целыми автобусами. Кого в больницы, а кого прямо на кладбище и кучами, кучами закапывали в братские могилы.
– Какой ужас! Это видел кто-нибудь из ваших знакомых?
– Видеть никто не видел, но слышать многие слышали.
В полете словоохотливая дама, оглянувшись на соседей и убедившись, что их никто не подслушивает, пододвинулась ближе к Анастасии и заговорила громким шепотом, перекрывая шум двигателей:
– Вы можете не верить слухам, а верить этим вашим газетам Ведь я же вижу, что передо мной партийная женщина. Ведь так?
Анастасия кивнула.
– Ну вот. Я человек наблюдательный, жизнь научила издали узнавать партийных людей. И хотя партийных дам я боюсь куда больше, чем партийных мужчин, ваше лицо внушает мне доверие – в нем есть что-то женское. Так вот я вам скажу, что я видела своими глазами в Москве. Пришла ко мне соседка и попросила: «Виктория Львовна, а не можете ли вы съездить вместе со мной и моей сестрой на небольшую загородную прогулку? Я вам сразу скажу, что прогулка у нас будет не очень веселая и на пикник не похожая. Сестра моя едет хоронить сына, погибшего от радиации. Она уже перенесла один инфаркт, и я очень опасаюсь, что на похоронах с ней может случиться что-нибудь нехорошее, так хорошо, если рядом будете вы. Вы человек сильный и опытный». Если хочешь хорошо жить с соседями, надо выполнять каждую их небольшую просьбу, и я поехала с ними на похороны. Повезли нас за двадцать километров от Москвы на какой-то государственной черной «Волге» и в сопровождении товарища. Вы понимаете, кого я называю «товарищем»? При нем не особенно поговоришь. Так и промолчали мы всю дорогу. Ну, вот. Приехали в деревню Митино, а там оказалось сельское кладбище и на нем в ряд были выкопаны одинаковые могилы, штук пятьдесят. Несколько уже с камнями – белые, мраморные, только имена и даты, а где жил да умер, неизвестно, а другие – пустые, ждут. Вот в одну из пустых и опустили племянника моей соседки. А гроб был закрытый, и матери на сына взглянуть не позволили. И рядом были такие же «закрытые» похороны, одни и вторые. И тоже в сопровождении товарищей. Довезли мы потом благополучно бедную мать до дома, а на другой день я и спрашиваю соседку: «Анна Гавриловна, а что же это было, что за странные такие похороны, без цветов, без музыки, без родни? И почему так далеко от Москвы?» А соседка мне отвечает: «Вы про это забудьте, пожалуйста, будто ничего и не было. Сестра ведь подписку давала не разглашать. Но подписка подпиской, а я сразу догадалась, откуда этот бедный мальчик, которого мы так по-дикому хоронили. И в тот же день я решила, что мне надо немедленно лететь в Киев.
Ознакомительная версия.
