А на Местной Рублёвке свет раньше никогда не отключали – мэр запретил. Негоже, чтобы лучшие люди города без света сидели. Но энергетический комплекс стал существовать сам по себе, так что в какой-то момент справедливо задумался: «Зачем подчиняться власти, если электроэнергия у тебя, а не у неё?». Обнаглел, короче говоря. Поэтому теперь и Арнольд Тимофеевич иногда бродит по своему дому с фонариком или свечкой.
Лесная улица значительно длиннее Железнодорожников – дворов по сотне с каждой стороны будет. Живут на ней в основном старики, и они соседству с Авторитетом очень рады. Во-первых, на улице практически прекратилось какое-либо хулиганство, что в наше криминогенное время стало большой редкостью и не может не радовать особенно тех, кто более всего беззащитен. Во-вторых, когда Авторитет проводил себе газопровод, то пришлось его тянуть на всю длину улицы, так что все её жители смогли подключиться к нему, поэтому Авторитета за это старики просто боготворят. И, в-третьих, к старикам стали чаще приезжать молодые родственники, дети и внуки. Потому что всё же приятней жить с газом и отоплением, знать, что можно спокойно пройтись по улице даже вечером и отпустить туда своих детей, чем просыпаться в промёрзшей насквозь за ночь лачуге и бояться высунуть нос на улицу с наступлением сумерек.
А на улице Железнодорожников, соединяющейся с Лесной под прямым углом, хоть дворов и поменьше, но зато каких дворов! Есть участки по гектару, а есть и побольше, так что улица сия вскоре распласталась во все стороны и даже заняла часть огромного неприкосновенного поля, некогда принадлежавшего местному совхозу. Некоторые из новых обитателей этого респектабельного района города объединяли по несколько участков, некогда принадлежавших железнодорожникам. Железнодорожников-то тут почти не осталось, как таковых. Доживали свой век те, чьи дети и внуки уже давно разбежались кто куда от безработицы. В основном это были бабульки – народ беззащитный и доверчивый. Этой-то беззащитностью и доверчивостью некоторые у нас всегда и пользуются с большим успехом. Начальник бензозаправки обманом переселил несколько таких бабулек в какой-то барак у самого железнодорожного полотна, по которому днём и ночью постоянно туда-сюда перегоняют товарные составы. Бараки эти были построены ещё при Сталине, сразу после войны, и, возможно, тогда на фоне послевоенной разрухи были пределом мечтаний многих. Но спустя полвека обветшали до невозможности и находились в аварийном состоянии, хотя, кому это интересно. Бензиновый же король домишки бабулек на их участочках по шесть соток снёс, объединил землю и поставил трёхэтажный особняк с имитацией под «аглицкую старину». Уж бабки его и проклинали, и грозили судом, но это было бесполезно. У него во всех структурах «всё схвачено и за всё заплачено» кому надо и на десять лет вперёд. Поэтому из-за старушечьих проклятий и угроз он нисколько не переживал, а только посмеивался:
– Не надо было подписывать документы, в которых вы, старые дуры, ничего не смыслите. Сами виноваты, а я тут ни при чём. И вообще, я не желаю, чтобы со мной по соседству жили какие-то оборванцы! Вам всё одно скоро подыхать. Вот в бараках самое подходящее для этого место.
Конечно же, богатым людям всегда трудно ужиться рядом с травмирующей их благородный взор нищетой. Тем более, если она значительно превосходит богатый люд по количеству, поэтому приходится героически превозмогать себя, «любоваться» таким соседством и ждать с терпением достойным Прометея, когда же нищета вымрет. Тем более, надо отдать ей должное, вымирает она ударными темпами.
Две бабульки после переселения вскоре простудились в не отапливаемых бараках и умерли. А примеру начальника бензозаправки хотел последовать внук бывшего инструктора по хозяйственной части бывшего райкома КПСС – дурной пример заразителен! Дедушка наворовал, так что надо куда-то тратить, как он сам объяснял с усмешкой, хотя его никто никогда не расспрашивал.
К упрямцам, не желающим покидать свои дома, новые землевладельцы иногда применяли тактику выжженной земли. Подговаривали дегенератов каких-нибудь, которые за бутылку водки и родную маму в огонь бросят. Однажды глубокой ночью подожгли дом одной пожилой женщины, в пожаре не только сгорели все постройки на участке, но хозяйка и двое гостивших у неё внуков-подростков сильно обгорели – дверь оказалась подпёртой с другой стороны. Они все умерли через несколько дней в Областном ожоговом центре. Но тут уж старожилы улицы Железнодорожников взбунтовались: недаром эта улица столько лет носила имя сторонника радикальных мер! Какие-то старушки обратились к матери Авторитета, и она попросила сына пресечь «весь этот фашизм, какого и при немцах не было».
– Костя, ты сам посуди, – сказала она сыну, – как можно от молодёжи ждать человечности и требовать уважения к старшим, если у них на глазах пожилых людей совершенно законно из собственных домов выселяют в какие-то полуразвалившиеся бараки, как в концлагерь? А то и сжигают в собственных домах! Во время войны так немцы наших людей живьём сжигали, а тут свои орудуют.
Авторитет ненавидел, когда ему приходилось вмешиваться в такие «бытовые» ситуации, но мать очень почитал, поэтому кротко обещал пресечь «фашизм» на корню и сокрушённо вздохнул. Как только об этом горьком вздохе стало известно внуку бывшего инструктора по хозчасти, он сразу убрал экскаваторы и бульдозеры с чужих участков от греха подальше. Когда же Авторитет затащил его в какой-то сарай, где «слегка попинал» и по-отечески посоветовал несостоявшемуся землевладельцу «не борзеть больше положенного», то внук экс-инструктора хозчасти экс-райкома партии после нескольких недель лечения окончательно отказался от идеи сноса ветхих домов. Приковылял на костылях весь в гипсе на улицу Железнодорожников, чтобы принести «искренние извинения» людям с героическими трудовыми стажами и нулевыми сбережениями. Все только дивились степени его наглости и тупости, как он после таких ужасных деяний осмеливается говорить:
– Да ладно, чё там. Извините, если кого очень уж расстроил.
Строить новый дом он так и не стал: Авторитет «слегка общипал» его капиталы. Мол, раз ты не знаешь, куда ещё можно деньги деть, так отдай лучше мне. Зачем ему понадобился новый дом, когда у него уже был двухэтажный «старый», построенный три года тому назад, так никто и не понял. Видимо, человек вообразил, что живёт на настоящей Рублёвке. После этого случая авторитет Авторитета значительно повысился и окончательно укрепился в глазах местных жителей.
Арнольд Тимофеевич тоже отхватил участок побольше, но без борзости – мэру это не к лицу. Честь по чести расселил четыре дома по квартиркам (две старушки-соседки даже согласились поселиться вместе в одной, чтобы меньше платить за коммунальные услуги), объединил все их огороды, потом ещё прикупил землицы на бывшем совхозном поле. Он-то думал, что семья его рано или поздно разрастётся, приедет дочка с внуками, родятся у него свои дети от молодой жены, и будут они бегать по саду со счастливым смехом. Нарисовал идиллические картины, а жена-зараза сбежала, и даже дочка уже три года не приезжает. Всё некогда родного папулю навестить, сокрушался мэр. А папуля-то ты был неважнецкий.
* * *
Когда дочь Арнольда Тимофеевича приезжала последний раз, они крупно повздорили. Приехала с какой-то француженкой Аделью, архитекторшей, с которой и жила, оказывается, всё это время, что называется, гражданским браком. Французская любовь, блин! Кого только нет в природе! Арнольд Тимофеевич тогда чуть с ума не сошёл. Уж думал, что вряд ли его можно чем-то удивить, уж слышал о таких вещах, но как-то не думал, что они его лично коснутся. О-хо-хо! Раньше девок кнутами драли, если они гуляли с парнями, а теперь бы и рад, чтобы она нашла какого-нибудь распоследнего пошляка и дурака.
Только б народ не прознал о таком позорище: здесь же вам не Монмартр, здесь – русская деревня, где до сих пор таких случаев не было ни одного! А дочурке хоть бы хны: ходила с этой драной кошкой Аделью повсюду, со всеми знакомила. Да вроде никто ничего такого не заподозрил. Две девчушки-подружки. Ну и что? Не так страшен чёрт, как его малюют, к тому же народу как-то по барабану до всех этих тонкостей – лишь бы цены не повысили да зарплаты не понизили. Был бы человек хороший, а уж особенности его организма и психики – его личное дело. Своих забот полон рот, чтобы в чужие встревать.
– Я не понимаю мужчин. Мне с ними трудно, – спокойно объясняла мэру дочь своё предпочтение, когда у него прошёл первый шок. – Мужчина главный враг женщины. Даже очень образованный и современный мужчина в глубине души не воспринимает женщин за настоящих людей и специально всё делает им во вред. Когда кто-то из мужчин говорит, что у него было много этих самых женщин, такое чувство, что он говорит о биомассе какой-то. Словно больные запором хвалятся, у кого этой самой массы вышло больше. И, может быть, это преступление, но я не хочу стать частью этой биомассы. Они, мужчины эти, совершенно нелогично себя ведут с точки зрения женщин, они разрушают всё то, что так дорого и важно женщинам. Их совершенно невозможно понять! И сами мужчины в своём большинстве совершенно не понимают женщин. Поэтому союз двух мужчин или двух женщин намного естественнее и понятнее, чем традиционные отношения с постоянным давлением друг на друга, когда надо постоянно что-то объяснять друг другу. Мужчина постоянно недоумевает, почему женщина смотрит на мир иначе, чем он. А женщина приходит в ужас, если он плюёт на всё то, что для неё является самым важным в жизни. Зачем такие сложности? Ты же сам страдал, когда жил с нами.
