Ознакомительная версия.
– Обычная дачница, – сказал Егор.
– А что плохого в дачниках?
– Ничего. Но мы же едем на фес-ти-валь!
Зато Нина Петровна не вызвала подозрений у соседки по купе, тоже дачницы, и коротала время за беседой.
– В желе из красной смородины я вишню добавляю, для аромата, – говорила та.
– Да-да, еще с грушей неплохо, – кивала бабушка.
В начале вагона кто-то взял особо пронзительный гитарный аккорд и заорал:
– Подъем, Нашествие! Выходим!
– Понаедут, демоны, – покачала головой соседка, – как саранча. У меня за тридцать километров голова гудит от их музыки. Как у них мозги-то не лопнут?!
– Бабушка, слышала? выходим! – Егорка свесил голову вниз.
Как чертик из табакерки. И, правда, похож: волосы дыбом, футболка с оскаленной рожей, браслеты с шипами на руках.
– Слезай, горе мое!– вздохнула Нина Петровна. – Счастливого пути, – кивнула остолбеневшей соседке и, подхватив сумку, двинулась к выходу в обществе волосатых демонов.
В этой компании они с Егоркой выплеснулись из поезда и побрели по дороге, с обеих сторон окруженной ОМОНом.
– Какие бравые ребята! – восхитилась бабушка. – Но зачем их столько?! От кого нас тут, в полях, охранять?!
– Боюсь, мадам, – галантно встрял бородатый детина в майке с Чебурашкой, – что они охраняют эти поля, гм, от нас.
Было видно, что Егор нервничает. Переспрашивал, на месте ли билеты, волновался, что у него отберут на входе заклепки и любовно изготовленное знамя группы «Пилот», что бабушка вдруг в последний момент передумает.
На фестивальной таможне Нине Петровне пришлось отстаивать свое право на крючок и вязальные спицы:
– Чем мне прикажете тут заниматься? Плясать, что ли?
Внук потащил ее к сувенирным лавкам.
– Ба, давай тебе купим футболку «Я пережил Нашествие», – предлагал он.
– Может, для начала его переживем? – осторожно парировала она.
– Ну, тогда хоть бандану?
На бандану Нина Петровна согласилась, но увидев посреди лба надпись «Крематорий», вернула ее внуку обратно и достала из сумки шляпу с полями.
– Дачница, – припечатал Егор.
Приехали они с утра, и пока разложили палатку, осмотрелись, где сцены, вода, еда, медпункт и прочее, палаточный городок вырос вдвое.
На палатках развевались флаги, и география фестиваля оказалась обширной: Тула, Новгород, Калининград… и даже Владивосток!
Устроились уютно: палатка, коврики, термос с горячим чаем, складные стулья. Вокруг стрекотали кузнечики, пахло травой, зудели комары.
– Ой, – спохватилась она. Мазь от комаров мы забыли!
– Все будет ништяк, – ответил сосед, чья лохматая голова торчала из палатки под флагом «Чижа» – когда фест начнется, комаров сдует. Вибраций они не выдерживают.
Нина Петровна задумалась: она, конечно, не комар, но… ох, права дочь: безалаберная у нее мать.
Раздался звонок. Легка на помине!
– Вы где, мам? Как дела?
– Нас высадили из поезда за контрабанду, бредем по шпалам. Шутка.
Услышала в трубке шипение.
– Шуточки у них! А мне отец весь мозг выел, что я его без жены и внука оставила. Вам там хорошо, с Егоркой. А я тут…
– Приезжай, – предложила она.
Народу прибыло. Если с утра в палаточный лагерь текли людские ручейки, днем – речушки побольше, то к вечеру полноводный человечий поток хлынул на фестивальное поле.
– Скоро начнется! – Егорка приплясывал на месте. – Ты… пойдешь? Или тут посидишь?
Нина Петровна вспомнила пророчество дочери и поднялась. Егор был явно разочарован. Она его понимала: крутой металлист двенадцати лет в сопровождении бабушки в шляпке. Но и ряженой быть в угоду внуку она не собиралась. Так и до татуировок дело дойдет. Быть собой гораздо приятнее.
Тем более, что народ собрался всех возрастов, от мала до велика, и никто не таращился на других, не показывал пальцем.
По-доброму как-то все было. По-нашему. Она даже заметила барышню в интересном положении. На майке, в области живота, была надпись: «я тоже приехал на Нашествие».
Фестиваль начался. Они пробились поближе к сцене.
В первые же пять минут Нина Петровна поняла, что если она не комар, то, наверно, ближайший родственник. И даже испытала сочувствие к кусачим тварям.
Выяснилось, что и она не может выдержать такой звуковой мощи. Голова почти сразу стала раскалываться.
Егорка же хлопал в ладоши, пел, скакал, как сумасшедший, и, похоже, чувствовал себя, как рыба в воде.
Убедившись, что внука можно оставить, она вернулась к палатке.
Оказалось, и тут все прекрасно слышно! И музыку можно разобрать, и голова не трещит.
Она выпила чаю, достала вязание и, сидя на стульчике под ласковым вечерним солнцем, принялась вязать деду шарф.
Какой-то парень, покачиваясь, подошел и долго задумчиво на нее смотрел. Потом опустился рядом. Не сел, а словно бы даже стек. Сказал доверительно:
– Поднимите мне веки! – и головой ткнулся в землю. На спине у него белела надпись «Будить!»
Нина Петровна опасливо отодвинулась. Пьяный? Вот, началось. Говорили ей: тут одни пьяницы и наркоманы, а она не верила. Тронула спящего за плечо.
– Не поможет, – сказала девушка, юная и хорошенькая. Колечко в носу и розовый цвет волос совершенно ее не портили.
Она озабоченно посмотрела на спящего и достала из сумки бутыль с водой.
– Валик, – сказала она, – доброе утро! – и вылила воду ему на голову. Целую бутылку.
Тот открыл глаза и улыбнулся.
– Валентин, – представился он. – Извините.
– Валик вез нас из Ростова, – пояснила девушка. – Он двое суток не спал. А теперь ждет концерт Шевчука. Потому что, если он заснет, его никто не разбудит.
– Проверено, – улыбнулся Валик. – Если вы меня сегодня еще увидите, и я стану спать – пожалуйста, разбудите.
И побрел на закат, осторожно перешагивая веревочные растяжки палаток.
– Ой, а это вы столбиком с накидом? – заинтересовалась девушка, рассматривая вязание.
– Без накида, – охотно пояснила Нина Петровна.
– А почему тогда здесь такое выпуклое?
– А вот, смотрите, – и она ловко показала, как нужно продевать крючок.
– Подождите-подождите, я так забуду. Сейчас! – девочка уселась на землю, и из той же необъятной сумки достала клубок и нитку.
– Вот ты где! – еще два паренька и девчонка с гитарой присели рядом.
– Я свобооооден! – особо пронзительно проорали со сцены.
– Ну, свободен, и чего так голосить, – проворчала бабушка.
– Кипелов отжигает, – засмеялись ребята.
Девушка заиграла на гитаре, напевая тихонько. Хорошая была песня: про росу, про дикие травы, про рассветы и нехоженые дороги.
– Какая песня красивая, – восхитилась Нина Петровна.
– Это Хелависа. Завтра выступать будет. Пойдете с нами слушать? Мы зайдем.
Егорка вернулся уже под вечер, когда стемнело. Прожекторы со сцены, огоньки киосков и игровых площадок бросали отблески на палаточный лагерь.
Народ все приезжал, и каждую минуту ландшафт менялся: вырастали новые палатки, и найти свою, оставленную даже на полчаса, было непросто.
Ручные фонарики освещали людям путь. Ловушки из палаточных растяжек заставляли народ ежеминутно спотыкаться, беззлобно ругаясь. То и дело слышалось:
– Осторожно! человек спит!
Это значило, что кто-то устроился в спальном мешке под открытым небом. Приходилось внимательно смотреть под ноги.
Нина Петровна уже начала беспокоится, когда…
– Еле нашел! – радостно заорал Егорка.
Он пришел голодный, счастливый, переполненный впечатлениями. Наконец у бабушки появилась возможность проявить себя, как положено: расспросить, выслушать… и заметить, что глаза у сурового металлиста уже слипаются.
– Сейчас Земфира будет петь, а Шевчук не приехал. Говорят, может, завтра? – и, заползая в спальный мешок, уснул на полдороги.
Утром было забавно наблюдать, как просыпается лагерь. Муравейник из бесчисленных палаток, знамен и спальников. И изумленные лица тех, кто впервые увидел это при свете дня.
Планы у Егора были грандиозные. Он твердо решил увидеть все и объять необъятное.
– И ты погуляй, – великодушно предложил он бабушке. – Тут много интересного.
– Я, наверно, здесь останусь, – пожала плечами Нина Петровна, уверенная, что так и будет.
Но судьба распорядилась иначе.
Сначала за ней явилась розоволосая любительница вязания и потащила на концерт Хелависы.
– Мне отсюда слышно, – заупрямилась бабушка.
– Вы должны ее видеть, – отрезала девочка.
Пришлось идти – не обижать же хороших ребят?
Девочка оказалась права: никак не ожидала Нина Петровна, что хрупкая девушка на сцене обладает таким волшебным голосом. Пела, как ворожила.
И публика была совсем другая: не суровые кожаные бородачи, а ясноглазые мальчики-девочки, будто вышедшие из эльфийских лесов, чтоб послушать.
Ознакомительная версия.
