Депутаты конвента с самого порога обрушили на Лициния Нерву такую лавину негодования, что ему не удалось выступить перед ними с заранее подготовленной речью, в которой он хотел изобразить себя пламенным патриотом Рима, пекущимся об интересах государства в преддверии опаснейшей войны с кимврами.
В разгар этой бурной и неприглядной сцены в зале появился вольноотпущенник Аристарх. Он приблизился к Нерве и что-то прошептал ему на ухо. После этого лицо претора заметно просветлело, и он сменил непреклонный тон на весьма благожелательный. Немного поломавшись для вида, Нерва объявил собравшимся о прекращении судопроизводства по делам рабов.
– Пусть лучше я нарушу повеление сената, чем посею недовольство среди вас, о достойнейшие мужи Сицилии, – с лицемерным вздохом закончил претор.
Депутаты, вполне удовлетворенные, покинули преторский дворец. Между собой они толковали о том, что за тот риск, которому подверг себя претор Сицилии, нарушив постановление сената, он достаточно вознагражден. Все они прекрасно знали, что полученная претором взятка представляла весьма значительную сумму.
В этот день огромная толпа пришлых сельских рабов на ахрадийской площади напрасно ожидала появления претора. Ближе к вечеру прошел слух, что претор собирается покинуть Сиракузы, чтобы начать объезд провинции по судебным округам.
Несколько десятков человек из тех рабов, которые стояли в очереди ближе остальных, поспешили на Ортигию. Они подошли к портику дворца Гиерона в тот самый момент, когда Нерва садился в лектику: он приглашен был на торжественный пир в доме сиракузского проагора по случаю окончания молебствий в честь Артемиды, или Дианы, как называли римляне эту богиню.
Завидев толпу рабов, Нерва рассвирепел.
– Кто пропустил сюда всю эту сволочь? – заорал он, высовываясь из лектики. – Эй, Тициний! Центурионы! Гоните их всех в шею!.. О, Юпитер! Даже здесь мне нет от них покоя, – пожаловался он стоявшему рядом с лектикой Аристарху.
Военный трибун Тициний и находившиеся поблизости легионеры с грубой бранью набросились на незваных просителей и, выполняя приказание претора, быстро очистили от них все прилегавшие к дворцу улицы.
– Наглецы! Ублюдки! – кричал рабам Марк Тициний. – Еще раз увижу вас здесь, всех до одного загоню в каменоломни! Убирайтесь отсюда и передайте остальным, чтобы они возвращались к своим господам, иначе с ними поступят как с беглыми рабами!..
* * *
Публий Клодий по выходе из преторского дворца был любезно приглашен на обед Менением Агриппой, дом которого стоял в центральном квартале Ортигии, и задержался у патриция почти до заката солнца.
С Агриппой его связывали совместные дела по поставкам в Рим зерна от десятины. Агриппа был распорядителем грузовых судов, принадлежавших римскому эрарию, и отвечал за морские перевозки между Сицилией и Римом.
Во время обеда Агриппа и Клодий долго обсуждали предложения частных судовладельческих товариществ, подсчитывая необходимое количество кораблей для бесперебойной доставки зерна в Остию. От Клодия Агриппа узнал, что одно из товариществ хлебных торговцев снизило цену на хлеб.
– Они еще не пронюхали о сорока миллионах сестерциев, присланных из Рима претору на закупку зерна, – заговорщически пояснял Клодий приятелю. – Купцы весьма заинтересованы сбыть оптом весь свой товар. Мы можем заработать с этой продажи не меньше ста пятидесяти тысяч сестерциев, если скупим весь хлеб, после чего предложим его претору по более высокой цене.
– Одно удовольствие иметь дело с таким человеком, как ты, – говорил Агриппа, весьма заинтересованный сообщением публикана.
Домой Клодий отправился под вечер в сопровождении двух своих рабов, дожидавшихся его на улице.
Дом Клодия стоял в Неаполе. Он купил его два года назад, решив окончательно обосноваться в Сицилии. Рим он давно уже возненавидел. Там многие помнили Клодия жалким бедняком, не брезговавшим даже рабским трудом по найму. К тому же «столица мира» в сравнении с Сиракузами, красивейшим и благоустроенным городом, казалась ему просто большой деревней.
– Надо поторапливаться, господин, – сказал Клодию один из рабов, показав рукой на небо. – Вот-вот пойдет дождь.
– Без тебя вижу, дурак! Если хлынет ливень, накроете меня своими плащами…
Погода портилась на глазах. Со стороны моря на город надвигались темные грозовые тучи.
Проходя по Ортигийскому мосту, Клодий едва не столкнулся с женщиной, лицо которой было скрыто головной накидкой. Женщина торопливо обошла Клодия и продолжала свой путь. Рядом с ней, оберегая госпожу от толчков встречных прохожих, шел рослый темнокожий слуга. В стройной фигуре и легкой походке женщины Клодию показалось что-то знакомое.
Почему-то ему вспомнилась вдруг юная красавица Ювентина, служанка Волкация. Тогда, в день торжеств в Риме по случаю победы над Югуртой, на пиру у Волкация, девушка ему очень приглянулась. Все ему нравилось в ней: и беленькое личико, и белокурые волосы, и волнующая красота молодого тела, едва прикрытого тончайшей тканью короткого греческого хитона, и даже ее походка, в которой было что-то непередаваемое, свойственное только ей одной. Он уже готов был купить ее у Волкация по сходной цене, но помешал Минуций, этот проходимец, согласившийся уплатить за девушку неслыханную сумму – семь талантов. После выяснилось, что Минуций с самого начала ничего не собирался платить. Он уже тогда подготавливал мятеж рабов и строил козни Волкацию и его другу Габинию Сильвану, заподозрив их в том, что они разорили его своим плутовством при игре в кости. В конце концов, он заманил обоих в ловушку и казнил, после чего подбил на восстание несколько тысяч рабов. Клодий был уверен, что Минуций перед своим отъездом из Рима вовлек Ювентину в историю с нашумевшим побегом гладиаторов из школы Аврелия. Рассказывали, что она покинула Рим вместе с беглецами. Клодий не сомневался, что Ювентина действовала по приказу Минуция. Сама бы эта робкая девушка не решилась на столь дерзкий поступок. Когда пришло известие, что мятеж рабов подавлен, а сам Минуций, попав в плен, покончил с собой, Клодию очень хотелось что-нибудь узнать о судьбе прелестной беглянки. Он расспрашивал о ней знакомых центурионов и легионеров, возвратившихся из кампанского похода. Но никто из них ничего не слышал о ней.
Клодий оглянулся вслед женщине и остановился, заметив тонкую прядь белокурых волос, выбившуюся из-под накидки.
– Ювентина! – невольно окликнул ее публикан.
Женщина вздрогнула, но не остановилась и ускорила шаги, бросив на ходу несколько слов своему чернокожему слуге.
Теперь Клодий уже не сомневался, что это она, Ювентина. Он пустился за ней вдогонку, крича во все горло:
– Постой, Ювентина! Я узнал тебя! Остановись, я не сделаю тебе ничего плохого…
Но сопровождавший женщину черный слуга решительно преградил ему путь.
– Не смей приставать к моей госпоже! – крикнул он по-латыни.
Клодий с размаху ударил его кулаком в грудь.
– А ну, прочь с дороги, черномазый!
Но африканец даже не покачнулся от удара. Сильной рукой он схватил Клодия за плечо и, приблизив к нему искаженное ненавистью лицо, прохрипел:
– Римлянин! Я прибью тебя, как муху, если не отстанешь…
Проходившие мимо горожане останавливались, глядя на разыгравшуюся сцену с любопытством, но не выказывали готовности принять в ней участие.
Разъяренный Клодий обернулся и крикнул рабам, которые уже спешили к нему на помощь:
– Задайте хорошенько этому наглецу!
Двое рабов без промедления набросились на африканца. Произошла короткая потасовка, во время которой «черномазый», яростно работая своими мощными кулаками, сбил с ног одного за другим обоих своих противников под восхищенные возгласы и даже аплодисменты прохожих.
Рабы Клодия, люди молодые и крепкие, быстро поднялись на ноги и в бешенстве снова ринулись на противника, готовые растерзать его на части.
Африканец, запрыгнув на каменное ограждение моста, стал в оборонительную позу и крикнул:
– Сюда, сюда! Ближе, милейшие! Дайте мне возможность хорошенько лягнуть вас своей пяткой по вашим рабским рожам!
– Оставьте это эфиопское отродье и скорее за ней! – крикнул Клодий рабам. – Задержите ее и приведите ко мне. Это беглая рабыня. Можете с нею не церемониться…
Оба раба, повинуясь приказу господина, со всех ног помчались за беглянкой.
Африканец, соскочив с парапета, устремился вслед за ними, на бегу расталкивая прохожих.
Как раз в это время молодая женщина уже исчезла под аркой Ортигийских ворот, а навстречу бежавшим за ней рабам Клодия из ворот вдруг высыпала густая толпа мальчишек, которые бежали впереди показавшейся следом за ними колонны греческих наемников. Это были солдаты, заступавшие на ночную службу по охране общественного порядка в городских кварталах.
