29 октября, 10:00
Скучное утро в отеле, набитом под завязку. Вообще-то все отели Нью-Йорка, говорят, переполнены, но зато отменены три тысячи самолетных рейсов, так что прикиньте, сколько мест освободилось. Отель у нас – с вниманием к экологии: мыло в ванной – хозяйственное, маленькая коричневая вонючка, этот запах я помню и ненавижу с детства. Постельное белье меняют только по особой просьбе: зачем же тратить водные ресурсы? Отель – гуманный, разрешает с собаками. Американская собака не лает, не кусает, не пахнет, отчего бы с ней не разрешить. Людей в отеле любят меньше.
Невыносимо долго, до головной боли, ждем завтрака. Казалось бы, положи на стол хлеб, поставь кофейник, мы справимся. Но отель пятизвездочный, и тут гоняют понты, гнут пальцы: присядьте на диванчик, к вам подойдет официант. Ваш заказ передан менеджеру, все делается для вашего удобства. Все это вранье, как мы убедились еще накануне: между менеджером, официантом и кассиром нет никакой связи, как будто это три разных ведомства. Вечером ждали ужина полтора часа, но половину заказанного так и не принесли, трехлетняя внучка капризничала, незнакомую еду есть не хотела. Сегодня решили сходить домой, пока там еще работают лифты, забрать из холодильника детскую еду и самим пообедать. Магазины уже закрыты. Собственно, они заколочены.
Под дверь номера все время подсовывают письма счастья: «Мы всё делаем для вашей безопасности, для вашего комфорта. Поэтому с 4 часов мы перестанем пускать в отель ваших друзей. А в 9 вечера запрем двери и вообще никого не впустим и не выпустим». Тем более надо сходить домой!
29 октября, 14:00
На улице – странный гул, неизвестно откуда исходящий. Тепло, сеет дождь. Внезапные порывы ветра гонят желтую листву. Валяются сломанные ветки. Но пока ничего страшного не видно. Наконец находим источник гула: это гудят недостроенные небоскребы. Верхние их этажи еще не закрыты стенами и представляют собой продуваемые металлические ячейки. Звук низкий, вызывающий тревогу. Мы добираемся до дому, наскоро едим, забираем йогурты и игрушки. В подвальном этаже, на складе, у нас хранится куча добра: чемоданы, детский матрас, одежда, – все то, что не помещается в квартиру. Надо бы все это забрать, но приближается час «Ч» – четыре пополудни, – и нам надо успеть в отель до этого часа, потому что с нами няня.
Лифты в нашем здании уже отключены, мы спускаемся на грузовом. Наши консьержи обкладывают входные двери мешками с песком.
На обратном пути ветер дует уже вполне угрожающе, а гул нарастает. Возникает чувство страха – я думаю, что от одного из зданий исходит инфра-звук, но, может быть, я плохо учила физику. Во всяком случае, я постоянно оборачиваюсь посмотреть, не упадет ли дом на нас, – и это спасает меня от выбитого глаза, так как шквальный порыв внезапно приносит какой-то твердый предмет, который и ударяет меня со всего размаху по голове. Не успеваю разглядеть, что это было, он уже далеко.
Ветер крепнет с каждой минутой. Мы двигаемся перебежками, между порывами, прижимаемся к стенам, прячемся в нишах, закрываем глаза от свистящей в воздухе пыли. Внучка в коляске трижды прикрыта и укутана, но она все равно напугана, и мы напуганы за нее, и корим себя за легкомыслие; говорили же нам: сидите в помещении!
Наконец без трех четыре мы вбегаем в отель. Сказка такая была: «Как муравьишка домой спешил». Муравьишки успели.
29 октября, 18:00
Просим менеджмент принести для няни раскладушку. Они отказываются: якобы она не поместится в номере. Очевидное вранье, просто не хотят превращать экологический гламур в военно-полевой лазарет. Нет так нет, буду спать с няней на одной кровати. Нам подсовывают под дверь очередное письмо счастья: после 20:00 вечера мы можем отключить свет. Но для вашего комфорта у нас есть запасной генератор. Работать будет один лифт и будут гореть тусклые сигнальные огни в коридорах. В номерах света не будет. И горячей воды тоже не ждите. Мойтесь загодя.
Мы устраиваемся поуютнее, заряжаем напоследок компьютеры и телефоны, принимаем душ. Запасаемся кипятком и поганым кофе из титана. Кладем фонарики у изголовий.
За окном дует что-то очень мощное, в окна бьет вода, со страшной силой растрачивая ресурсы. По тротуару с непредставимой скоростью несется неглубокая река, летят куски обшивок, ветки, катятся незакрепленные урны. Здание дрожит. Мы думаем о покинутой квартире: нам велели там опустить жалюзи – если выбьет окна, то хоть стекла не разлетятся по всей квартире. Но мы понимаем: если что, разлетятся. Там столы будут летать, не то что стекла.
29 октября, 20:29
Вырубается свет, наступает полная тьма. Света нет и в соседних домах. Гаснут светофоры. Нижний Манхэттен со всеми своими башнями, правительственными зданиями, дорогими жилищами голливудских звезд, финансовыми небоскребами погружается во тьму. Сию же минуту раздается детский плач: в отеле много малышей, и им сразу страшно. Собаки начинают тявкать. Служащие идут по коридорам, раздавая пластиковые свечки: если сделать разламывающее движение, что-то в трубке лопнет, химикалии прореагируют, и возникнет зеленое свечение; жизни такой свечки хватает часов на двенадцать.
В отеле забаррикадировали вход, заложили мешками с песком. Для вящего гламура и нашего непрерывного комфорта зажгли ароматические свечи. Телефоны не работают, интернет вырубился, мы ничего не можем сообщить о себе внешнему миру и ничего не можем узнать о внешнем мире. Можно только писать тексты впрок, пока не села батарея. Что я и делаю.
29 октября, 21:00–22:00
Лежим в темноте и духоте; окна нельзя открыть, даже если бы очень захотелось, там – ад. Телевизор, оборвавший свой репортаж на полуслове, успел радостно сообщить, что буре понизили категорию – она теперь не тропический шторм, а просто ураган. Так что тот, кто воет, дик и злобен, в кромешной тьме за окном – это просто ураган. Просто водные ресурсы. Просто Сэнди.
Шепчемся с няней (она из Питера) о том, что нам, питерским, конечно, не привыкать; у нас каждый год наводнение, каждый ноябрь вздувается вода, и плевать ей на дамбу, – из берегов выходят и Нева, и нянина любимая Фонтанка, и моя любимая Карповка, и так будет вечно, аминь, а раз в сто лет обязательно придет Большая Волна, потому что и город проклят, и поэт так завещал. И, озарен луною бледной, простерши руку в вышине, за ним несется Всадник Медный на звонко-скачущем коне. У нас наводнение, говорим мы, – это карающая длань государства, воплощенная в Медном Всаднике. А у американцев демократия, поэтому их герой – Всадник Без Головы.
В общем, я поняла, что это мне напоминает – «Титаник» в миниатюре. Мы-то не утонем, мы первый класс, у нас заплачено за шлюпки. Мы заперлись в тепле и не пустим посторонних. Все делается для нашего комфорта. А как там те, у кого нет денег на пятизвездочный отель? Как там не добравшиеся до дому, оттого что метро закрыто, тоннели заперты, а автобусы не ходят? Как там не понявшие, плохо говорящие по-английски, не расслышавшие указаний, не знающие, как пройти в убежище? как там внезапно рожающие, как там свалившиеся с сердечным приступом, как там маленькие дети, напугавшиеся в своих темных квартирах? как там нервные или депрессивные граждане, боящиеся одиночества? Как бомжи, наконец? Ведь решетки, на которых они привыкли спать, зашиты фанерой, подъезды заколочены, и никто не впустит плохо пахнущего, пьяного и вполне себе сумасшедшего бомжа в свой дом!
Я лежу на кровати и растравляю себе душу: воображаю рожающую многодетную депрессивную мать-бомжа, не говорящую по-английски, с сердечным приступом стучащую в дверь нашего отеля. Никто ей не откроет. Люди глухи к ее стонам. Мысленно я протягиваю ей руку, помогаю пробраться по темным коридорам на наш этаж. Укладываю ее между собой и няней на кровать размера king size. Не надо благодарности. Все люди братья… По темной улице ползет еще одна нервная одинокая рожающая многодетная мать с сердечным приступом. Я провожу в отель и ее. Укладываю… куда я ее укладываю? Пусть ляжет на мое место. Потом еще одна, – спихнуть на пол няню?.. Еще одна. Еще одна. Еще одна. Еще одна. Да что ж такое!.. Сколько же можно! Дайте людям спать!..
Хреновый из меня гуманист.
29 октября, 24:00
И всплыл Манхэттен как тритон, по пояс в воду погружен.
30 октября, 10:00
Утро, тишина. Ни воды, ни света. Выхожу на разведку. Менеджер на входе: «Вы выходите без ключа? Мы не впустим вас назад!» – «Как не впустите, здесь мои чемоданы!» – «Так и не впустим, для вашего же комфорта!»
Понятно – пересекая невидимую черту, покидая экологически проверенные пять звезд, мы становимся подозрительными личностями. Возможно, мародерами. Ведь всякий шагнувший с мокрых ветреных улиц в ароматный уют убежища намерен ограбить спасшихся избранников. И привратник, гостиничный Янус, только что сиявший тебе в лицо особой пятизвездочной улыбкой, обернется к тебе с враждебным оскалом. И, наверно, хряпнет тебя по голове битой. Меня, впрочем, вчера что-то уже хряпнуло. Какой-то всадник без головы.
