Ознакомительная версия.
Как назло, свидетелей не нашлось. Вблизи места происшествия было несколько человек, но в общем шуме вечеринки никто не слышал слов клятого немца. И ни подтвердить, ни опровергнуть показания сторон некому.
Не помогало и то, что сам немец сознался: да, мол, произнёс оскорбительное слово, но наотрез отказался уточнять, какое именно, чем вызвал страшное негодование Бакланова.
Доходило и до идиотизма. Когда тот же следователь-провокатор вторично спросил…
– Почему, всё-таки, вы ударили немца? Из-за кого? Из-за русских? Вы же украинец!
…у Фёдора сорвало крышу:
– Бл…! Да вы что тут все ваще с ума сдурели?! Ты понимаешь или нет, – в пылу неукротимой ярости Фёдор перешёл на «ты» с офицером КГБ, – что «руссишес швайн» – так в войну обзывали наших отцов и дедов? Может, и твоих, если они воевали по эту сторону! Ты понимаешь или нет, что нацистам было до одного места, русский ты или чукча! Советский – значит, «руссишес швайн»!..
Федя долго продолжал бы вправлять мозги провокатору в погонах, если бы тот не нажал кнопку вызова конвоя, силой утащившего «буйного подследственного» (так о нём выразился этот же следак, рапортуя начальству о ходе расследования).
Дело «о пьяной драке с отягчающими» развалилось за неделю, но из-за скандала Федю чуть из универа не погнали. Нашлись трезвые головы – заступились. И первым на его сторону встал тот самый профессор, что и разлил вино на фуршете и поэтому чувствовавший себя косвенным виновником происшедшего.
Извинения посольства ждать себя не заставили. Студент подлежал отчислению и отправке на родину. Другого развития событий даже не предусматривалось. Не желая отягощать конфликт и опасаясь возможных разборок «не по закону», он первый написал заявление. И санкция – 48 часов на высылку – не потребовалась.
На первых порах идея «незалежной» Украины Фёдору нравилась. По душе пришлось и то, что не надо указывать национальность. Просто – «гражданин Украины». Нет нужды постоянно что-либо кому-то доказывать и писать одну национальность в ущерб другим.
Федя охотно произносил и писал грамотное и к тому же политкорректное «в Украине» вместо имперско-местечкового «на Украине». Логика проста: Украина – не гора, не окраина и не остров, а всё-таки страна, потому не «на», а «в». И что бы в Москве ни говорили заскорузлые филологи-академики, ссылаясь на древнее правило русского языка, реалии меняются, а вместе с ними развивается и язык.
Скрепя сердце Фёдор принял издержки независимости – страна разваливается, и не надо быть экономистом, чтобы это заметить. Прежде сильная советская республика превращается в жалкое подобие колониальной провинции. Мощные заводы переходят с высоких технологий на клепание кастрюль и сковородок. Приватизация вместо раздела народного имущества превратилась в «приХватизацию» национального богатства страны небольшой кучкой прохиндеев. Зарплата мельчает. Цифры бешено растут, скоро все станут миллионерами, да только цены тоже миллионные. Падение нравов…
«Да ладно, – думает Фёдор. – Гори оно синим пламенем! Самому надо жить, а не заморачиваться вселенскими бедами».
...
Вторник, 5 октября 1993 г.
Время – 09:10.
По дороге в институт Федя старается не думать о двух вещах. Первое – он опять опаздывает и очень надеется, что на входе не будет торчать этот пресловутый завхоз, грозящий за опоздание вынести взыскание. Второе – непонятно, почему весь отдел опять на него взъелся. Вчера до конца дня Фёдор так и не попытался пробить завесу отчуждения.
«Да и фиг с ними, – думает Фёдор, – если у них ко мне претензии, пускай сами и высказываются. Чего на рожон-то лезть?».
О настоящем думать не хочется: в прошлом таки было интересней и приятней. Но жизнь-то продолжается! Вчера снова Лена Овчаренко настойчиво говорила о новой публикации. Совместной, конечно. Да вот как ей пояснить, что Фёдору Бакланову неинтересно больше ничего исследовать, ни о чём писать, ничего публиковать? Ему хотелось чего-то такого… такого… А чего и какого – Федя и сам толком не знал.
На память приходит день, когда он впервые увидел Лену.
* * *...
Прохладной субботой отдел цен в полном составе и ещё десятка два коллег выбрались на загородный пикник. Заведующий отмечал золотой юбилей или, как он говорил, «полтинник». Празднеством осчастливили один из полудиких участков правого берега Днепра, с травянистым берегом. Вокруг – лесопосадка, и с дровами для костра проблем не ожидалось. Ну а там, конечно, пикник из привезённых закусок, печёная картошка, шашлык и тосты за юбиляра с разбором вех биографии.
Народу захотелось открыть купальный сезон. Тогда-то все и заметили:
– Однако фигурка у тебя, Федя… – прокомментировал кто-то из мужчин.
– М-м-м, очень даже спортивная, м-м-м… – промурлыкала сотрудница средних лет, хоть и молодящаяся.
– Такие плечи, руки крепкие… – ещё одна женщина, чуть постарше, не удержалась от похвал.
Дамы поочерёдно трогали рельефные предплечья, чем приводили Фёдора в смущение. Особенно ему доставляли неловкость комментарии вроде:
– Гляди-ка! Покраснел!
– Федюш, мы и не знали, что ты такой стеснительный.
– Ты глянь! А пресс-то какой… э-э-э… рельефный! – с трудом подобрала слово пожилая сотрудница из другого отдела.
Федя начал понемногу отстраняться от вереницы лапающих верхних конечностей.
– А ты, Федька, мужчина видный! – заметила Валя Зиновчук.
Когда она попыталась хапнуть его за бедро, Фёдор даже отскочил назад.
– Ой-ой-ой-ой-ой! Какие мы нервные, – снова подтрунивает Валечка-стервочка.
Поток комплиментов подытожил Цветин:
– Видать, у тебя там не только общая физподготовка. – Виктор Васильевич делает акцент на «общей».
Кроме бокса, Фёдор иногда ходил в тренажёрный зал, так называемую «качалку». На работе об его спортивных увлечениях никто толком не знал. Если спрашивали, зачем спортивная сумка, Федя отмазывался: «У меня по вечерам ОФП» (общая физическая подготовка).
На фоне многих толстопузых и просто неспортивных коллег он выглядел Аполлоном. Но, странное дело, тщательно скрывал выгодную внешность под свитерами, просторными рубахами, никогда не закатывал рукава, даже летом, чтобы, не дай бог, кто не увидел его роскошные бицепсы. Казалось бы, если обладаешь такой внешностью, зачем шифроваться? Тем более Фёдору, любителю шокировать окружающих. Да покажись ты во всей красе! Очаруй женщин и морально подави мужчин! Почему нет?
Всё просто: Федя выжидал момент. И на пляже он эффектно эпатировал публику. А чего ему ещё надо от жизни? Чтобы о нём говорили.
Рано или поздно всё надоедает. Федя уж начал уставать от смотрин, как вдруг…
Его взгляд будто застыл на одной точке. Губы, только что изображавшие смущённую улыбку, разомкнулись, челюсть медленно пошла вниз. На глаза Фёдору попалась Лена Овчаренко. Сказочное создание, с бронзовым загаром, ещё больше оттеняющим эстетически выверенные изгибы фигуры. Такие прелести не мог упрятать никакой закрытый купальник, коему из природной скромности Лена и отдавала предпочтение. Никаких бикини! Не говоря уж о мини.
Романченко заметил объект внимания Бакланова:
– Что, Федёк, нравится Ленка? Вишь, каких аспиранток воспитываем!
«Это ты, что ли, воспитываешь?» – подумал Фёдор, взглянув на Романченко, рыхлого борова с похотливой гримасой. Вслух же он смущённо произнёс:
– Да я что? Я ничего, – и зардел в тихом восторге, рассматривая каре тёмно-каштановых волос, так гармонично вписавшееся в облик этой неземной красавицы.
«Как же я раньше её не замечал…» – успел подумать Федя, покуда Романченко не излился новой пошлятиной:
– Ой, да ладно тебе! А то я не вижу, как ты её во все глаза поедом ешь. Седлай лошадку, пока не увели в чужое стойло.
Феде разговор не нравился. Не удостоив старшего коллегу даже видимостью ответа, он с разбегу бросился в воду и заплыл за середину пролива. Грёб руками, как вёслами – требовалось поскорее выпустить пар.
«Что? – подумал Фёдор посреди залива. – Выпустить пар? Бррр!»
Он встряхнул головой, отгоняя неуместные мысли о приключениях с Ольгой буквально на днях.
Лена и в самом деле его взволновала, но себя рядом с ней Федя не видел и не мог даже представить. «Да блажь какая-то!» – Думал он, взмахивая «кролем» всё интенсивней и чаще. «Где она, а где – я», – продолжал он рассуждать сам с собой.
Вернувшись из заплыва, Федя влился в общую компанию, всячески уводя глаза, чтобы даже мимолётным взглядом не наткнуться на предмет вожделения, притом безнадёжного, как решил он про себя. Чего не скажешь о самом «предмете»: украдкой, преодолевая робость, Лена время от времени бросала на Фёдора недвусмысленные взгляды.
О том, что аспирантка Лена Овчаренко влюблена в Федю Бакланова, не знал ни один человек. Стеснительная по натуре, не страдавшая от дефицита мужского внимания, Лена отметала всяческие ухаживания. Дамский любимец Ерышев – и тот оказался безуспешен. И не раз. А вот почему и кто так прочно завоевал её сердце – об этом не ведали даже Ленины ближайшие подруги.
Ознакомительная версия.
