Ознакомительная версия.
– Да какой ещё Мюнхен, Леночка! Опомнись! Ты-то, может, и попадёшь.
– Я хочу, чтобы и ты поехал. А разве тебе этого не хочется?
– Лена-а-а! Разуй глаза-а-а! Где я – а где Мюнхен! Да наши все удавятся, но меня туда не пошлют! Тебя – да. Ты, может, и поедешь.
– И ты поедешь. Почему ты не веришь в себя?
– С чего ты взяла, что я там кому-то надо?
– Так и я там никому не надо, – не сдаётся Лена, – если не будешь себя продвигать, никто тебя и не заметит.
– Я всё равно не понимаю, чего ты от меня хочешь?
Лена терпеливо пытается пробить железобетонное упрямство Фёдора:
– Я хочу, чтобы мы вместе отослали тезисы. Пока их там примут, подготовим доклад и вместе поедем, как соавторы. Теперь понятно?
– Почему именно я? – недоумевает Фёдор, – почему не Ерышев?
– Да куда ему до тебя! – Лена не очень верит своим же словам, но старается говорить убедительно.
– Он доктор наук! Молодой! – не устаёт Федя хвалить Ерышева, хотя и терпеть его не может, но уже не знает, как отделаться от такого… «научного домогательства».
– Не нужен мне никакой Ерышев, – грустно произносит Лена.
– Он умный, настоящий учёный. А я – никто! Понимаешь, Лен? Я – никто. И зовут меня – никак.
Нижняя губа дрожит, глаза увлажняются… голос даёт слабину:
– Федька, ты классный! Но почему ты такой дурной? Неужели ты не понимаешь… что я люблю тебя? Таким, какой ты есть… Понимаешь ты?!
Лена даёт волю слезам, ухватившись за оба его плеча и прислонив голову к груди Фёдора. Тихий плач постепенно перерастает в рыдания, меж которыми Лена приговаривает:
– Глупышка ты мой… Лапушка… Я так люблю тебя…
Ничто человеческое Бакланову не чуждо. Романы случались и не только кратковременные. Но никто прежде не признавался ему в любви, да ещё так надрывно. («Карина не в счёт», – решает про себя Фёдор.) Он даже не знает, что говорить, только держит её в объятиях, робко так, словно боится разрушить это хрупкое создание, так искренне открывшееся ему в тайных чувствах.
Когда Лена успокаивается, Бакланов, от смущения пряча глаза, с трудом из себя выдавливает:
– Леночка, я не знаю, что тебе ответить. Я тебе благодарен за прямоту, за чувства. Но пойми, я не достоин тебя. Я – ничтожество. Моё присутствие рядом с тобой может тебе только навредить. Ты же знаешь, скажи, кто твой друг…
Лена не соглашается. Пережив стыд и неловкость, открывает ключом дверь…
Уже в коридоре, закрыв кабинет, она грустно изрекает:
– Знаешь, я в каком-то романе встретила фразу: «Мы друг без друга остаёмся в одиночестве».
Фёдора передёргивает…
– Не обращай внимания. Это так…
«Это как?» – думает Фёдор, но за Леной не следует.
* * *...
Вторник, 5 октября 1993 г.
Время – 13:45.
После встречи с Леной Саша принимает решение: «Надо наказать этого пижона, раз Ленка за ним ухлёстывает».
Саша – типа бизнес-партнёр Жоры. Вернее, Жора крышует Сашин бизнес, и очень надёжно. Берёт с него по-божески, но стабильно боронит его от других «крышевателей» и даже от ментов и налоговой. Между ними возникли не то чтобы дружеские, но добрые партнёрские отношения. Вот Саша и обращается к Жоре, что надо бы наказать одного хлыща.
Так и говорит ему по телефону:
– Жора, тут такая ситуация… Тебе с этим справиться легче. А мне… Будет слишком явно, что… ну, что это моя работа.
– Шо такое, Саня? Проблемы?
– Да есть малёхо. С Ленкой чувак один…
– Чё, пристаёт?
– Да нет. Я так мыслю, что это она по нему кипятком писает. А я получаюсь в пролёте. Понимаешь?
– Ну да. И шо за крендель?
– В институте у неё, Федькой зовут.
– В институте?… Федькой?… – Жоре вспоминается, что рассказывала тёща о квартиранте. Да только полно в городе институтов и Федек. Не обязательно же тот самый.
– Ну да, в институте, – Саша не понимает, что так заставило Жору призадуматься.
– Ладно, я пришлю конкретных пацанов. Отметелят его так, что мало не покажется.
– Добро. Давай завтра вечером, когда он с работы выйдет.
– Не, завтра стрелка там… давай к концу недели.
– Добро. Хай так и будет. Жор, я на тебя надеюсь.
– А что он из себя представляет, чтобы пацаны не спутали?
– А его не спутаешь. Высокий, патлатый, на здоровенных каблуках. И всегда ходит в длинном плаще, чёрном таком. И, главное, в джинсах с этой, как её… с бахромой. Я спросил Ленку, что за прикид у чувака. Так она говорит, он всегда так ходит.
– Ясно, – Жора понимает, что не ошибся. Пацаны ему докладывали, будто Карина частенько заглядывает на оболонскую квартиру, вроде как проверить, всё ли в порядке. Опять-таки, тёща говорила, будто квартиранта зовут Федя и что работает он в институте. Да-да, именно в том районе. И тоже говорила, что мужик одевается как-то странно. Всё понятно. Не надо быть Мегре, чтобы «сложить два и два».
«Значит, квартирант Федя и Ленкин хахаль – один и тот же кадр», – так думает Жора, но ни слова Саше не говорит.
...
Полгода назад в приёмной директора появилась новая референт-секретарь Ольга Выдрина. Яркая брюнетка, с броской красотой и едва ли не идеальной фигурой, сразу же вызвала живой интерес мужской половины и болезненную зависть женской. Кто-то из обиженных природой злопыхателей приклеил ей прозвище – Выдра. Ольге о том было известно, хотя никто к ней так не обращался, только за глаза. Да ей и не впервой: терпеть это прозвище Ольгу научила ещё школа.
Говорили, будто она ухаживает за беспомощным молодым человеком. Подробностей никто не знал, да и мало кто допытывался. Времена тяжёлые, и у каждого своих проблем – вагон и маленькая тележка.
Через неделю Фёдор записался на приём к Савруку, но не столько по делу (не так уж его интересовали дела), сколько «для поторчать» в приёмной да потрепаться с Ольгой. Какие-то задатки мужской порядочности у Феди присутствовали. Он не собирался флиртовать с секретаршей главным образом потому, что так поступали все, да и нехорошо вмешиваться в её отношения с молодым человеком, прикованным к постели. Но почему бы просто не разузнать о понравившейся женщине?
Бакланов явился почти за час до назначенного времени. По счастью, в тот день никто, кроме него, на приём не записался. Сидя у стены на одном из обветшалых стульев, отведённых для посетителей, Федя для затравки поинтересовался, откуда Ольга перешла в институт. Спросил почти равнодушно, без «подъездов» и заигрываний, давно ставших для неё до боли привычными.
Слово за слово – беседа пошла самотёком. Ольгу подкупила корректность Бакланова. Приятный тембр голоса и добрая улыбка не предвещали ничего, кроме лёгкой беседы ни о чём. Она даже не заметила перехода на «ты».
С умным видом Фёдор изложил якобы им разработанные «принципы экономических отношений», как он это назвал, да и прочей ереси намолол с три короба. Ольга мало что понимала в его учёных словах, но делала вид, будто ей дико интересно.
Снабдив монолог заготовленными и ранее проверенными шутками, Фёдор подвёл рассказ к завершению в надежде хоть что-нибудь услышать от Ольги, об её прошлом и настоящем. Уговоры на взаимную откровенность не понадобились: как же она могла оставить без внимания искренность молодого человека, не проявившего к ней даже малейших домогательств? Чего не скажешь о других сотрудниках, так и норовивших подкатить к ней под тем или иным предлогом.
Фёдор узнал, что в студенческие годы Ольга встречалась с боксёром, однажды решившимся ради их будущей семьи на участие в боях без правил.
– Я так уговаривала Димку не делать этого, – в её голосе звучали слёзы, – да разве он послушается? Упрямый, как слон, прости господи, вот и доупрямился. А говорил – Канары, Канары, – едва не плача, Ольга передразнила возлюбленного.
Фёдор задумался: «Димка? Боксёр?» – что-то знакомое крутилось, вертелось… Только никак не мог припомнить, где именно пересёкся – и пересекался ли? – с боксёром по имени Дмитрий. Но сверлилось же что-то в мозгах и зависало на кончике языка! Не просто же так!
Успокоившись и вытерев нависшие слёзы, Ольга рассказывала, как пыталась Диму поставить на ноги. Ничего не помогало, и уже несколько лет она присматривает за ним, лежачим. Теперь она для Димы и руки, и ноги, и мать, и сиделка, ну и по-прежнему любимая и любящая женщина.
Мыслями Федя в приёмной уже не присутствовал, и Ольгины откровения потеряли слушателя. Через каналы памяти проносились десятки, сотни лиц приятелей и просто знакомых. Мимолётные встречи… Феде вспомнились несколько боксёров по имени Дмитрий, но их биографии никак не вязались с историей Ольгиного друга. Кстати…
– А как его фамилия? – внезапно прервал он печальный монолог.
– А что? Ты можешь его знать? – удивилась Ольга, припудривая «Ланкомом» заплаканное лицо, но с ответом не замедлила: – Ну, Жердинский. Тебе это о чём-нибудь…
Ознакомительная версия.
