– Мужики, ну, не в обиду, сам не знал, что так долго получится, – и налил в пол-литровую пластиковую кружку.
Увидев такой разворот событий, мужики сменили гнев на милость, но на всякий случай сказали:
– Поехали в село, командир. Хватит.
Не сказать, что мне и водителю нравилось ковыряться с утра до ночи в земле, просто у нас не было другого выхода. Уже в селе Петя вдруг спросил у мужиков:
– А где водку можно купить, братва?
Мужики оживились:
– Поехали, ща покажем. Только вам не продадут – чужие вы. В последнее время менты дюже драконят… сами понимаете.
– Да не вопрос! Возьми бабки: четыре нам, да себе пузырь возьмёте, – Петя вытащил из кармана сотню и отдал мужикам. – И сдачу не забудьте принести!
Я смотрел на Петю практически в упор и не узнавал. Чтобы водитель! Сам! И такое!
– Что я сейчас услышал?
– Ну, Вова, тебе же сейчас тяжело… да и продезинфицировать надо бы. Сейчас на бригаде выпьем – всё лучше, чем в трезвом уме… будет… – водитель тщательно подбирал слова.
– Ого! – только и мог сказать я.
Наступил глубокий вечер моего первого дня ожидания геморрагической лихорадки. Под навесом собрался консилиум, состоящий из Пети, Владика и Миши. Температуры и недомогания у меня не было. После осмотра моей ноги консилиум однозначно постановил: клещ умер. Ибо по многочисленным наблюдениям ногами-лапами он уже не болтал. (Конечно, умер! Стакан масла на него за день вылили!) Все остальные вопросы решили перенести на завтра. А сейчас мы решили устроить отдых после трудного дня. Для этого нашей компании понадобились четыре бутылки водки с нашей стороны и четыре со стороны лётного состава. Заглянув в кастрюли, мы с удивлением обнаружили жареное мясо и картошку. Жизнь налаживалась! Но посмотрев на ногу, я в этом опять сильно засомневался…
Бывает же такое: смотришь и видишь, как одна часть улучшается, в то время как другая безнадёжно катится к чёртовой матери и тянет за собой всё хорошее.
– Первый тост я хотел бы выпить за здоровье! Причём стоя! – Владик взял стакан и приподнялся.
Мы последовали его примеру, стукнулись и выпили. Пойдёт.
Далее было за друзей, за родителей, за детей и за тех, кого с нами нет.
Утро было плохим. Но это состояние знакомо, главное, что симптомов лихорадки не было. Клещ безжизненно торчал на прежнем месте. Нарушать целостность насекомого категорически нельзя. Вынимать его рекомендовалось (совет врача на плакате, прочитанный мною в поликлинике год назад) только вместе с башкой, которая находилась сейчас в моей ноге. Но для этого нужен был специалист. Можно, конечно, вырезать и ножом, но я предпочёл подождать.
День же прошёл с рабочими и в трудах, с помощью которых мы закончили взятие образцов в этой непростой части земного шара. Оставались формальности: подписать некоторые документы и карты. На завтра мы запланировали отъезд.
Вечером Петя опять совершил маленький подвиг, и у нас на столе появилась водка. То есть то, что через два часа превращало клеща в мелкое недоразумение, а мир – в яркое и полное красками чудо.
Летуны привезли свою часть праздника, и ночная феерия в очередной раз удалась: расположившись там же, под навесом, мы пустились в философские рассуждения и споры.
– Вот мой дед, – Владик даже привстал, как бы подчёркивая всю важность момента, – сидит целый день в кресле, пялится на свою библиотэку и причитает: «Вот раньше поэты и писатели были сплошь бескорыстными и правильными! А сейчас?! Куда катится этот мир?! Что за поколение выросло?! Кому я доверю мозги моего внука?! Вот этим гадостям, которые они пишут?!» Я, пацаны, не выдержал один раз, подошёл к нему и выпалил: «Да одно дело рассуждать о бескорыстии и правильности мысли, сидя в удобном кресле и смотря на расчудесную библиотэку. Другое дело, как Достоевский, катиться к чёрту на каторгу и писать, что по-другому, коли как во Христе, жить невозможно. И ни тому, и ни другому некогда ждать ответа. Не потому, что он кому-то из них нужен, нет! Каждый знает ответ, ибо уже выбрал свой путь и идёт! Просто Достоевскому неважно, что скажет тот – полный здоровья и денег, сидящий в мягком кресле, – он всё равно не поймёт. А сидящему в тёплой, уютной библиотэке – зачем понимать горечь утрат и лишений тяжелобольного заключённого? Самое интересное, дед, в другом: в том, что, встретившись, вы вместе задаёте один и тот же вопрос: «Куда катится общество?… Всё святое превращается в пошлость и обыденность. И мой внук смотрит на все эти проявления. И что откладывается в его голове – непонятно. Приходится с малых лет бороться за его правильность мысли». И только История, повернувшись к ним спиной, улыбаясь во весь рот, говорит: «Господа, люди делятся на две категории – одни катят мир, другие бегут рядом и кричат: куда же катится этот мир?!»
Мы бы так и остались сидеть с открытыми ртами, если бы не Петя:
– Владик, ты это сейчас с кем разговаривал?
Я тихо разлил по стаканам. Мужики переглянулись. Владик молча выпил и пояснил:
– Та дед у меня философ в третьем поколении… и что я мог дома читать, по-вашему, если самое детское и смешное в нашей библиотеке – это Кьеркегор со своим «Страхом и трепетом». Я-то и лётчиком стал им назло, чтобы подальше от философии улететь.
– Но, как мы поняли из монолога, далеко не улетел, – я выдержал паузу насколько мог и дико заржал. Через секунду все лежали вокруг стола, схватившись за животы, и дико гоготали. Собаки сидели возле акации и тоже улыбались.
Утром, подписав документы, решили закинуть удочки: с вечера заморосил дождик – настоящая рыбацкая погода! Но рыбалка, обещанная нам и так широко разрекламированная коллегами по работе, на деле оказалась банальной фикцией. Ибо поймать что-либо в грязной, высохшей луже, громко именуемой озером, нам не удалось. Да и как такового азарта уже не было, зато вдоволь хватало ожидания и мрачного настроения. Мы смотали удочки и вернулись на бригаду.
Под навесом сидели Владик и Миша. Такое впечатление, что они ещё не ложились.
– Всё гуляем… А как же клопы-черепашки? Сожрут ведь урожай! – я подсел к ним и развернул газету с салом.
– Дождь… Отраву смоет… Нельзя сегодня брызгать… Так что, братан, – выходной, – Владик был уже изрядно в хлам. – Ты тоже присаживайся и послушай!
Водитель принёс остатки водки, а Миша достал из ящика последние три бутыля «Балтики».
– Вот Мишаня спрашивает: почему то, что так хотелось раньше, сейчас не только не радует, но даже и противно иногда? – Владик пил водку уже без тостов, просто для поддержания разговора. – Это, господа, время. Всё дело в том, что есть жизнь и время. Время – это как бы измеритель отрезка под банальным названием «жизнь». Так вот жизнь – это не совсем прямой поток. Она, жизнь, в своём продолжении, с помощью нашего Свободного Выбора, настолько часто меняет вектор направления и смысла, что время вдруг превращает её в нить, которая наматывается на клубок, где сердцевина – сам человек. Она петляет и кружится: иногда против, иногда по направлению, но всегда вокруг нас. И порой то, что когда-то вызывало у нас дикий восторг, вдруг становится тусклой обыденностью: сделано огромное количество витков в одном и том же месте – слишком много. Со временем большой слой нити постепенно закрывает от нас красоту и прелесть мира, но в то же время, оставшись в темноте, мы начинаем понимать её смысл и значение.
– На хрен тебе эти клопы-черепашки, Владик? – я пригубил пиво. – Тебе к деду, к отцу надо, на кафедру. Докторские с кандидатскими строчить. А ты тут, в этой дыре, нам про смысл жизни рассказываешь.
– А может, это и есть моё призвание: не профессорам доказывать, что я не осёл, а вот таким, как вы, про смысл жизни и время вещать. – Владик интеллигентно уронил голову на стол и захрапел.
Мы же засобирались домой: на третий день мне, как никогда, хотелось к врачам и санитарам. Инстинкт самосохранения, господа!
VII
Мы практически летели.
Проезжая Новоквашено Новоквашенского района, я вспомнил:
– Петя, ща помедленней. Помнишь, в прошлом году мы ночевали здесь у Юрия Ивановича, в ветлечебнице! Ну как же я забыть-то мог! А ну, давай, следующий поворот и по выгону слева – домик будет! – я подпрыгивал от счастья.
Да как же я мог такое забыть?! Юрий Иванович – начальник районной ветлечебницы! Он точно поможет с клещом!
Петя после продолжительной борьбы с лужами и ямами всё-таки вывернул к невзрачному домику, стоящему посреди заросшего поля. Что-то уж больно много людей и животных вокруг бродило и паслось.
Я вылетел из уазика и через пару секунд уже бежал по белоснежному коридору лечебницы.
– Молодой человек, что вам здесь нужно?! – женщина в белом халате выскочила из боковой двери.
– Мне Юрия Ивановича!
– Да кто вы такой вообще? И почему вы бегаете здесь, как у себя дома?!
– Ох, извините… В прошлом году мы здесь ночевали. Праздник ещё был, мы выпивали немного, – я пытался найти слова и хоть что-то вспомнить из того вечера.
