– Что, доктор, не берете? – довольно спокойно спросила вслед уходящему на крыльцо Турчину Екатерина Федоровна. Родственники с интеллигентными лицами потянулись за ним. И тут за спиной Турчина прозвучали слова: «Доктор, можно мы с Вами отойдем в сторонку?» Магические слова! Эта простенькая фраза вернула Ивана Николаевича на грешную землю, все в голове заработало как надо, исчезло недоумение, непонимание и все встало на свои места.
От кучки родственников отделилась средних лет дама и они с доктором прошли в сад. Турчин закурил, дав прикурить и даме. Родственники вернулись в приемный покой. Екатерина Федоровна стояла на крыльце и тоже вытягивала из пачки сигарету. За ними не пошла. Мысль ее была простой и незатейливой: сейчас дама даст доктору одну-две тысячи и он положит ее пациентку. Дала же мне пятисотку, чтобы я свезла бабусю в больницу! Хотя нет, даст полторы. Возьмет, куда денется!
Дама оказалась церемонной особой. Она представилась. Представился и Турчин. Особа принялась подробно выспрашивать об отделении, врачах, медсестрах, санитарках даже, как они ухаживают за такими пациентами. Иван Николаевич охотно отвечает на вопросы дамы и как рыбак ждет нырка под воду поплавка, ждет основного предложения Елены Константиновны, так представилась дама. Они прошли уже в глубину сада, докурили сигареты, встали друг против друга. Садиться не стали – лавочки были влажны от частых и коротких дождей.
– Иван Николаевич, – начала дама. – Некоторое время назад нам стало трудно ухаживать за бабушкой: она капризничает, ругается, творит беспорядки в доме…
– Простите, перебью Вас. Вы пытались позвать священника, обращались к психиатру?
– Иван Николаевич, голубчик, времени нет у нас отправлять ее в дом престарелых, да и кто ее возьмет с ее болячками, сами видели… Еще надо дом продавать, ожидать наследства… Мы же точно знаем, Вы можете нам помочь! – надавила она. – Ну, Вы понимаете. Деньги у меня в сумочке, двадцать тысяч, это много. Но я хочу, чтобы все было спокойно, без милиции, Вы меня понимаете?
Елена Константиновна замолчала, достала сигарету. Турчин протянул ей зажигалку, прикурил сам. Быстро протянуло свежестью в воздухе. Собирался дождик.
– Давайте деньги и пойдем в приемное. Кажется, дождь собирается.
– Только без вскрытия! – настояла Елена Константиновна, передавая сверток.
– Конечно, конечно, – ответил Турчин, убирая деньги в карман джинсов. Они быстрым шагом пошли в приемное отделение.
«Красивая, – подумал Турчин, чуть приотстав от Елены Константиновны и откровенно разглядывая ее сзади и чуть сбоку. – Не прочь бы иметь такую шикарную любовницу. Явно не из провинции. Интересно, муж у нее есть?»
Опять эти думки про мужей! Сразу вспомнился Юлькин Саша. Правда, завалить его, что ли? А потом уговорить Юлию вообще уехать куда-нибудь на море. Конечно, после года траура. Купим там домик, летом отдыхающих ютить будем, работу мы всегда найдем, а за детьми Юлина мать присмотрит хорошо. Я себе место какое-нибудь непыльное найду, а Юлька пускай на местной «скорой» ставочку или даже половину берет. Нет. Половинку нельзя, надо ставку. Посмотрим.
– Оформляйте бабушку, – сказал Иван совершенно спокойно, буднично, хотя подумал, что эту фразу он мог произнести пафосно, с каким-нибудь намеком, этак таинственно или торжественно – ведь этими словами Иван Николаевич Турчин выносил смертный приговор.
– Ну, что я говорила, возьмет он бабулю, – удовлетворенно проговорила в пустоту Екатерина Федоровна, которая, стоя в коридоре, пила кофе. Знала бы она, за что и сколько получил Турчин!
Все прошло обычно. Иван Николаевич с помощью санитарки отвлек медсестру и дело сделал. Насчет вчерашней бабушки. Ночью бабушка приказал долго жить…
В три часа ночи позвонила Юлия, сказала, что свободна. Турчин спустился к ней, они зашли в дежурку, страстно целовались. Юлька потянулась в штаны Ивана.
– Стой, любимая!
– Почему?
– Мы завтра с тобой встретимся дома. Я сделаю тебе подарок и мы будем вместе почти трое суток. У нас будет незабываемый уикэнд!.. Впрочем, давай, раздевайся.
– Я четвертая на очереди, – возбужденно сказала Юля! Она уже стянула с себя форменную одежду и расстегивала лифчик.
Турчин быстро снял с себя дежурную пижаму и, притянув к себе любимую, стаскивал с нее трусики. Они утонули в море взаимной любви, ежесекундно повторяя; я люблю тебя!..
Через десять минут Юлька получила желаемое и откинулась на диване.
– Ты кончил?
– Да, любимая!
– Я все-таки к себе пойду.
– Может, останешься? – неуверенно спросил Иван. – Ненадолго? Мне хочется тебя целовать и целовать…
– А вот это уже завтра и потом, – ласково ответила Юля и стала одеваться.
Турчин смотрел на эту женщину, которая натянула трусики, застегнула бюстгальтер, встав с дивана и напяливала на себя скоровскую одегу. Сколько раз это происходило, стало как бы обыденным, но каждый раз Иван Николаевич ловил и запоминал эти ее движения одевания в дежурке каждый раз, но каждый раз ему было так хорошо с ней, что память стиралась и каждое Юлькино раздевание или одевание становилось внове, чем-то необычным. Ему ужасно нравились ее неширокие бедра, стройное, спортивное тело, маленькие и упругие грудки. Ему не хотелось отпускать ее от себя ни на минуту.
– Ну и уходи, – в шутку сказал Иван. – И вообще не приходи сюда.
– Чего-чего? – Юлия даже на секунду остолбенела. – Шут гороховый! Я же тебя все равно люблю. Давай. Спокойной ночи! Завтра я с утра – домой, а после работы заезжай и у нас будет три дня, чем заняться. Только я, наверное, машину дома оставлю. Хотя нет. Мне же в воскресенье на дежурство. Приедем порознь.
– Юлия Ивановна, это второстепенно, главное – поговорить и что-то решить.
– Милый мой, конечно, поговорим и решим все наболевшие вопросы… Тебе плохо со мной?
– О чем ты говоришь, глупенькая? Я готов твоего Сашку убить тебя ради…
– Поговорим! – Юлия Ивановна уже полностью оделась и сидела на краешке дежурного дивана. – А завтра начнется новая жизнь.
Юлька вскочила, поцеловала Ивана в губы и выскочила в коридор:
– Закройся, а то кто уведет!
Иван Николаевич не пошевелился в постели, так и лежал, заложив руки за голову. Он думал об Юлии, ее простой, неподдельной, страстной любви к нему и постепенно заснул.
Будильник прозвенел в 6.30. Иван Николаевич первым делом позвонил родственникам умершей ночью бабушки и сообщил, что тело можно забрать хоть сейчас. Справку он напишет часам к двум. В ответ мужской голос спросил, можно ли будет мать одеть прямо в больнице и сразу привезти гроб.
– Конечно, приезжайте сразу с вещами и погребальными принадлежностями. Мы все сделаем сами.
До встречи… Примите мои соболезнования!
Он оделся и пошел в душ. Приведя себя в порядок, сел за документацию дежурного врача. На утренней планерке сообщил о скончавшейся ночью бабушке, с подтвержденным онкологическим анамнезом, о категорическом отказе родственников от вскрытия. Главнюк поворчал, что мало отправляем на вскрытия, но ругаться не стал, вспомнив, видимо, что Турчин часто отправляет на секцию умерших.
После планерки Иван успел повидаться с возлюбленной, проводив ее до машины, поднялся в свое отделение. Зазвонил телефон. Звонили родственники бабушки. Они в приемном отделении. Иван Николаевич тут же нашел дежурных санитарок, дал каждой по тысяче и попросил обмыть и одеть внизу умершую. И сам спустился вниз.
В коридоре приемного его остановил тот самый унылый мужчина, сын умерщвленной, как впервые, про себя, назвал его Иван.
– Ну что, где она? – спросил мужчина.
– Сейчас в подвальное помещение спустятся санитарки. И все сделают. Одежда с Вами?
– Да, в машине, и гроб… Венки…
– Я сейчас распоряжусь на проходной, чтобы машину пропустили на территорию больницы. Подъедете к главному входу. Да, санитаркам я уже заплатил. В два зайдете за свидетельством о смерти. Соболезную.
Иван Николаевич начал поворачиваться, чтобы уйти, но мужчина остановил его.
– Постойте! – сказал он, подошел ближе и незаметно передал ему в руки сверток. – Спасибо Вам… Хотя что я говорю! Вы необычный человек, помогаете нашим трудностям, делаете доброе дело и – преступник в то же время. Я лично Вас не осуждаю, но и не принимаю Вашей позиции. Ладно. Извините, я пошел к машине.
Иван Николаевич стоял и смотрел вслед уходящему мужчине. Как же его зовут? Они даже не представились. Так даже легче. Иван Николаевич опять пошел в дежурку.
В пакете лежало опять 10000 долларов! Ну, что же, опять хорошо. Стоимость моих услуг возросла до 20000. И я стал явно востребованным. Что-то тревожное на мгновенье вступило в душу Турчина, вспомнилась пословица: «сколько веревочке не виться» и прочие темность и страх.
Наплевать! Вперед, на службу, пациенты ждут! Турчин, воодушевленный, пошел в отделение. Как всегда, не пойдя на обход с самого утра, он сел писать сегодняшние выписки. Все его нынешние помыслы вращались вокруг вечерней встречи с Юлией и написанием справки о смерти, к двум часам. Иван Николаевич думал, как разместить неожиданную сумму.
