Юрий Горюнов - Наедине с собой (сборник)

– Средний возраст бывает и затягивается!

– Да, бывает. А бывает и наоборот совсем не наступает. Так был юношей, весело жил, волочился за женщинами, а потом вдруг смотришь уже старик, и теперь волочит ноги. Проскочил свою станцию среднего возраста, не насладился этим замечательным временем в саду жизни под названием жизнь. Так на красный свет семафора и ехал. Может, дальтоник был. Ну да не в этом суть. Итак, вперед, мой друг. Я уже слышу в воздухе звон бокалов, которые ждут, чтобы их наполнили наши заботливые руки.

– Пошли!

В тот вечер мы обошли множество питейных заведений. Договорились не пить крепких напитков, иначе быстро дойдем до стадии опьянения, а нам хотелось растянуть достижение поставленной цели – весело проведя время. Закончили мы, в каком-то ночном клубе, где отплясывали. Сергей был в ударе. Он был раскрепощен, свободен от своих оков, которые для себя выковал, а как снять не знал. Это был другой человек, не тот которого я увидел в первую встречу. Это был прежний Сергей, мой самый близкий друг, которого я помнил и любил.

Далеко за полночь такси доставило нас к его дому. Я сдал его жене, ждущей мужа с мальчишника, а сам на том же такси направился домой.

Рассчитавшись с таксистом, я на автопилоте попал к себе домой. Еще хватило сил принять душ, потом, добравшись до кровати упасть в нее.

Туман накрыл мою хмельную голову, и я провалился в темноту.

В глаза ударил не яркий свет, как от матовой лампы и потихоньку угас. Наступила мгла, которая накрыла все вокруг. И вдруг свет снова появился. Где я? Что происходит? Откуда свет? Ты куда меня Судьба закинула? Мы же шли с тобой одной дорогой, и вдруг сгинула. Осмотревшись, я понял, что свет от луны, который пробивался сквозь ветви деревьев. В вышине ворон нарезал круги. Не было видно ни одной звезды, чтобы указала путь. Вокруг был лес. Он окружал меня со всех сторон. Меж деревьев вставали зловещие тени. Ветви кустарников принимали причудливые формы, нагоняя страх. Я онемел от него и лишь изредка издавал хрип, думая, что пою для храбрости. Я заорал, прогоняя страх, но он вцепился в меня, не давая, ни идти, ни ползти. Горло сдавил спазм, и я смог только выдохнуть и осесть на влажную траву. Где я? В каких местах? Что делаю здесь?

Но что это? Передо мной стоит, словно моя тень. Даже в этой темноте я увидел, нет, скорее почувствовал, печальный, укоризненный взгляд.

Я тут я понял. Это моя Судьба. Та, с которой я иду по жизни, над которой шутил, насмехался, не прислушивался.

Она посмотрела на меня взглядом, который бывает у брошенного человека. Немой укор. И пошла по еле заметной тропе.

Некоторое время я сидел в оцепенении, но страх остаться наедине с собой, был тяжелее. Он подбросил меня, и я бросился за ней вдогонку.

Как только рванул вперед, сзади я услышал лукавый голос:

– Постой, дорогой! Ты куда? Разве тебе плохо быть наедине с собой? Ты же к этому привык? Разве тебе было плохо до сего мгновения? Ты любишь эту жизнь такой, какую сам создал. Которую лелеешь и холишь. Зачем тебе судьба, на которую не обращал внимания? Что она может тебе дать? Только встречу с другой судьбой, от которой ты уходишь вот уже на протяжении всей своей жизни. Встреча с другой судьбой это ответственность. Останься, не торопись. Наступит утро, солнце загладит, скроет твои мрачные мысли, порывы. Не уходи!

Я рванул, что было сил. Ветки хлестали мне по рукам, лицу. Я спотыкался о деревья, которые в темноте разбросали свои корни поперек тропы.

Я бежал, задыхаясь по следам судьбы, которые не видел в этой мгле, а чувствовал. Иногда меж деревьев я видел тень на фоне лунного света.

Сколько пробирался не знаю, но ноги начали стираться и кровоточить, но конца пути я не видел. С разбегу я чуть не налетел на массивные деревянные ворота, за которыми угадывались очертания большого дома, погруженного в ночную темноту.

Толкнув ворота, на которых не было ни замка, ни задвижки я не смог открыть их. Они только чуть скрипнули, но не поддались. От отчаяния я стал стучать по ним кулаками, ногами. Я испытывал чувство глубокой тоски, что упустил свою судьбу, которая где-то бредет без меня. Я не жалел сил и продолжал грохотать по воротам. Слезы, навернулись на глаза и заливали крик, который рвался из души, но раздавался лишь хрип. Я кричал, угрожал, просил добрыми словами открыть ворота.

И тут раздался резкий, ржавый скрип отодвигаемого засова. Ворота не открылись, но приоткрылась калитка в воротах.

Лучше бы я прошел мимо. Я был не рад увиденному.

Крик застыл на сухих губах. Хотелось бы побежать назад, но страх вцепился в мои ноги, а в голове вертелась мысль, что не может она быть здесь.

Передо мной стояла толстая, седая старая баба. Свет луны играл на ее седых волосах, придавая им металлический блеск. Маленькие глаза были глубоко посажены. Мясистый нос резко выделялся на ее лице. Перед собой она держала лампу, которая била светом снизу, придавая зловещее выражение лицу, которое было в прыщах. Вся она была, какая-то скукоженная. Взгляд был не добрый, угрюмый.

– Что грохочешь незванный гость? – проскрежетала она.

Я не мог вымолвить ни слова, словно в горле застряла кость. Из-за ее спины выглядывали прокаженные, искалеченные, изгаженные силуэты.

– Рано пришел. Я тебя еще не ждала. За судьбой бежишь? Так нет ее здесь. Стороной прошла. Здесь изба искореженных судеб. Еще рановато ей. Но, что дорога привела, знать не долго осталось.

Я стряхнул страх с онемевших ног и бросился прочь. В ответ не услышал ни звука, только тишина зловеще смотрела мне вслед.

Ветер мне сушил слезы, нервы были натянуты, как тетива. Я гнал себя вперед. Крепким словцом вышибал страх, как душу из стервы. Одержимость была моей подмогой. Я не знал, что ждет меня впереди, но был готов ко всему. Не от судьбы бегу – к судьбе. Я хотел одного, быть с ней, чтобы она простила меня. Я еще хотел отдать, что не отдал, сказать, что еще мной не сказано, испытать, что не ведал. Хотел покаяться, чтобы она дала возможность увидеть себя без кривых зеркал. Душа в беге кричала страшным криком, не издавая стона. В груди стучал набат, изгоняя ум и опыт. Я боялся одного – не выдержать. Я падал не от усталости, а под тяжестью своих ошибок и грехов, поэтому я должен найти ее, чтобы покаяться. Где она сейчас? Бредет полями скошенной травы, густыми лесами? Горизонт не обещает короткий путь по жизни странствий и людской молвы. У нее нет права присесть и отдохнуть.

Цепляясь за покров земли, обдирая ноги и руки, не издавая слов мольбы, я поднимался от унижения, в которое сам себя втоптал.

От душевных мук слезы струились по душе змеиным ядом. Сердце впитало все что могло и застыло. И только изморозь на нем, как первый снег.

Сколько бежал не знаю. Падал, вставал, снова падал. Снова бежал. Куда бегу и зачем не понимал и не хотел понимать, только прочь от того места.

И вот когда я устал, сил не было идти, от бессилия я опустился на колени и увидел мерцающий свет впереди. Деревья и кусты стали реже. Луна освещала путь. Я выбежал на опушку и замер, как вкопанный.

Передо мной стояли двое. В длинных балахонах с надвинутыми глубоко капюшонами, что нельзя было увидеть каких либо черт лица, если они были. Один стоял справа от другого, чуть за его спиной.

– Кто вы? – мелькнула мысль – Можете чем-то помочь? И где я?

Я услышал голос в голове, но не видел, чтобы стоящий передо мной произносил слова в слух.

– Кто мы тебе и так известно, а нет, потом поймешь. Наша помощь тебе не требуется. Ты сильный человек, хоть и нагородил по жизни. Сам найдешь выход из ситуации. Я помогаю слабым, когда слышу их просьбы о помощи. Тебе моя помощь не требуется. Хотя может …

Я почувствовал саркастическую усмешку другого, который молвил:

– Иди, иди пока. Впереди еще так много неожиданностей подстерегут на жизненном пути. А судьбой не разбрасывайся. Не то приберу к себе раньше времени.

В руках у него вдруг появился листок бумаги. И тут же еще один лист скользнул на землю, которому никто не придал значения. Я нутром понял, что лист в руке мои грехи, а на земле лежит листок с достоинствами. Он просто упал и лежит.

– Что вы смотрите на мои грехи? Где взять столько благих намерений, чтобы вымостить себе дорогу в ад? Где праведность? Где грех? Где у них границы? Кто может судить, не познав воли и неволи, потрясений радости и горя! Тот не жил у того в жизни только чистые страницы.

– Нет мне рано. Я еще наберу достоинств. Я наберу благих намерений. Нарисую их угольком от костра души и донесу их. А что дальше? Можно будет решать в споре. Тогда можно будет спорить о каждом деянии в списке до хрипоты до драки, а там как получится, – выпалил я. – Свет видит не только зрячий!

– Ну, смотри, какой храбрый. Потому подождем с твоим определением места, – сказал первый, и оба исчезли, словно и не было.

Далеко впереди я увидел слабый свет и снова бросился бежать. Я теперь знал, куда я бегу. Я бежал от своего прошлого в свое будущее. Которое пока еще только светится слабым огоньком вдали, но сделать его ярче я могу только сам и не в одиночку.