– О Господи! Это же ужас! Преступление! То, что ты мне сейчас рассказываешь. А если это они умертвили твоего ребенка?
– Не думаю. Мне кажется, он вообще не умер. Сквозь туман от препаратов, которыми меня обкололи, когда начались роды, я слышала его крик. А потом провалялась без сознания несколько дней. А когда очнулась, не было больше ни ребенка, ни возлюбленного.
– Но ты же могла потребовать… хотя бы объяснения.
– Могла. Но не потребовала. Я совершенно не была готова к материнству. Меня намного больше занимала наука. И мне было предоставлено все, о чем только мог мечтать начинающий ученый.
– А потом? Ты не попыталась выяснить судьбу своего ребенка?
– Нет. Я по-прежнему не готова к материнству. И что бы с ним тогда ни случилось, сейчас уже ничего не изменишь.
Здесь Агате не хватило всей ее хваленой «божественной интуиции» предположить, каким образом вскоре перевернется вся ее такая налаженная жизнь. Как всплывет это тщательно забытое прошлое и какой выкрутас, не подчиняющийся никакой логике, готовит ей ближайшее будущее, опровергая все ее теории. И только ОНО – Антизнание сможет в какой-то мере соответствовать этому новому повороту в ее жизни. И что-то объяснить.
Детектив, которого нанял Карл за очень большие деньги (надо было доплачивать за строгую конфиденциальность при ЛЮБОМ исходе) выяснил, куда исчезает его дочь каждый месяц. Это было нечто неожиданное. Карл был готов ко многому, но не к такому повороту. И Карл попросил Лору провести с ним ближайший weekend в Лондоне. Они с Лорой жили отдельно и договорились пока не обнародовать их помолвку. Лора выговорила себе год, объяснив, что не готова «вот так вот вскочить в брак». Карл согласился.
– У нас впереди вся жизнь, год можно и подождать.
Лора на поездку с радостью согласилась, она обожала Лондон – галереи, бутики, театры, пабы, лондонскую толпу, состоящую в большинстве из русских беглых олигархов, их жен, отпрысков, любовниц, потеснивших арабскую люксовую клиентуру. Истинных британских сэров встретить здесь было так же трудно, как индейца-майори на 5-й авеню Нью-Йорка.
Но действительность, с которой столкнулась Лора в этом путешествии, превзошла все ее экзотические представления об этом городе. Начиная с отеля, в который ее привез Карл.
Это был шикарный отель-тюрьма, то есть буквально устроенный в настоящей бывшей тюрьме. Обычный номер состоял из трех камер. Две камеры – сама комната, еще одна – ванная. Чуть получше – из четырех. А похуже – из двух. Обстановка выдержана вполне в духе. Кровати, прикрученные к полу, железный стол без острых углов, на одной ноге, тоже прикрученной, и холодная плитка под ногами. В дверях решетчатое окно, правда, закрывающееся изнутри номера, а не снаружи. От клиентуры нет отбоя. Особенно от сомнительной. Платят бешеные деньги.
Ностальгия, что ли, замучила? Или, наоборот, предусмотрительно привыкают? Но Карл-то откуда такие места знает?
Сам Карл вел себя тоже более чем странно – «отпросился» на целый день под каким-то дурацким предлогом, отдав в распоряжение Лоры свою банковскую карту и предложив ей не экономить на шопинге.
– Ну хоть в музей вместе сходим, – взмолилась Лора. – В «Виктории и Альберт» чудесная выставка Леонардо.
– Может быть, завтра. Пожалуйста, мне очень нужно. – Вид у него был решительный и растерянный одновременно. – А сегодня вечером мы идем в ночной клуб.
Лора смирилась. И отправилась тратить деньги – гулять так гулять. Она шлялась целый день по городу, пообедала в новом русском ресторане, совершила набег на любимый «Харви Николс» и вернулась в отель, уже после семи вечера. Карла еще не было. Зато все пакеты с обновками прибыли.
Она прилегла на тюремную коечку и задремала. Во сне к ней пришла Беа – говорила что-то ласковое, гладила по волосам, убаюкивала – словом, вела себя как умная подруга или старшая сестра.
Проснулась Лора от легких прикосновений. Она открыла глаза – Карл сидел на постели и нежно потряхивал ее за плечо. Она взглянула на часы – шел двенадцатый час ночи.
– Собирайся, Ло, в полночь начинается представление.
– Какое представление? – не поняла спросонья Лора. – Ночь на улице.
– Бесы именно по ночам и резвятся. А мы посмотрим.
Выглядел ее возлюбленный более чем странно, был болезненно возбужден, и возбуждение это вряд ли было вызвано причинами приятного свойства. Вид у него был встрепанный, в глазах Лора заметила нечто похожее на страх. Он даже подергивал головой в каком-то нервном тике. Лора никогда еще не видела его в таком встревоженном состоянии. Карл всегда отличался завидным хладнокровием, даже при решении самых сложных проблем. Именно за это его и ценили крупные вкладчики и сомневающиеся клиенты помельче. В их профессии хладнокровие было качеством первостепенной важности.
И Лора никак не могла предположить, что довело его до состояния такой болезненной взнервленности. И почему на ночь глядя нужно было переться в какой-то ночной клуб? Она бы предпочла просто поужинать вдвоем. Ну и потом, конечно же, ночь любви. А зачем еще уезжают с любимыми на weekend в другой город?!
Но у Карла на уме было нечто совершенно другое, очень определенное. И притащил он ее в Лондон, и в этот отель, похоже, не просто так. Ну что ж, будем рассматривать это как приключение, решила для себя Лора. Она приняла душ, оделась во все новое и явилась Карлу очаровательной феей. Он даже забыл сделать ей комплимент. Просто схватил за руку и потащил в ожидавшее их внизу такси.
Клуб находился на маленькой улочке где-то в районе Сохо. Он так и назывался «КЛУБ». Никакой зазывающей рекламы, свойственной таким заведениям, на здании не обнаружилось. Они спустились в полуподвальное помещение, где дважды уточнили их резервацию, Карл оба раза назвал вымышленную фамилию. Их в полутьме провели за столик, расположенный в закутке, чуть на возвышении – якобы ложа. Принесли шампанское, разлили по бокалам. Карл даже не пригубил – он сидел в напряженной позе, сцепив руки и уставившись на маленькую пустую сцену.
Лора вгляделась в темноту зала – все столики были заняты, казалось, яблоку негде упасть, официанты с трудом протискивались к клиентам. Публика выглядела вполне респектабельно, хорошо и явно дорого одетые мужчины в возрасте примерно от сорока до шестидесяти. Некоторые с дамами, правда, спутницы были больше похожи на подружек, чем на официальные половины.
Никаких экстравагантных групп не наблюдалось. Потом, когда Лора узнала, сколько стоил подобный вечер, она поняла, почему молодежи это было не по карману.
Началось представление.
На сцену, похотливо виляя бедрами, вышла огромная бабища, почти великанша, в неглиже. На ней было подобие белья из дешевого секс-шопа, нечто кожаное, выставляющее практически напоказ интимные части тела – огромные, размером с дирижабль груди, неохватные трясущиеся от жира ляжки и ручищи мясника с пещерами заросших подмышек. На руках она несла ребенка, которого прижимала к груди. Когда она развернула «дитя» лицом к залу, оказалось, что это взрослый мужчина-карлик. Уродству их обоих могли позавидовать персонажи из фильма-хоррора. Или цирка уродов. Началось действо. Великанша медленно, со вкусом начала раздевать «малыша», пока не оставила в исподнем – грязноватых, когда-то белых трусах и детской маечке с Микки-Маусом. Гномик капризничал, пищал, дрыгал конечностями, всячески показывая свое неудовольствие. Она опять взяла его на руки и, выпростав невероятного объема сиську из кожаного лифчика, прижала к ней «младенца». Тот вцепился ручонками в грудь и, заглотив сосок размером с хороший персик, принялся громко сосать. На лице гренадерши застыло выражение экстаза, она откинула голову, пустила слюну удовольствия и, засунув огромную лапищу между ног, энергично затеребила свой маково-алый орган.
Ее одутловатое лицо скомкалось в нечто отдаленно напоминающее пародию на флиртующую.
Зрелище было настолько омерзительным, вульгарным и тошнотворным, что Лора не в состоянии была смотреть это дальше. Повернувшись спиной к сцене, она залпом опустошила бокал и тут же сама налила себе еще, так как на Карла рассчитывать не приходилось, он вел себя как загипнотизированный – полуприкрыв глаза, он наблюдал за происходящим на сцене как бы в сомнамбулическом сне.
Когда Лора снова повернулась лицом к действу, картинка уже изменилась – теперь карлик висел на теле великанши вниз головой, с зажатым между ее колоннообразных ног лицом и усиленно работал ртом все над тем же органом. При этом он умудрялся босыми ножками теребить ее соски. Она же, обхватив его за талию таким образом, что член упирался ей прямо в глубокий пупок, производила его телом ритмичные поступательные движения.
