Как бы то ни было, пусть вялую и позиционную, но свою войну со словом Урусов вел ежедневно и неукоснительно. Сегодняшний вечер не стал исключением. Принеся в комнату благоухающую чашку кофе, Саша включил компьютер и, пока тот приходил в сознание, распахнул окно. Сделал он это не ради воздуха, городского, теплого, не замедлившего заполнить помещение, а для того, чтобы поздороваться с большим пирамидальным тополем, росшим метрах в пяти от стены дома. Тополь этот был примерно Сашиным ровесником, но выглядел седым стариком из-за серебристого оттенка своей листвы.
Занимался Урусов, сидя не на стуле, а в кресле, потому что, во-первых, любил подбирать под себя ноги, а во-вторых, он больше думал и курил, чем стучал по клавишам. Мягкий отдаленный шум вечернего города, доносившийся в открытое окно, деликатный шелест тополиной листвы, даже ровное дыхание вентилятора в системном блоке – все располагало к покойной и плодотворной умственной деятельности. Однако вопреки этому внешнему благоприятствованию работа у Саши сегодня не задалась. Затеяв переделку какого-то абзаца, он за несколько часов совершенно истощил свой мозг, но удовлетворительного результата не добился. Может быть, ему мешала собственная чрезмерная взыскательность, а возможно, просто духота и недостаток в воздухе кислорода.
Что ж, духота действительно была фактором вполне объективным. Фактором неотвязчивым, утомляющим, хотя и привычным для жителя волжского степного города. Даже когда за окном смерклось, когда в положенное ей время в город пришла очередная ночь, то и она оказалась немногим свежее минувшего дня. Посмотрев на часы в углу экрана, Урусов вздохнул, хрустнул пальцами и потянулся. Пришла пора щелкнуть «Завершение работы».
Саша выбрался из кресла, оставив после себя на обивке два влажных пятна, и подошел к окну. Много дней Урусов ждал, когда повеет в воздухе горьким дымом с алюминиевого завода. «Алюминька» находилась на севере, и ее дыхание обычно предвещало городу прохладу. Но сегодня, как и много недель подряд, воздух окрашен был запахом «литейки» с тракторного завода. Это означало, что ветер по-прежнему дул восточный – он-то и гнал откуда-то из Казахстана эти злокачественные неисчислимые триллионы калорий.
Итак, день выгорел, оставив по себе зольный смрад заводских дымов, выгорел, снова до бесчувствия насильно напоив землю давно уже не нужным ей теплом. Урусов лежал в кровати, разбросав конечности, а по телу его, щекоча, скатывались там и тут капельки пота. Когда он был маленький, Татьяна Николаевна вешала в детской на окно мокрую простыню и приходила ночью ее менять. Но однажды утром она все равно нашла Сашу спящим на полу: мальчик сполз туда в поисках прохлады. Можно было и теперь попробовать перебраться на пол, где, возможно, его освежил бы низовой сквознячок. Но пока Урусов обдумывал этот вариант, сон распорядился по-своему и сковал Сашу там, где он был, – в постели.
– Хай! – Кукарцев вошел без стука. – Есть проблемы? Он пересек кабинет и, не дожидаясь приглашения, плюхнулся в гостевое кресло. Хозяин офиса встретил его воспаленным взглядом, полным надежды. При появлении Кукарцева он немедленно выбрался из-за стола размером с портовый причал и бросился к вошедшему:
– Здорово, Викторыч! Проблемы не то слово! – воскликнул он, страстно пожимая гостю руку.
– Фу, – поморщился Кукарцев, – ты что такой потный? – Он обтер ладонь о свои белые штаны. – Ладно, садись, рассказывай.
Хозяин кабинета, повторяя машинально его жест, тоже отер руки и присел рядом. Волнение, очевидно, путало его мысли.
– Всю ночь не спал! – объявил он сокрушенно.
– Ты ближе к делу, Михалыч, – тенькнув инкрустированной «Зиппо», Кукарцев закурил.
– К делу, к делу… – смятенно повторил за ним Михалыч. – Тут такое дело, что ты удивишься.
Кукарцев опять поморщился:
– Валяй, короче.
– Короче если тебе сказать… – На лице Михалыча выразилось почти отчаяние. – Если короче, то мою бабу вчера поимели.
– В каком смысле?
– Ну… изнасиловали, чтобы тебе понятнее, – с мукой в голосе уточнил Михалыч.
Кукарцев хладнокровно пустил дым под журнальный столик.
– Кто?
– А я откуда знаю, Викторыч! Он ее прямо в подъезде прижал, ножик показал, и куда деваться… Извращенец какой-то или уколотый: все с разговорами к ней приставал…
– А она?
– Ну что она… ни бе ни ме от страху… Он нес чего-то, нес, а потом минет ей выдал, сволочь, и ушел. Даже серьги не снял.
– Минет, говоришь?
– Ну да. Ему самому неудобно было: у него одна рука не действовала, что ли…
– Стало быть, минет… – Кукарцев задумчиво тенькнул зажигалкой. – С твоей бабой понятно. Но я-то здесь при чем, Михалыч?
– Как при чем? Ты же моя «крыша», вот и помоги.
– Во-первых, – возразил гость сурово, – я уже говорил тебе: забудь про это слово. Крышуют бандиты, а мы – консалтинговая фирма. Во-вторых, мы решаем деловые вопросы, а здесь… ты меня извини, мало ли чего в жизни не бывает. Ты в милицию-то обращался?
Михалыч скривился:
– В какую милицию, Викторыч, ты же сам там работал!
– М-да… Ну и чего ты хочешь?
– Как чего… чтобы ты этого козла нашел, ну… по своим каналам.
– Я не про то, – перебил Кукарцев, – я спрашиваю, чего ты конкретно хочешь? Чтобы ему ноги переломали за твою жену или на деньги его поставить? Какие идеи?
Взгляд Михалыча принял более осмысленное выражение. Чуть подумав, он ответил:
– Вообще-то, конечно, лучше на деньги.
Кукарцев засмеялся:
– Вот за что я люблю вашего брата! Но ты слишком не надейся: если он на игле, с него вряд ли что возьмешь.
– Тогда хоть ноги…
– М-да… – опять задумался Кукарцев. – Неохота мне этой ерундой заниматься.
– Ну Викторыч! – взмолился Михалыч. – Тебе ерунда, а мне нет… Я сам заплачу сколько надо, ты только сделай что-нибудь.
Кукарцев поколебался еще секунды три и сказал:
– О’кей… Беда мне с вами…
Встав с кресла, он подсел к большому столу и развернул к себе телефон. Набрав известный ему номер, Викторыч нахмурился:
– Аллоу, гостиница?.. Кто это?.. Таран?.. Это Кукарцев на проводе… что?.. Кук, я говорю!.. Ага… Слышь, Таран, там Квазик в конторе или на выезде?., что?.. Дай мне его побазарить.
Кукарцев покосился на Михалыча и успокаивающе мигнул.
– Аллоу! Квазик? Это Кук тебя приветствует… ага… Слышь, у меня к тебе разговор нетелефонный, ты у себя будешь? Нес? О’кей, через двадцать минут я у тебя и перетрем.
Бросив трубку, он повернулся к Михалычу.
– Олл райт. Сейчас слетаю в гостиницу к ребятам, пусть ихний профсоюз поищет твоего однорукого.
Хозяин кабинета, весь мокрый, несмотря на работающий кондиционер, радостно подался к Кукарцеву:
– Спасибо, Викторыч!
– Но-но… – холодно отстранился Кук. – Потом будешь благодарить – Квазика отдельно, меня отдельно. Понял? Си ю лэйтэ.
Десять секунд спустя Виктор Викторович уже выходил из офиса на раскаленное крыльцо. Прямо у ступеней, перегораживая проход, стояла «бээмвуха», белая, как кукарцевские штаны, и едва слышно чревовещала. Кук не глушил мотор, чтобы кондишн в его отсутствие не дал нагреться салону.
Усевшись в машину, он протянул было руку, чтобы включить музыку, как вдруг почувствовал животом зуд. Привычным жестом выхватив из-за пояса мобильник, Кукарцев нахмурился, как делал всегда, когда говорил по телефону:
– Аллоу!..
Но тут же лицо его распустилось:
– А, Сашок! Мы вас приветствуем! – Свободной рукой он продолжал нашаривать магнитолу – Я-то?.. Кручусь, старик… дела, бизнес… Что?.. К тебе, поговорить?.. Есть проблемы?.. Могу, конечно, давай в сикс о клок?.. Пиво брать?.. О’кей, Сашок, конец связи.
С этими словами Кук нажал кнопку, и мощные динамики забились в дверях так, что снаружи могло показаться, будто кто-то запертый рвется из машины наружу. «Бээмвуха» негромко низким голосом рыкнула, присела и одним прыжком исчезла из виду.
До шести было еще очень и очень далеко. Пару минут Урусов просидел, подперев мобильником щеку. Потом он пошарил под собой ногами. Тапок не было; свесив голову между коленей, Саша убедился в этом воочию.
– Что за чудеса… – пробормотал он, однако поиски не продолжил. Встав с некоторым усилием с кровати, он отправился в ванную босиком.
Вычистив зубы, он не оскалился, как обычно, а, присунувшись к зеркалу, изучающе посмотрел на свое отражение. То ли сбой режима и события минувшей ночи оставили свой отпечаток, то ли Урусов давно не рассматривал внимательно свою физиономию, но ему показалось, что глаза его сегодня глубже сидели под черными бровями, а кожа как-то теснее облегала скулы. Не придя в восторг от своей внешности, Саша, тем не менее, заставил себя закончить туалет и не исключил из программы даже бальзамирования плеши.
Но вот чего не мог он себя заставить, так это поесть. Аппетита не было, и Урусов не умел его вызвать усилием воли. Не в Сашиных правилах было пить кофе на пустой желудок, однако и день сегодня выдался для него необычный. По некоторым признакам, как то: сон до полудня, исчезновение тапок и осунувшееся лицо, можно было предположить, что Александр Витальевич хватил накануне лишнего. Но, как известно, вернувшись вчера из Комсомольского садика, он ничего спиртного не употреблял и спать лег в положенное время. Что же случилось за ночь такого, что Урусов проспал едва ли не до обеда, а проснувшись, стал вызванивать Кукарцева? Ответ на этот вопрос дал он сам, потому что, пока разбалтывал в чашке свою порцию «Чибо», принял естественное для литератора решение: записать ночные события по горячим следам.
