– Галочка, заходи.
– Вот, вырвалась на часок, кофейком угостишь?
– Без вопросов.
– Пришла посплетничать. Мой Голованов пристал с шашлыками, они с Соколовым совсем заработались, уже и по выходным пашут. Юрка выдохся, а твоему, хоть бы что. Поедем в Лесинки?
– Не знаю, как Сашка.
– А что Сашка? Раньше такие вопросы ты решала без его высочайшего дозволения, а он принимал это, как факт. Не пойму, что у вас с Сашкой происходит? Вроде, все как всегда, а сердцем чую, какая – то кошка между вами пробежала.
– Никаких «кошек». Похоже, мы просто устали друг от друга. С тех пор, как Кира уехал, у нас в квартире мертвая тишина. Сашка – в компьютере, я – в телевизоре. Не то, чтоб не о чем поговорить, просто как – то лень. Мои дела его не интересуют, а в его я уже давно не вникаю.
– Может вам съездить куда?
– Не уверена, что это поможет. Нужна какая – то встряска, кардинальная.
– Ага, давно проблем не было!
– Ну, не знаю. Слушай, я тебе сейчас покажу одну интересную книжку, мне одна девушка из Оренбурга подарила. Выпущена к юбилею города. Открывай, где закладка.
Галина осторожно раскрыла толстый альбом. С портрета на нее смотрела красивая женщина в старинном платье.
– Ой, это же тетя Аня!
Лялька рассмеялась.
– Вот и я сначала так подумала. Ты прочти подпись.
– «Анна Владимировна Печенкина». Это что же, наша прабабушка?
– Она. А теперь внимательно посмотри на ее украшения.
– Лялька, с ума сойти! Это же наши побрякушки. Вот мамины серьги, а вот твое кольцо и заколка.
– Точно. И колье и браслет.
– А еще что-нибудь написано?
– Очень мало. Так, общие сведения, то, что и нам известно.
– А про украшения?
– Ничего. А портрет этот где сейчас?
– В городском музее.
– Что делать будем? Нужно же что то делать!
– Нужно. Моя мать всегда была уверена, что эти украшения имеют какое – то отношение к завещанию ее деда.
– И моя в этом уверена. Но завещания никто не видел.
– Вот именно.
– По – моему, нужно ехать в Оренбург. Не может быть, чтобы историки, которые составляли этот альбом, ничего не знали.
– Давай для начала с нашими мамами посоветуемся. Они наверняка что– то знают.
– Приезжайте в пятницу на дачу, захватите тетю Аню, там и поговорим все вместе.
– Ладно. Мясо привезем, остальное за вами. Не знаю, матушка сподобится ли, но попробую уломать, ты же знаешь, как она «любит» Соколова!
Лялька сидела перед телефоном и прикидывала, вовремя она позвонит матери или опять промахнется. Ей необходимо застать мать в хорошем настроении, чтобы та согласилась поехать на дачу к Головановым. Матери нельзя было звонить: первое – во время программы «Вести», второе – когда шли сериалы, а третье – когда она «занималась собой». Можно заполучить такую отповедь, после которой будешь считать себя последней негодяйкой, мешающей ей жить.
Лялька вздохнула, так и не сообразив, очередной ли сериал или сеанс релаксации, и набрала ее номер. «Ну, трубку бросит, в первый раз что ли!» После третьего гудка раздался голос, по которому никак нельзя сказать, что отвечает пожилой человек.
– Мама, здравствуй, как ты себя чувствуешь?
– Жива пока, если ты об этом. Что ты хотела?
– Галина приглашает на дачу в пятницу, поедешь с нами?
– Это с кем, с вами? С твоим Соколовым? Могла бы не спрашивать, к нему в машину я не сяду! Он способен так организовать аварию, что пострадаю я одна, а вы останетесь невредимы.
Лялька всегда удивлялась абсурдности ее заявлений. Ну зачем, скажите, ее мужу, как бы он не ненавидел тещу, подвергать опасности и себя и жену? Проще, с Сашкиными деньгами, нанять киллера и прихлопнуть надоевшую старушку. Этот разговор происходил каждый раз, когда они собирались выехать за город. По сценарию, Ляля должна начать ее уговаривать. Но в этот раз ей не хотелось начинать все сначала.
– Хорошо, как хочешь, мама, – сказала она спокойным голосом.
– Как это как хочешь? А Кира не может меня отвезти?
– Они с Катей уехали к ее родителям в деревню.
– С этой профурсеткой? Как ты могла отпустить мальчика?
– Мальчик уже несколько лет бороду бреет, мама! Я уже давно не могу ему запрещать самостоятельно принимать решения.
– Смотри, Елена, это выйдет тебе боком. Будешь нянчить чужого ребенка.
– Почему чужого?
– Потому, что принесет в подоле. От этой деревенской девицы, с которой он связался, всего можно ожидать!
– Какой подол, мама, он же парень!
– Не цепляйся к словам, ты меня прекрасно поняла, я знаю.
– Да, я учту все, что ты мне сказала. Так ты поедешь? – вернулась Лялька к цели своего звонка.
– Глупый вопрос, – ответила Анна Андреевна и отключилась.
«Можно было и не звонить, все равно ничего не выяснила. Только время потеряла!»
«И что этот хмырь за мной увязался? Нужно как – то от него уйти», – прошел уже месяц, а Леон так и не придумал, где взять деньги, чтобы расплатиться с Дохлым. Со вчерашнего дня он заметил, что за ним ходит какой-то парнишка. Видимо Дохлый приставил к нему «охрану», чтобы тот не сбежал. А куда ему бежать? Здесь какая никакая работа, да и мать не бросишь. Леон шел по улице, подняв воротник куртки. Начало лета не баловало хорошей погодой. Дул пронзительный ветер, и Леон, в своей тоненькой курточке, промерз до костей. Зайти погреться в кафе он не мог, денег не было даже на сигареты. Он остановился у городского музея и посмотрел на выходивших из него школьников. «Дожил, в кармане десятка, только на билет в музей и хватит», – Леон потянул на себя тяжелую дверь. В этом старинном особняке, некогда принадлежавшем одному из самых богатых жителей города, он не был с детства.
Когда– то в младших классах, их водила сюда его первая учительница. Леону этот поход запомнился тем, что Пашка Дохлов, сунув руку в открытую пасть чучела бурого медведя, не смог вынуть ее обратно. Экскурсия была сорвана, а Пашке потом пришлось вести мать к директору школы.
Леон купил билет и прошел в зал. Молодая девушка, по виду сама еще школьница, что– то рассказывала группе старшеклассников. Как ни странно, все ее внимательно слушали. Леон подошел поближе. Девушка стояла перед портретом красивой женщины в бархатном платье. Леону показалось, красавица на портрете кого– то напоминает, где-то он уже видел это лицо. Он стал напрягать память. «Нет, не помню. Может, в детстве видел этот портрет». И тут его взгляд остановился на колье изумительной работы, украшавшем шею женщины. Пять рубинов каплями свисали с золотого обруча. Такого же размера рубины были вставлены в перстень, серьги и заколку в волосах. Тонкое запястье обхватывал браслет, украшенный камнями немного меньшего размера. Браслет он узнал сразу. Всю жизнь он лежал у матери в шкатулке. И только на прошлой неделе, когда стало стопроцентно ясно, что денег взять негде, Леон заложил его в ломбард. Надо было отдавать проценты Дохлому.
Леон прислушался.
– Семья Печенкиных была одной из самых уважаемых в городе. Афанасий Михайлович очень любил свою жену Анну и дочерей. Этот портрет он подарил ей на рождение младшей дочери Елены. К сожалению, никаких документов, касающихся этой семьи, не найдено, во время революции особняк был занят новым правительством, а имение в Беляевке сожжено. Существует легенда, что украшения, которые вы видите на Анне, должны послужить ключом к получению наследства.
– Простите, а существует завещание? – Леон не смог сдержать любопытства.
– Конечно, теоретически, оно должно быть. Но, повторяю, подлинных документов семьи Печенкиных в музее и архивах города нет.
«Вот оно, спасение.» Не об этом ли рассказывал мне старый Кац? А ведь портфель с его бумажками до сих пор лежит на антресолях. Так вот откуда его, Леона, корни! А он всю жизнь страдал от «серости» родителей. Так чьи же это предки, матери или отца? Судя по тому, что браслет хранится матерью, то это ее бабка, или прабабка? Слава богу, мать жива. Она должна помнить, откуда у нее браслет. Леон вышел из музея и оглянулся. Его машина, которую Дохлый забрал у него еще на прошлой неделе, стояла у входа. «Издевается, сволочь, нарочно демонстрирует слежку. Ну ничего, недолго осталось.»
Леон улыбнулся сидящему на водительском месте парнишке и, больше не чувствуя холода, бодро зашагал в сторону городской больницы.
* * *
– Мама, как ты сегодня?
– Хорошо, сынок, меня скоро отпустят домой на выходные, доктор разрешил. Как ты там без меня? Люба за тобой присматривает?
Леона обычно до зубовного скрежета раздражали эти разговоры. Мать по– прежнему считала своего сына маленьким мальчиком, который не способен сварить себе еды и погладить рубашку. С Любой они расстались после этой истории с Антипкиной. Любовница, чувствуя себя в какой – то степени виноватой, постепенно сокращала количество свиданий под разными предлогами, а потом и вовсе со словами «прости, милый» предложила мирно разойтись. Он с облегчением согласился, бросить женщину первым ему не позволяло воспитание.
