Старуха в ярком платье, шляпе с цветами и с длинной сигарой – та самая, что требовала песо, за каждое нажатие кнопки фотоаппарата – расцеловала Алехандро.
– Хочешь ее сфотографировать? Эй, старая кошелка, давай-ка мы тебя увековечим!
Старуха не только не обиделась, но и развеселилась и начала выделывать всякие смешные па.
Алехандро взял у меня фотоаппарат и сфоторгафировал меня вместе со старухой.
– А теперь ты нас сфотографируй, старая карга!
Старуха повиновалась.
– У вас будут очень красивые дети! – сказала она, глядя на получившиеся фото.
Мы расхохотались.
– Ага! Обязательно! Всенепременно! Такие же красивые балбесы и раздолбаи, как мы!
Воспоминание о муже и мысль, что я не имею права предавать его и свекров, с которыми мы пережили так много горя, выскочило, как сноска на полях моего сознания, вернув меня в реальность. Я не должна пытаться разделить счастье с кем-то другим. Алехандро – всего лишь темнокожий гид, от которого следует откупиться парой сотен баксов и забыть его навсегда.
Он мгновенно почувствовал перемену в моем настроении, быстро распрощался со старухой, и мы вышли на площадь, выбеленную солнцем.
Жара навалилась на нас с новой силой. Мы шли молча. Мои ноги, не привычные к выщерблинам и провалам на мостовой, не слушались меня и заплетались от внезапно навалившейся усталости.
Мне вспоминались неприятные семейные разговоры, ночные исчезновения мужа, звонки некой Люси. И еще более неприятные, хотя к нам вроде бы и не относящиеся, исповеди знакомых мужчин о неизбежности супружеских измен и кризисе семейных отношений.
– Ты устала? Я хочу пригласить тебя в ресторан, который тебе понравится. Там прохладно, есть белое вино во льду.
Он постучал в полукруглую кованую дверь, как по волшебству возникшую в ближайшей стене. Мы оказались в зале пышного испанского особняка, где витражи на окнах создают полумрак, а на столах горят свечи.
Официант во фраке открыл бутылку риохи.
Я взяла кусочек льда из ведерка и наблюдала, как он медленно тает в руках.
– Прекрасный ресторан.
– Я знаю владельца. Для своих здесь хорошие цены. Ты теперь женщина Кахакинта. Ты мафия.
Он сжал мою руку со льдинкой. Его глаза казались в теплом свете свечи фиолетовыми.
– Я буду скучать по твоему храпу. – Мы долго смотрели друг на друга. – Я уезжаю в старость.
– Куда уезжаешь? – Мне было неловко за глупую фразу, но он продолжал допытываться: – Ми рейна! Скажи мне, я не понял, куда ты уезжаешь?
Он никак не мог понять, что я говорю, и я написала на листочке: «Я уезжаю в старость».
Он перевел со словарем. Перечитал и еще раз проверил слова по словарю, чтобы убедиться, что правильно понял. Поднял на меня глаза. Он посмотрел удивленно и одновременно серьезно, и от этого мне стало еще более неловко.
Я закрыла лицо руками:
– Не важно. Забудь.
– Нет, я понимаю… Я понимаю тебя. Но это не наступит завтра. Поверь.
Меня вдруг прорвало:
– Я хочу жить с тобой в твоем доме!
– Ты просто так говоришь сейчас. Ты не сможешь.
– Смогу! – сказала я фанатично. – Я хочу забыть все и жить с тобой…
И замолчала, чтобы не сказать «в твоей хижине».
«И мне плевать, что ты моешься моим дорогим, изготовленным на заказ шампунем! Мне плевать, что ты потерял крышечку от моей драгоценной зубной пасты «Рембрандт»! Мне наплевать, что ты пердишь и рыгаешь после еды и сморкаешься в кулак, стряхивая сопли в окно! Все это, а также твой грибок на ногах совершенно не мешает мне быть с тобой самой счастливой женщиной на Земле! Я вылечу твой грибок. Это несложно».
Все это быстро пронеслось в моем сознании, а вслух я сказала:
– Только давай купим стиральную машину.
Он рассмеялся:
– Купим стиральную машину! Ха-ха-ха! Стиральная машина в моем доме! Ха-ха-ха!
В офисе «Аэрофлота» нам пришлось ждать своей очереди среди русских. На нас не смотрели. От нас подчеркнуто отворачивались, и я почувствовала себя очень некомфортно. Мои щеки начали пылать.
Алехандро обнимал меня за талию как ни в чем не бывало. Попытался меня поцеловать, я отвела глаза.
Девица, которая стояла перед нами, кашлянула и отодвинулась, встав в нескольких шагах от очереди.
– У нас не принято целоваться в общественных местах, – шепнула я ему.
– Я не глупый, я все понимаю. Все эти люди спали с кубинцами, но только ты этого не скрываешь.
– С чего ты взял, что все они спали?
– Я видел, как ведут себя такие люди в отелях. Поверь. Это они здесь такие – о-о-о! Важные…
Я уже отвыкла от русской речи и от волнения чуть было не заговорила со служащей по-английски.
В этот день я сдала обратный билет, вернее обменяла его на другой, доплатив полцены и продлив свое пребывание на Кубе на максимально возможный для туриста срок.
На балконе с причудливой кованой решеткой и карнизом, сплошь заросшим папоротником, большой, как бутылочная пальма, темнокожий мужчина развешивает красные простыни, которые свисают до следующего этажа. Заметив нас, он сделал знак, чтобы мы поднялись.
– Это мой старый друг Ариэль. У них твой чемодан. Пойдем, я вас познакомлю.
Мы зашли в арку и поднялись по раздолбанной мраморной лестнице некогда роскошного подъезда.
Дверь нам открыла жена Ариэля. Меня поразило количество массивных браслетов из красного золота на ее руках. А в ушах и носу у нее было проколото несколько дырок с продетыми в них крупными золотыми кольцами, украшенными орнаментом и цветными камнями, и ее крупные черты лица терялись от такого изобилия украшений.
– Они торгуют ганжей, – шепнул мне Алехандро, – очень богатые люди! У них есть телевизор и даже ди-ви-ди!
Волосы женщины выбелены и заплетены в косу, торчащую вверх на макушке. Короткий джинсовый топ не скрывает живота, на котором татуировка в виде бабочки на ветке плюща скрывает шрам от кесарева. Массивные бедра женщины обтягивают джинсовые шорты.
Хозяйка провела нас в гостиную с мягкой мебелью.
Я уже обращала внимание, что на Кубе утеряна традиция чистки мебели. Вот и в этом доме диван и кресла, обитые гобеленом, оказались грязными и вонючими. Ариэль настойчиво предлагал мне присесть. Я, естественно, этого делать не хотела. Но, чтобы не обижать хозяев, села на самый краешек.
В гостиной, кроме Ариэля и его жены, находилась еще одна женщина, тоже в джинсовых обтягивающих шортах и также увешанная браслетами. Она молча изучала меня недобрым взглядом. Оказалось, сестра жены.
– Алехандро, твоя чикита – белая?! – спросила она по-испански, но я за время пребывания на Кубе научилась немного понимать этот язык.
– Да та самая, о которой я вам рассказывал, – гордо ответил Алехандро.
Воцарилась тишина, все воззрились на меня, а я не могла оторвать взгляд от алтаря во всю стену с композициями из костей, переплетенных бисером и ракушками. В центре алтаря возвышался коровий череп, украшенный ракушками каури и кистью из волос.
Невольно вспомнился текст в нете про религиозные культы с человеческими жертвами, каннибализмом и ритуалами вуду.
– Что ты такая напряженная, расслабься! – похлопал меня по плечу Алехандро.
Алтарь размещался на полках стенки из полированного шпонированного ДСП. Такие стенки были в СССР в каждом доме. Здесь же стоит телевизор и DVD-магнитофон, а над ними, рядом с черепом, лежит маракас и пятибаксовая купюра.
На шее у Ариэля болтается на толстых цепях крупный крест из красного золота.
Алехандро поймал мой взгляд.
– Эти люди, которые курят ганжу, они такие религиозные! Очень религиозные! Они постоянно молятся своим богам. – Он начал тыкать пальцем в икебаны из костей и бисера: – Это Обатала – бог, который создал людей, это Йемайа – прародительница, это Очун – женское начало, а это Чанго – мужское.
– А это? – Я показала на чучело из тряпочек и палочек в виде человечка.
– А это Абакуа. Ха-ха-ха! Он отвечает… э… за образование.
Хозяева смастерили и закурили косяк. Передали нам.
– Попробуй. Хорошая ганжа. Сорок баксов за два чистых косяка.
Я не выдержала:
– Сорок баксов?! Откуда такие цены? В Москве и то дешевле стоит. А у вас-то можно растить на балконе!
– У нас это нелегально. Поэтому дорого.
– А у нас, ты думаешь, легально?!
– Такие цены. Мы не можем снижать их.
– Да это как билет на шоу Мадонны! Да на хрен мне, ваще, ваша ганжа!
– Для тебя двадцать!
– Вы что думаете, я тупая туристка?! Я инсайдер! Я сама на подоконнике выращивала, когда помоложе была. – Ариэль и его баба вытаращили глаза от моей наглости. Но меня прорвало. Я не собиралась покупать у них ганжу, и мне надоело, что меня здесь все пытаются развести. – Короче, я знаю цены, я – человек бизнеса.
Ариэль сглотнул и сказал:
– Ок, десять.
Но я уже догадалась, что пятибаксовка на алтаре – это и есть реальная цена.
И тут я вскочила. Не потому, что собралась уйти, а потому, что мне показалось, будто какое-то мелкое существо прыгнуло с кресла мне под юбку.
