Сергей Ильичев - Бесогоны

– Ты где брал воду? – спросил келейника Виссарион.

– В озере, а что это? – ответил тот, слегка побледнев.

– Температура тела меняется… Это уже хуже… – и тут же Олегу: – Что ты остановился? Читай, не останавливаясь ни на минуту…

А Виссарион, взяв в руки кусок мела, стал обводить им круг вокруг стула, на котором сидел Илья, но при этом сам оставался в нарисованном им кругу…

Олег снова перестал читать, так как вдруг увидел, понял, что он оказывается вне зоны действия защиты нарисованного монахом круга, и в недоумении замер…

– Не останавливайся, читай, если хочешь жить… – уже чуть ли не кричал на него Виссарион.

В это время стоявший на улице пастух Василий, державший в руках здоровенную жердь, что было сил ударяет ей по стенке часовни.

От этого неожиданного звука вздрагивает Илья и машинально крестится Олег.

– Не слушайте никого, кроме меня, – повысив голос, взволнованно говорил Виссарион. – Что бы отец лжи сейчас ни начал говорить, не слушайте его… Илья, мы спасем тебя, спасем силой и именем Иисуса Христа.

Второй удар по стене заставляет Олега искать глазами выход.

– Илья, ты веришь во Иисуса, ты веришь в то, что можешь быть спасен? – уже почти выкрикивает монах.

Илья лишь согласно кивает головой.

И вдруг туманная дымка начинает заполнять помещение часовни.

Это Василий запалил дымовую шашку и поднес ее к открытой дверце подпола.

– Читай! – снова кричит Виссарион Олегу.

– Мы спасем тебя, поверь, мы не отдадим тебя ему… Илья, ты веришь в то, что Иисус может исцелить тебя?

Илья уже сам начинает кашлять…

– Так исцелись же!.. – уже в полный голос кричит монах, который сам словно бы преобразился в этот момент и предстал перед глазами Олега с всклоченными волосами, напоминая исчадие ада…

И тут Олег выскакивает из часовни.

Из-за угла часовни пастух Василий видит, как келейник, поддерживая руками подрясник, несется к оставленному на берегу катеру, и в третий раз, словно вдогонку, ударяет жердью по стенке часовни…

Когда Виссарион вышел на крыльцо, монастырский катер уже отошел от берега, набирая скорость.

Монах распахнул двери, чтобы вышел дым.

Илья молча сидел на своем стуле.

– Теперь, чадо, встань и подойди ко мне, – сказал ему Виссарион, стоящий на пороге часовни с распростертыми руками.

Ступни Ильи оставляли на полу мокрый след.

Он подошел к монаху и опустился на колени, а тот обнял его, как некогда отец обнимал своего вернувшегося домой, пусть и блудного, но любимого сына.

И, стоя в дверном проеме часовни, подняв голову к небу, монах начал о чем-то просить Бога… Его губы шептали неведомые нам слова, а по его щекам текли слезы.

И вот они уже плачут вместе, проникаясь осмыслением простого чуда, ощущения себя свободным, которое совершалось у них на глазах.

Они так и стояли какое-то время, высвечиваемые первыми лучами солнца.

– Хорошо-то как, Господи! – произносит Илья, после того как монах распахнул свои объятия.

Когда, перепуганный от увиденного в часовне, Олег гнал свой катер к монастырю, он успел увидеть, как в сторону острова Безымянный несется моторная лодка с вооруженными людьми.

В кабинете архимандрита Арсения было несколько монахов, когда вошел его келейник и бросился к настоятелю за благословением.

– Ты что взмыленный такой, как будто за тобой черти гнались? – с улыбкой спросил своего келейника архимандрит.

– Вы, Владыка, всегда как в воду глядите… Ну и страху я там натерпелся…

– Все свободны, – сказал Арсений и, когда присутствующие вышли из кабинета, обратился к келейнику. – Рассказывай…

И Олег поведал настоятелю монастыря о том, как монах Виссарион совершал в его присутствии чин изгнания беса из Ильи. И что он даже видел, как тот бес выскочил из часовни, когда он уже отплывал…

– Ты не ошибаешься? – спросил настоятель и перекрестился.

– Как вас видел… рыжий такой. Мне уж, грешному, казалось, что он ко мне в катер сейчас вскочит…

– Креститься надо, когда кажется… Так, говоришь, Илья на Безымянном у Виссариона?

– Да! Виссарион сказал, что совершал чин отчитки Ильи согласно воле его родителя…

– Ну да…

– И еще… когда я уже на несколько километров отъехал, то видел, как в направлении острова едет катер с вооруженными людьми…

– Точно! А то ведь у страха глаза велики…

– Точно…

– Ступай… и приведи себя в порядок, а то волосы всклочены, чумазый… сам как черт…

А на Безымянный действительно пожаловали гости. Их было не так много, но они были вооружены.

– Василий, – обратился Виссарион к пастуху, – где там твоя берданка?

И уже через минуту пастух принес монаху старинное ружье.

– Оно хоть заряжено? – спросил Виссарион.

– Если бы… – ответил пастух.

– Ну ничего, Бог не выдаст – свинья не съест… Иди, ступай к старушкам в часовню.

Василий ушел, а вместо него на крыльцо вышел Илья.

Приехавшие уже стояли на расстоянии десятка метров от часовни.

– Нам сказали, что тебя переводят на другой остров… – начал один из них.

– Вот когда переведут, тогда и приезжайте.

– Самый смелый, как я погляжу? – спросил монаху второй бандит.

– Да нет, просто за церковь православную да и за державу обидно…

– И что, выстрелишь? Тебе же по сану непозволительно…

– Умные, смотрю, стали… Так я же не нападаю, а святыню защищаю, а это разные вещи. Одного, а может быть, и двоих из вас положить успею, а там как судьба повернет… Есть среди вас готовые сегодня к смерти?

Нападающие повернулись и пошли к лодке.

Уже из лодки один из них крикнул:

– Три дня… тебе даем, чтобы ты сам подготовился к смерти…

И, заведя мотор, отчалили от берега.

На следующий день пропал Илья, да и не просто пропал, а на монастырском катере.

Виссарион и Василий стояли на берегу, глядя на пустой причал.

Теперь путь Виссариону был отрезан напрочь. Он даже при желании не смог бы съездить в монастырь за помощью.

И тут батюшка Михаил сделал вынужденную паузу, вызванную звоном, оповещающим о конце учебного занятия.

– Завтра продолжим… – сказал он, улыбнулся и покинул аудиторию.

Вечером семинаристы Фома, Александр и Геннадий сидели на своей скамье, но монах не пришел. И вскоре друзья разошлись, им необходимо было выполнять свои послушания.

В ту ночь Фома долго не мог заснуть. Главная причина заключалась в том, что в ночи, после двенадцати, он слышал удивительное, божественное пение ангелов, как я сам его для себя определил. Это было такое пение, от которого слезы наворачивались на глаза, которое было способно увлекать за собой на любой подвиг, давало силы претерпевать страшные муки и даже совершать чудеса героизма во имя ближнего и родного отечества. Но, в отличие от известного ему пения птицы Феникс из увиденной в детстве киносказки «Садко», эти чарующие звуки не усыпляли душу, не уводили ее за собой в мир грез и иллюзий. Наоборот, слышанное им пение пробуждало душу, и она уносилась в небеса, а сам он наполнялся неведомой ранее силой сродни богатырской.

И ему хотелось узнать, откуда могло исходить звучание этого небесного пения. Он поднялся и вышел из спальни. Каково же было его удивление, когда он понял, что пение неслось из подвального помещения. Фома начал спускаться вниз. И, сделав несколько поворотов по подземным лабиринтам семинарских корпусов, он увидел подземный зал, высвеченный сотней свечей.

Более двадцати человек в монашеских рясах с капюшонами на головах, стоя на коленях, слушали человека в черном, находившегося перед ними на некотором возвышении. Он вдохновенно говорил:

– Вы уже знаете, что каждое действие, совершаемое в ходе богослужения, есть как бы повторение одного из действий на земле Самого Спасителя. И, если провести параллель, вспомнив для примера, как некогда Бог скрывал тайну Древа познания добра и зла от Адама с Евой, так и наше высшее священноначалие, возомнив себя прообразом Бога на земле, скрывает уже от нас великое таинство жертвенной братской любви. Хотя, – и тут говорящий сделал паузу, – в чем-то они и правы. Разве можно допускать до этого всеосвящающего божественного единения в любви наше обмирщившееся белое священство, которое и роль требоисполнителей выполняет с грехом пополам… Нет, братья мои. Связь с миром небесным, его божественная полнота и даже само бессмертие – это удел избранных, церковной элиты…

Тут поднялась рука одного из семинаристов.

– Слушаю тебя, сын мой, – сказал человек в черном.

– А как же тогда обстоит дело с женщинами?

– Хороший вопрос, и я на него тебе отвечу! В момент соития мужчины и женщины в браке, освященном таинством венчания, действительно приоткрывается небесная завеса, и благодать Святого Духа также участвует в таинстве деторождения, когда по молитвам любящих супругов Господь дарит право на жизнь их будущему ребенку. Но сегодня люди извратили чудо этого таинства, превратив его в элементарную случку. Плебс теперь очень редко соединяется для продления своего божественного рода, а лишь ищет чувственных удовлетворений от самого момента, который они назвали оргазмом, тем самым разрушая свою плоть и очень быстро превращаясь сначала в древних стариков и старух, а затем и в земной прах. И это лишь одна из тайн века сего, о коих мы будем говорить во время наших последующих встреч. И еще раз повторюсь: связь с небом и его тайнами открывается лишь избранным… К этой великой тайне издревле не допускаются женщины, чьи рассудки давно уже помрачены от алчного желания власти не только над мужчиной, но и над всем миром. Поэтому-то женщины и не допускаются в святые алтари наших храмов…