Ознакомительная версия.
Нескладный сосед вскоре появился – естественно, с лестницей, вволок ее в квартиру, довольно ловко снял шторы в обеих комнатах и на кухоньке и предложил – раз уж такое дело и стремянка в квартире – заодно протереть все люстры и лампы.
Светка, разумеется, согласилась.
Примерно через час на пороге возникла маленькая и сухонькая дамочка со смешным пучочком редких седеньких, словно птичий пух, волос, в кремовой блузочке с кружавчиками и брошкой у воротника.
– Мамочка! – обрадовался Виталий и, спрыгнув со стремянки, подлетел к бабульке и прижал ее к себе.
«Ничего себе! – удивленно подумала Светка. – Давно не виделись, что ли? Какие нежности, блин! С ума рехнуться».
Это, конечно, была Нора Сергеевна, маман Виталика и «добрый ангел» Лизы – по его же словам.
Познакомились, поболтали, поохали, и Нора пригласила Светку и Маринку на ужин.
Так и сказала:
– Прошу к нам на ужин!
Есть, конечно, хотелось страшно. Но не менее сильно хотелось и пивка – холодного, разливного, с пушистой пенкой. А к пивку заказать каких-нибудь острых куриных крылышек барбекю себе, а Маришке – пиццу. Та, как все дети, могла молотить эту пиццу три раза в день.
Светка уже поглядывала в окно, где напротив окон Лизиной квартиры давно зажглась неоновая красная мигающая реклама пивного бара и пиццерии одновременно.
Но, делать нечего, пришлось соглашаться. Соседи все-таки, да еще и с добром.
Соседская квартира была похожа на теткину, только поопрятнее, что ли. Сразу было понятно, что здесь живут бедные, но аккуратные люди. Та же старая мебель, темные и тяжелые шторы, старинные светильники и всякие прибамбасики вроде статуэточек с дамочками и собачками, да еще и небольшие натюрмортики, облаченные в богатые и слегка побитые с углов рамы.
Ужин был старушечий, скромный – гречка, куриные окорочка и тонко порезанный свежий огурчик – понятно, не лето. Неизбалованные и голодные девочки ели быстро и жадно, пока Светка вдруг не перехватила слегка испуганный и растерянный взгляд хозяйки. Та, кстати, тут же смутилась и стала предлагать добавки. Светка расстроилась, от добавки отказалась и пнула дочку, схватившую еще одно куриное бедро, ногой под столом.
Потом неловкость прошла, долго пили чай с вареньем из райских яблочек и вспоминали Лизу. Точнее, вспоминала, конечно, Нора – внучатой племяннице вспоминать-то было особенно нечего. В детстве на Лизу внимания никто из детей не обращал – ну, приехала родственница из Ленинграда, привезла каких-то сладостей и пластмассовых копеечных пупсов, да и бог с ней.
А Нора все рассказывала. Оказывается, Лиза была чудесной. Умницей, скромницей, трудягой. Это она, Нора, устроила ее на работу – понятно, в музей, где трудилась сама. Лиза не была сплетницей, к людям была доброжелательна, на чужую беду отзывалась всегда, делилась последним куском, последней копейкой – ну, и вообще, последняя из могикан: таких сейчас не делают и таких почти не осталось. Виталий мать не перебил ни разу, только кивал и во всем соглашался.
Светка подумала, что она бы свою мать уже раз сто перебила, даже заткнула и, не стесняясь, дала бы понять, что она, мать, всех порядком достала.
Маринка уснула прямо на стуле, и тогда Нора засуетилась, заизвинялась, запричитала и стала требовать, чтобы девочку уложили у них – будить ребенка нельзя. Ни в коем случае: вредно для психики.
Светка попробовала поспорить – при чем тут психика? Надо – значит, разбудим, подумаешь, дело какое!
Но Виталий мягко ее прервал и сказал, что матушку надо послушаться – она женщина чрезвычайно умная и образованная, что ей, Светке, и так было понятно давно.
Маринку уложили на диване в «столовой», где, собственно, и происходил праздничный ужин.
Скоро отправилась «домой» и Светка, слегка растерянная от того, что дочка остается у соседей до утра – «Или, может, все-таки разбудить?» – попробовала поспорить она.
«Ни в коем случае! Идите, дорогая, отдыхайте, а завтра с утра, на свежую голову, – милости просим на завтрак! Питерский завтрак», – захихикала Нора и лукаво взглянула на сына. Тот радостно согласился и закивал головой.
«Чудны́е, – думала Светка, укладываясь на жесткую теткину тахту. – Чудны́е и, кажется, добрые. Славные. Не такие, как мы, смешные, манерные, чопорные. Хотя нет, чопорные – это, кажется, не про них. Чопорная у нас Альбина. Мама так и говорила: «Альбина – чопорная дура!» А эти – эти другие. Как с другой планеты, что ли. Все-таки немножко смешные, но милые. Чудаковатые, вот!»
Светка подобрала нужное слово и тут же, успокоившись, моментально уснула.
Еще бы. Денек выдался, мама моя дорогая! Никогда раньше она так не «припахивала» – видела бы маман, не поверила бы ни в жизнь!
Ни за что б не поверила! Решила бы, что дочка свихнулась.
Завтрак был тоже чудно́й – на черный хлеб было намазано масло, а сверху была уложена редиска – тоненькими колесиками – и посыпана солью. Ленинградский бутерброд – так весело объявили соседи. И вправду, это было просто и вкусно. Запивали отличным кофе, который варил Виталий. И снова беседы, беседы – про Норин музей, про войну и блокаду, про физику – непонятно, но любопытно, – Виталий был физик. А потом все пошли гулять. Виталий показывал гостям достопримечательности любимого города, рассказывал увлекательно, живо, словно заправский экскурсовод. А уж в Русском бразды правления взяла Норочка – так про себя теперь называла ее московская гостья.
«Прозавтракали и проужинали» неделю. А в Москву Светка с Маринкой больше не вернулись – Виталий сделал ей предложение, которое горячо (Светке, правда, показалось, что слишком горячо) поддержала его странная, но симпатичная мамаша.
Светка вздохнула и согласилась – немного странный Виталий ей нравился, а вот ее предыдущая жизнь совсем нет. Она с дрожью вспоминала московскую квартиру, переполненную родней до краев, – бесконечные дрязги, разборки, шумных сестер, претензии матери, свары детей, горы грязной посуды и кучи брошенного в ванной белья. Здесь, в Питере, она впервые задумалась о том, как бестолково, глупо, крикливо они все живут. И ей стало так тошно и стыдно, что в прежнюю жизнь совсем расхотелось.
Она позвонила матери и без подробностей сообщила:
– Выхожу замуж за Лизиного соседа, Нориного сына Виталия. У нас все хорошо, свадьбы, конечно, не будет – а на фиг нам это? Да, конечно, приезжай. О чем речь? Привези, кстати, мои и Маринкины вещи. И возьми ее документы из сада.
Обалдевшая Нина, только подлечившая свою назойливую язву, разумеется, тут же бросилась в Питер. Не вовлекая в подробности младших дочерей – начнут завидовать, она их знает. Светка выходит замуж? Ну ни фига себе! И что это мы, дуры, не рванули туда?
Нина, как всегда, не ждала ничего хорошего – очередной подвох жизни, не иначе. Ну кто возьмет мою ленивую толстую дуру? Да еще и с довеском?
Она старалась припомнить этого Виталика, Нориного сына, но выходило плохо – на кой черт ей тогда было обращать на него внимание? Какой-то соседский пацан. «Наверняка дурак! – подумала она. – Иначе объяснить все это нельзя».
В голову лезли и дурацкие мысли – а вдруг это как-то связано с Лизиной квартирой? Вдруг этот Виталий с помощью дуры Светки хочет завладеть теткиной площадью? Ну, тогда он в пролете. Альбина собирается активно принимать участие в дележке наследства. «Все этой стерве мало! – со злостью подумала озабоченная и расстроенная Нина. – Ох, ничего, конечно, хорошего. Снова какое-нибудь дерьмо. Обязательно всплывет, непременно! Ждать от этой идиотки Светки чего-то хорошего? Да бросьте! Ни от Светки, ни от жизни вообще! Плавали, знаем. К нашему берегу – то говно, то палка».
С тяжелым сердцем она вышла на перрон Московского вокзала и пошла пешком. Питер, как все нормальные люди, она обожала и с жадной радостью оглядывала Невский и знакомые места.
Она долго держала палец на звонке, а дверь не открывали. Теперь она так отчаянно забеспокоилась, что покрылась липким потом – что-то случилось. Дочку и внучку убили! Из-за этого чертова наследства!
Никакой логики в ее опасениях не было – потому что никакого наследства еще в принципе нет.
Она прислонилась к стене и заплакала. В эту минуту открылась соседняя дверь, и с громкими криками к ней бросилась внучка.
Нина разрыдалась, схватила девочку, жадно целовала ее и все спрашивала, где мама.
– Мама с Виталиком поехали в магазин. – Маринке надоело обниматься, и она стала вырываться из цепких бабкиных рук. – Мама и Виталик поехали в магазин, – раздраженно повторила она непонятливой бабке, – а мы с бабулечкой, – тут Нина вздрогнула, – раскладываем пасьянс. Хочешь, и тебя научим? – великодушно предложила внучка и опять повторила: – Хочешь?
Ознакомительная версия.
