Александр Снегирёв - Бил и целовал (сборник)

Ее идеал – семья, в которой муж и жена трахаются, с кем пожелают, и честно рассказывают друг другу о своих приключениях. Ложь и тайны разъедают то, что в телешоу называют «отношениями». Но не может она взять да и рассказать Курице, что носит не его ребенка. Он не настолько передовой. Не хочет она ставить его перед таким выбором. Он, чего доброго, примет ее такой, какая есть. А это и будет самое отвратительное. Слабый мужчина, который со своей бабой совладать не может. Если он и такой, то не она откроет в нем эти качества.

«Прости. Психанул. Очень тебя люблю», – он написал ей эсэмэску в соседнюю комнату.

Услышал сигнал ее телефона.

Вскоре и его телефон просигналил.

«Я беременна, а ты орешь на меня. Что будет, когда я рожу? Ты бросишь меня с ребенком. А я на старости лет буду с ним нянчиться».

Она написала это, а думала о другом: если бы ему так не приспичило быть папашей, она не была бы вынуждена идти на ухищрения, ложиться под хлыща из пентхауса. Хоть тот и рассказал кое-что полезное о рынке акций. Да и в постели оказался не промах. Все-таки свежий воздух и здоровое питание имеют значение.

Получив сообщение, Курица вздохнул, как перед работой, которой нельзя избежать, но которая не столько трудна, сколь занудна, вздохнул и стал писать про свою минутную слабость, про то, что он несказанно счастлив, что наконец случилось то, что случилось, что он благодарен и… Он хотел что-то еще написать, но из закромов памяти высунулась утренняя фотография. Курица помрачнел, ничего больше к посланию не прибавил и отправил как есть.

– Ты меня любишь? – Блондинка подошла и заглянула ему в глаза.

– Люблю, – ответил Курица, отворачиваясь.

– Правда? – Блондинка развернула его лицо к себе, как монитор. – Почему ты со мной? Я же старая.

– Ты меня возбуждаешь, – не соврал Курица.

– Не надо нам ссориться. Важно, чтобы ребеночек чувствовал, что мы серьезно друг к другу относимся, и не ушел от нас.

Они обнялись.

– Я чувствую, у тебя все получится с этим рестораном. Это будет модное место. Ты станешь знаменитым. Он в тебя поверил, ты невероятно талантливый.

– Я сейчас туда собираюсь. Пойдем вместе.

– Ты правда хочешь, чтобы я пошла с тобой?

Эта ее дурацкая манера сомневаться в его искренности. И как в ней сочетается умение руководить и эти приступы сомнения?

– Хочу.

– Только голову помою.

– Ты же мылась недавно.

– Голову не мыла.

– Минут за десять-пятнадцать успеешь? Я хочу пешком, нет настроения за руль садиться.

Блондинка радостно кивнула и заперлась в ванной. Через полчаса он стучался к ней в дверь. Раскрасневшаяся, с распушенными волосами, блондинка вырвалась к нему в клубах пара. Словно из кипящей кастрюли выпрыгнула.

– Я ужасно выгляжу!

– Может, тебе не ходить?

– А что мне, дома торчать все время?! Хочешь, чтобы я девять месяцев дома просидела, пока ты будешь веселиться?!

Курица опустил взгляд в пол. Оттуда, с полированных каменных плит, улыбался дог с фотоаппаратом.

Он больше не торопил ее и не заметил, как она, поменяв три платья, оказалась на улице вместе с ним.

– Я пойду с мокрыми волосами! – жертвенно заявила блондинка.

– Заболеешь, – отрешенно ответил Курица.

– Ты же меня торопишь!

Дома́ придавили газоны, водопроводные трубы прошили. Трубы были выпущены перед домами красными и синими петлями. На петлях узлы-вентили. Фонарные столбы пришпилили асфальт, чтобы, когда налетит ураган, эти декорации не снесло и земной шар не остался голым и убогим, как картофелина.

Улицу затапливало. Сильный прилив. Вода поднималась из сточных отверстий, образовав на тротуарах и проезжей части порядочную акваторию.

– Я перенесу тебя, – предложил Курица.

– Не надо, надорвешься.

Курица поднял ее на руки и пошлепал вброд в своих вьетнамках.

– Голова кружится, давай я сама пойду.

– Еще чуть-чуть, тут вода, – Курица не выпускал блондинку.

«Голова кружится? Потерпишь! Смотри, как я тебя несу на руках. Как невесту». Он нарочно держал спину очень прямо, чтобы показать и ей, и прохожим, что ноша совсем не тяготит.

– Тебе хорошо? – спросил он ее.

– Меня тошнит, но мне хорошо.

Одной рукой она обнимала его шею, другой касалась груди. Запах ее волос окутывал и дурманил. Он почувствовал к ней такую нежность, что захотелось превратиться в этот запах.

Навстречу шел видный парень. Он улыбнулся им.

– Видел, как он на меня посмотрел! – обрадовалась блондинка, забыв о дурноте.

Она не знала, зачем жить, если не нравишься мужчинам, если не чувствуешь их любви. Курице захотелось бросить ее на тротуар, в воду. Шмякнуть об асфальт. Лужа кончилась, но Курица продолжал нести.

– Ну хватит, поставь меня.

Курица не слышал.

– Меня укачивает!

Она ударила его кулачком в грудь, только тогда он очнулся. Она недовольно соскочила с его рук.

«Если пройду до той плиты за два шага, то скоро все позабуду… Как мерзко выглядят корешки пальм у самой земли… Сотни переплетающихся корешков лезут из-под кожицы-коры, словно черви… Если светофор загорится через десять секунд, то мне показалось… Раз, два… загорелся…»

– Почему мы не взяли такси? – спросила блондинка. – Пока дойдем до остановки, изжаримся.

Он не взял такси, чтобы не разговаривать с водителем. Не объяснять, куда ехать. Тут всего три остановки. Зачем такси? Он просто хотел пройтись. Кто ее просил увязываться за ним? Пусть теперь шкандыбает!

Ее каблуки стучали по бетонным, кое-где вывороченным корнями узловатых деревьев плитам тротуара. Вдруг она взмахнула руками и сделала два неловких шага. Вспышка бешенства озарила его сердце. Захотелось толкнуть ее, поддать ей хорошенько, чтобы кувырком полетела.

Он поймал блондинку за талию и, когда ему показалось, что опасность миновала, отпустил. И тут она упала.

Сморщившись, опершись на его руку, поднялась на ноги. На колене розовела небольшая ссадина.

– Больно? – участливо спросил Курица и погладил ее по заду. Почему по заду? Под руку попался. Не по ушибленному же колену гладить.

– Убери руки… пожалуйста…

Обжегшись ее ненавистью, Курица отнял руку.

– Все твоя спешка, – процедила блондинка.

– Хочешь, вызову сюда такси, поедешь домой?

– Не хочу домой!

– Но если у тебя нога болит…

– Не болит у меня нога! Сначала вытащил меня из дома, а теперь заставляешь возвращаться?! Наказываешь меня, да?!

Она перекосилась и зарыдала. Курица остановился. Он так возненавидел ее в этот момент, что боялся идти с ней рядом.

– Что ты стоишь?! Пойдем, а то в ресторан свой опоздаешь! Не прославишься! – выла блондинка, всхлипывая.

Проходящий мимо толстяк посмотрел на них, а потом еще обернулся несколько раз. Из ближайшего домика вышла квадратная мексиканская тетка. Блондинка, будто специально, рыдала все громче и громче.

В автобусе напротив них устроился черномазый балбес. Шорты, майка, мускулы, кроссовки. Ноги вытянул.

Блондинка ногу на ногу положила. Мысок ее босоножки и кроссовка черномазого покачивались в сантиметре друг от друга. Курица смотрел на ее ноги, на свежий педикюр, на здоровенный «рибок», и стало ему казаться, что ноги эти, белая и черная, одна к другой тянутся. Весь мир превратился для Курицы в это крошечное, размером со злополучную картинку, мелькающее расстояние. «Вот сейчас. Сейчас коснется».

Но они все не касались. И ног не отводили, и не касались. Будто нравилось им так балансировать на грани. Скорее бы уж стукнулись, тогда черномазый убрал бы свою, блондинка бы смутилась и свою отодвинула. Но нет, не стукаются. Решили его, Курицу, довести.

– Давайте уже! Чего мнетесь?! – крикнул Курица черномазому.

И совершил нечто невообразимое: схватил парня за щиколотку, блондинкину ногу схватил и начал их сталкивать. Черномазый аж съехал с сиденья совсем не мужественно, блондинка завизжала. Курица соединял их ноги, будто порванный электрический провод или подвесной мост, оборвавшийся прямо под ним. Веревки рвутся, и его сейчас разорвет. Курица не чувствовал, как черномазый лупил его свободной ногой, как блондинка старалась расцепить его пальцы. Он только приговаривал: «Давай, не стесняйся» – и сжимал две щиколотки тисками рук.

Обошлось без полиции. Курица никому вреда не причинил, зато сам получил несколько хороших ударов. Голова гудела, правое ухо, с отпечатком подошвенного слова Reebok, горело, и бешеная радость жгла изнутри. Курица ожил, будто барахлящий телевизор, по которому стукнешь – и работает.

– Я видел фотографию, – сказал Курица, когда они остались одни на пустой остановке.

– Какую фотографию? – вильнула блондинка, стараясь перегруппироваться.

– Твоя почта была открыта прямо на его письме. Там была фотография.

Блондинка вся стала камнем.

– Я специально это подстроила.

– Что?