– Сам охраняй!
– Японец уже согласился!.. дед утвердил!..
– Пусть лесники ищут безопасное место, – настаивает охрана.
Полетели смотреть то, которое самое безопасное. Голые скалы, галечная отмель, волны бурлят и мчатся. Дикий пейзаж. Эстетический минимализм. Кстати, не чужд японской традиции.
Охрана прикидывает:
– Так… Здесь и вон там сажаем снайперов. И вон на той скале. Отлично, они перекрывают подходы. В расщелины – наряды. За утесом прячем катер с группой. А оцепление в кустах здесь и здесь… и вдоль той кромки. Ну… годится!
Рыбинспекция теряет сознание:
– А ловить-то, ловить-то тут чего?!
Представитель администрации:
– А вот это не вашего собачьего ума дело. Поймают.
– Здесь даже триппер не поймаешь, здесь вообще ничего нет.
Наивным лесным людям объясняют, что за поимку отвечает другой отдел, специально обученный. Их проблемы.
Специально обученные решают проблемы. Тут же достают спутниковые телефоны и звонят в Ставропольский край. И командуют, что нужна живая рыба. Сколько? М-м, ну, давайте бочку. Нет, лучше две. Присылайте четыре.
И вот Ельцин и Хасимото на политической авансцене щеголяют друг перед другом дипломатическими манерами и весомостью своих великих держав и выпивают в свете прожекторов в смокингах, все за счет бюджета. А за сценой, за кулисами, там, где в чаду и смазке со скрипом проворачиваются колеса политического механизма, кипит бешеная работа, птеродактилями реют крылатые фразы, и пар из пор пахнет адской серой.
В бывшем образцово-показательном рыбоводческом хозяйстве Ставрополья крутят телефоны и хвосты соседям: скребут по сусекам, иначе тебе наскребут по сусалам. Подстанывая от исполнительности, набивают по бочке судака, карпа, форели и стерляди. А пятую бочку, на всякий случай, от всего пролетарского сердца, наполняют отборной икоркой черной паюсной. Показывают свое понимание политики Кремля. Прессуют это все да под самую под крышечку, чтоб – щедро, спрыскивают для свежести водичкой и грузят в самолет. Рыба взмывает в поднебесье и мчит со скоростью девятьсот километров в час. И холодеют от зависти теплые океаны со своими порхающими мальками: получите летучую рыбу по-русски!
Когда рыбинспекторы в Красноярске узнают подробности, у них начинается икота, переходящая в инсульт. Не водится в той речке тая рыба! Звонят мичуринцам в Ставрополье. Уж и от стерляди рыло воротят, а, удивляются там. Вот он, пресыщенный оскал капитализма. Где ж мы вам возьмем нельму? Какой чир?.. Пускай ловят что дают! Ихтиандры… А рыба уже к Уралу подлетает.
В Красноярске бочки перегружают в вертолет и везут на место. План простой: перед рыбалкой выпускать ее из бочек выше по течению, за поворотом, а поскольку течение быстрое, то деваться ей некуда: поплывет вниз. Тут ее и поймают.
На месте выясняется неувязка: река прямая, как стрела. Охрана позаботилась о безопасности. Ближайший поворот – в направлении горизонта. Километрах в шести.
– Доплывет! – уверяет охрана. – Рыба же.
– Да там сесть негде, – стучат по лбу вертолетчики.
В самом деле: тайга и скалистые берега. Сгоряча попробовали переть бочки на себе, но быстро остыли. Там и без груза пешему трудно пробраться.
– Да давайте их по одной на катер – и отвозите вверх.
– Да нету катера!.. Идет. Перед рыбалкой только и ус-пеет.
Прыгают, курят, бьют комаров: переходят к личным оскорблениям.
– Ты ж – вертолет! Завис – и спускай бочки на тросе.
– Завис он… над очком… Да нет у нас троса.
– Пач-че-му нет?!
– Не возим. Без надобности. Не положен так-то.
– В Красноярск за тросом – мушкой полетел!
Полетел мушкой. Через три часа тарахтит с тросом.
– Так. Давай, стропь. Смотри сюда! – вот так спустите.
– Да как же мы ее спустим?..
– Молча, тля!!!
– Да она ж… ух-х, с-сука… здоровая! Хрен ты ее на руках спустишь. Тут лебедка нужна.
– Да? Кулибин! Механизатор. Так давай лебедку!!
– Да откуда у нас лебедка?!!
Скопом оттеснили охрану, которая рвалась к мордам вертолетчиков – линчевать за саботаж. Позвонили на аэродром в Красноярск. Позвонили военным. Вертолеты отдельно, лебедки отдельно; и море ценных советов.
Все вибрируют, скелет как кастаньеты. Часы тикают. Зарплата капает, но завтра время может остановиться навсегда.
– Какого хрена! Стропь на тросе, закрепляй конец и вези по воздуху.
Застропили. Примерились.
– А там кто примет?
Черт. А там никого нет.
– Так! Ковригин – давай в вертушку. Там спустишься по тросу.
Ковригин давится сигаретой, дым идет из ушей, как у пораженного дракона. Лететь отказывается категорически. Я не десантник, не спецназ, по тросу сто метров из вертолета спускаться не буду. Готов заявление по собственному желанию.
– Суки! Д-о-л-г! Падлы! П-р-и-с-я-г-а! Кретины!
Г-р-у-д-ь-ю з-а-с-л-о-н-и-т-ь! Четыре человека – по берегу – бегом – арш!!!
Опера «Жизнь за царя» забуксовала и перешла в балет. По скалам и доброй тайге шесть километров бегом – это два часа на рекордный результат.
Через два часа вертолет тужится, отрывается, молотит воздух, наискось дергает бочку и разбивает об валун. С представителем администрации обморок. Стерлядь, живучая доисторическая фауна, резиновыми запятыми скачет в воду. Охрана ловит себе закуску. Вертолет с крышкой на веревочке криво удаляется.
– Садись, тварь!!! – орут все и трясут оружием, как партизаны на поляне.
От выстрела над ухом представитель администрации вскрикивает, переходя из наркоза к кошмару, и звонит в Красноярск. На его информацию они отвечают своими пожеланиями, из которых усыхание гениталий и перелом ног самые милосердные. Из трубки летят молнии, разя живых и мертвых.
Происходит общая задумчивость.
– Есть какие суда выше по течению? – спрашивают московские у местных егерей, лесников и рыбинспекторов.
– Да-а… должны быть. Это выше узнать надо.
– Где?
– В Монде.
– А ваше хамство, товарищи, неуместно!
Однако звонят на самый верх речки – в поселок, с безбашенной рекламой наименованный Монды. И выясняется – что идет самоходка!
Часах в двадцати выше по течению.
Ну, так. Бочки в вертолет. Вертолет в Монды. Что значит – заправиться?!! А-а-а!!! Вмондячить, согласно указанному пункту, барже той самоходной правительственные бочки в печенку и гнать сюда в гриву, чтоб вприпрыжку мчалась!!
В седую старь уходит нить анекдота, как иностранец в России пил с русскими и вспоминал: «Вечером я боялся, что умру. А утром пожалел, что не умер вечером».
Таким образом, глухое Ничто начинает обретать цвет в ядовито-зеленую поперечную полоску на фоне вечной ночи. Приближающееся сознание извещает о себе тонкой взлетающей тошнотой. И смерть грезится голубым ангелом с прохладно веющими крыльями. Здравствуй, я твое похмелье.
Сознание начинает бить в мозгах молотом, крушить все грязными сапожищами, гнилостно рыгать, и в конце концов по-хозяйски размещается в своем телообладателе, пыткой заставляя его вспомнить себя как капитана самоходной баржи.
Пространство вокруг постепенно становится каютой. Бутылки и огрызки объясняют самочувствие. Капитан восстанавливает свое местоположение в реальности. Тряся и звеня, плещет полстакана на поправку. И выставляет в окно на ветерок ужасный лик царя природы.
Начинает смотреть и думать, куда они плывут, и где. По реке они плывут. Но очень медленно. Совсем медленно. Можно даже сказать, что и вообще не плывут. Типа стоят.
Почему стоят? Кто на руле? Капитан требует у распадающейся памяти доклад о судовой роли. Экипаж баржи – кэптен энд ту бойз: классическая схема европейского каботажа кто знает.
На руле не стоит ни ту бойз, ни уан. Сибирский бой спит в рубке на палубе. Ссссученыш. И въехала баржа на мель. Вот, кстати, почему палуба кривая.
Ну, мель так мель. Дело житейское. Кто-нибудь пройдет – поможет сняться. Но для порядку капитан воспитывает смену: поднимает пинком, будит подзатыльником и вчиняет отеческий строгий допрос: хрен ли он? Мальчик кается: мычит.
И тут капитан цепенеет от космического холода: он сошел с ума. Вот ты какая, белочка. Милый, я твоя белая горячка. Что пил?.. А внутри него с абсолютной отчетливостью играет музыка. Средняя между оперой и балалайкой, в натуре такой не бывает, мелодия шизофрении. В нем нет силы противостоять галлюцинации, и он деревянными пальцами ощупывает мерзкую плоть.
И тащит из кармана спутниковый телефон, рассыпающий ноты во все стороны. Трое смотрят на телефон, как папуасы на клизму. Происхождение предмета загадочно, назначение необъяснимо. От невозможности принять осмысленное решение они нажимают зеленую кнопку с изображением трубки.
– …бу и высушу!!! – ревет людоед в телефоне.
– Ишь ты… – изумляется капитан.
– Где вы, вашу мать?!! где вы?!! ГДЕ ВЫ!!!
– Мы-то здесь… А вы-то что?..
– Рыба! Рыба жива?!
– Какая рыба?..
– В бочках, в бочках!..
