– Слушайте, ребята, – продолжает старпом, когда за Анатолием закрывается переборочная дверь, – что-то здесь не так! Я всегда нутром чую, когда меня наёбывают, даже если не могу понять, где и в чём! И сейчас я нутром чую: что-то здесь не так! Нужен план, короче.
– Конечно, не так, – говорит Антоныч. – Две зарплаты Эдуарда ставлю на то, что Анатолий пиздит!
А Антоныч, конечно, знает, что говорит. Сейчас он уже капитан третьего ранга, у него красавица жена и четверо детей, а служить на «Акулы» пришёл матросом на срочную службу в восемнадцать лет, и поэтому не было большего мучения на свете, чем сдавать Антонычу зачёты по устройству корабля. Хотя поначалу казалось, что всё сплошная легкотня.
– По каждой системе, – говорил Антоныч, – я задаю всего один вопрос. Отвечаешь правильно – зачёт у тебя в кармане! Даже не понимаю, зачем вам по два месяца дают на изучение корабля? Легкотня же! Вот какую систему ты сейчас хочешь сдать?
– ВВД![8]
– Хорошо, вот тебе мой один вопрос по системе ВВД: что такое крейцкопф?
И ты начинаешь лихорадочно перебирать в своём полужидком ещё мозгу всю систему ВВД, которую ты вообще-то выучил: баллоны, клапана невозвратные, клапана запорные, клапана проходные, клапана следящие, двубойные захлопки, а, не, захлопки – это же в вентиляции, компрессора, выдвижное РКП, насос на камбузе… Блядь, а что такое крейцкопф?!
– Эх, – вздыхает Антоныч с явно поддельным сочувстсвием, – а такой ведь простой вопрос! Специально тебе полегче выбрал! Ты ж свой, трюмный, можно и так сказать!
И ты бежишь в секретку, будишь там секретчика и требуешь выдать тебе обратно документацию по этой системе, которую ты сдал полчаса назад, потому что выучил же и что там сдавать-то вообще?
– А я и не убирал её даже, – говорит секретчик, – вот она так и лежит стопочкой, – у Антоныча никто с первого раза не сдаёт!
И ты начинаешь рыться в шести томах и приложениях со схемами в поисках этого, мать его, крейцкопфа и находишь его на третьи сутки, когда как раз подходишь к концу шестого тома и бежишь к Антонычу на дрожащих от радости ногах. Ну а как же – ты же теперь знаешь, что такое крейцкопф!
Так вот, именно Антоныч и предложил старпому план.
– Надо, – сказал Антоныч, – за ним последить, хуле тут думать?
– Точно! – обрадовался старпом. – Эдгар, позови-ка мне срочно сюда своих бездельников!
– Чоэта бездельников?
– Ну ладно, дельников, некогда мне тут с тобой в семантические споры вступать!
У меня не было в подразделении матросов – только офицер и мичмана. Автоматика – это вам не масло же в турбины заливать! Мичмана мои были просто, сука, опупенными! Мало пили и только в положенное время, специальности свои знали на отлично и всегда носили вкусную еду из дома! Ну и вот старпом поручил двоим из моей кодлы отличникам боевой и политической подготовки установить скрытое наблюдение за мичманом Анатолием.
Заступили на вахту. Через часок начали искать Анатолия – нет его. Как обычно, поорали по отсекам – прибежал с лицом в смазке и всклоченными волосами, доложил, что ремонтировал помпу. Ну, я, конечно, промолчал на такой откровенный пиздёж, потому как вот только недавно её запускал и, судя по наличию всех пальцев на руках Анатолия, вряд ли он в ней в этот момент ковырялся. Выслушали, похвалили, отпустили. Через пять минут заходят мои орлы, по гордому виду и выпяченным грудным клеткам сразу видно, что с заданием справились.
– Ну, рассказывайте! – торопит их старпом.
– Рассказываем! Мичман Анатолий, заступив на вахту, постелил себе ватничек под компрессором номер два и лёг спать. А когда до него донеслись крики из центрального, он намазал себе лицо и руки компрессорным маслом из специально припасённой им баночки и побежал к вам!
– Я так и знал! – торжествует Антоныч. – Вот же пипидастр!!!
– Да не, – бормочет минёр, который в полусне после вечернего чая заполняет вахтенный журнал своей смены, – он не такой, у него же жена есть и дети.
Тут я в первый и последний раз в жизни забрызгал свой «Молибден»[9] кофе, который как раз набрал в рот, чтобы проглотить.
– Ну, всё, минёр, снимай майку и отдавай Эду на протирку матчасти! – командует старпом.
– Чего это я? – не понимает минёр.
– Кто это у вас тут обосрался? – спрашивает командир, который в этот момент заходит в центральный и видит, как я оттираю коричневые брызги носовым платком.
– Да минёр опять, тащ командир! Не знает, что такое пипидастр, представляете?
– Да ладно? Минёр, а что ты вообще знаешь-то в этой своей бессмысленной жизни?
– Я всё знаю, тащ командир! Не надо тут!
– Да? Ну, доложи-ка мне, минхерц, какой главный половой орган у мужчины?
– Пф-ф. Понятно какой – хуй, чо тут?
– Минёр. Хуй – это то, что у тебя вместо головы находится, а главный половой орган у мужчины – это мозг, который находится в головах у остальных, у которых не хуй на плечах, как у тебя, а голова! Записывай, минёр, за мной, записывай! Я не радио и по два раза повторять не буду.
Ну а мичмана Анатолия мы потом в море не брали больше, что нам, своих бездельников не хватает, а тем более таких хитрожопых?
– Эдуард, что это? – Командир размахивает перед моим удивлённым носом зелёной школьной тетрадкой в двенадцать листов. Тетрадка зелёная, сильно ношенная и жёстко согнутая пополам вдоль.
– Тетрадка, тащ командир! – бодро отвечаю я.
– Да что ты говоришь! А я уж было подумал, что это ключ для запуска баллистических ракет! Ты хоть видел, что в ней написано-то?
Достаю из своего арсенала самые удивлённые в мире глаза:
– Да вапще её первый раз вижу!
– Тут, – говорит командир, разворачивая тетрадку, – собраны позывные почти всех узлов связи Советского Союза! Да ещё с именами дежурных и пометками об особенностях их характера! Готовишься отбыть на свою историческую Родину, вражья морда?
– Ага, Сан Сеич! Особенно на моей исторической Родине, в городе Челябинске, эта тетрадка представляет особую ценность!
– Да ладно, шучу. Вызови мне этого вурдалака сюда.
Вурдалаком он называет мичмана Прянкина из боевой части связи. Мы оба с ним знаем, чья это тетрадка, потому что другого такого человека, как Прянкин, нет и быть не может на всём белом свете.
Но давайте на миг отвлечёмся от Прянкина и посмотрим на боевую часть связи вообще. Связисты на флоте – люди особые. Вроде как и не бездельники, но чем занимаются конкретно – не совсем понятно. И даже засекречены от почти всех секретных членов экипажа. Живут, в основном, в своей рубке под названием «КПС» в девятнадцатом отсеке, на дверях которой висит табличка, которая гласит, что вход в эту рубку разрешён только определённым лицам: командиру, старпому, ну и ещё там нескольким. Естественно, в перечне должностей, допущенных в КПС, должность «командир группы автоматики ОКС» всё время забывали дописать, а значит, и бывать мне в ней, вроде как, было не положено. Если бы не одно обстоятельство – с командиром БЧ-4 (а это и есть номер боевой части связистов) мы дружили. На моей памяти это был, пожалуй, самый молодой командир серьёзной боевой части. Потому что минёры были и помоложе, но давайте положа руку на сердце, ну что это за боевая часть на стратеге – минно-торпедная?
Командира БЧ-4 звали Шовкат, и был он узбеком. Он был из тех, которые могли из скотча, конденсаторов и пакетиков от чая собрать компьютер и играться на нём в пошаговые стратегии типа «Икс-ком». Такие умные и умелые люди всегда вызывали у меня уважение. Шовкат был моим ровесником, а его подчинённые офицеры ещё моложе – вообще пацаны, собственно. Но несмотря на это, нареканий к ним не было никогда: ни одной антенны не погнули, ни одного сеанса связи не пропустили и прогнозы погоды всегда приносили вовремя.
Я с удивлением рассматривал их диковинные пульты, когда мы пили чай с Шовкатом в его кэпээсе, и спрашивал:
– Слушай, так у вас тут кнопки одни и лампочки со стрелками какие-то! А морзянку-то вы бить умеете?
– А то! Как от зубов!
– Ну-ка, набей мне что-нибудь быстренько, пока я последнюю печеньку доедать буду!
Шовкат брал в руки ручки и что-то там отбивал по столу.
– Что ты там бьёшь? Небось, туфту какую? У нас, у трюмных, слух музыкальный! Нас на мякине такой не проведёшь!
– Неа. Набивал сейчас, что ты дурачок и не знаешь, что у меня ещё пачка печенья от тебя припрятана. И даже набил где, но ты же этого не понял, маслопуп!
– Да я уже и наелся! А это что у вас?
И я срывал с пульта связи какую-то резиновую грушу, размером с кулак. Под ней оказался обыкновенный регулятор громкости.
– Что это здесь надето?
– Это «сиська».
– Почему это сиська?
– Ну, она такая же упругая и мягкая потому что.
Я надел «сиську» обратно и покрутил пальцами.
– Слушай, а точно же!
Зачем она там у них надета, я спрашивать не стал, но тут же захотел надеть такую же себе на «Молибден».
